Но я обхожу его справа, и приближаюсь для последнего выстрела в голову. Он сквозь жуткую боль пытается поймать меня в прицел:
— Бах! Бах!
Враг судорожными рывками разворачивается за мной, ложится на живот и громко стонет. Вытянул ко мне руку с револьвером, но оружие его гуляет в ладони — Паша почти ничего не видит. Но не стреляет даже на удачу, тоже решил оставить патрон, чтобы я не смог убить его в упор.
Но мне это и не нужно — стреляю с десяти шагов ему в голову, прямо в темя. Враг упал лицом в землю. Я посмотрел на него с жалостью — срубил парень много денег по лёгкому. Вздохнул и вернулся к камню.
Когда подошёл, секунданты и мои охранники уже вышли из-за укрытия.
— Дуэль можно считать состоявшейся? — устало спросил я.
— Ты обещал Перуну, — торжественно мрачно сказал Александр Иванович. — Ты кланялся камню!
— Пистолет, что ли, положить? — не понял я.
— Не-не! — воскликнул Григорий Васильевич, отбирая у меня револьвер. — На нём же нет крови! Кстати, где второй?
— Там, — показал я пальцем.
— Вот заодно захватишь, — сказал ректор.
Авдей расстегнул пиджак и с пояса снял немаленький нож в ножнах.
— Отрежь врагу голову, — сказал он серьёзно, протягивая оружие.
Я уставился на клинок.
— Ты сам пообещал Перуну жертвенную кровь! — мрачно молвил Александр Иванович.
Я заторможено протянул руку и взял нож.
— Ну, почему тебе не советовали завтракать, — добродушно сказал Мухаммед.
Я обречённо развернулся к трупу и побрёл на дрожащих ножках. Это правило дуэли, я просто должен это сделать…
— Вот за это я и не люблю пистолеты, — за моей спиной кому-то сказал Григорий Васильевич. — Шпаги всё-таки элегантнее!
* * *
Как увидели меня живого и здорового, Миланья снова плакала, а Катя цвела улыбками. Без нас они за стол не садились, прямо кусок не лез в горло. Но тут быстро собрали утреннюю трапезу. Авдей и Мухаммед уплетали за обе щёки, а я ограничился кофе. Сказал, что нет аппетита.
На политинформации Кати немного пришёл в себя, а на физкультуре даже почувствовал, что напрасно не поел с утра. Энергия кончалась быстрее обычного. Так что к обеду я совершенно восстановился и даже попросил добавку второго.
После обеда приехал курьер из дружины — я передал для майора пакет и приказал присылать курьеров каждый выходной. Позвонили из гордумы и попросили заехать, утрясти кое-какие формальности. Туда отправились с Катей, всё-то ей нужно знать, и с охранниками. Формальности заключались в имуществе вызвавшего меня мага.
Убиенный оказался недавним выпускником Рязанского общевойскового училища. Так бы меня из-за него не побеспокоили, но он при жизни владел целыми двумя участками земли, один из которых сельский. Оба участка отойдут Думе Рязани, вопрос только в том, за какой она мне передаст кадастровую стоимость. Катя сказала брать ту, что больше, и не париться отношением Рязани — не любить московских ещё больше они не смогут физически.
Вот что за беднота ко мне лезет! А у меня ведь расходы серьёзные. Одному только Григорию Васильевичу передал сто тысяч, не считая задатка и платы бойцам. Правда, конвертик немного в желчи и крови, и с парадкой пришлось распрощаться, но кто ему виноват. Самому брать деньги до дуэли не позволили принципы.
Выбрал я себе жизнь, полную страстей! А Паша мог спокойненько сносно жить только со своей земли, но ему захотелось большего. Глупо. Но всё равно жаль парня. В общем, возвращался я из гордумы в новой парадке, с грустным настроением и с задумчивой Катей. Дома обычные наши занятия. Катерина со всей магией не может выиграть у меня в шахматы, так требует, чтобы я больше решал и ей объяснял рекомендованных задач с двумя звёздами. А разговаривали мы по-английски или по-немецки на её выбор.
Вечером долгожданный День Рождения. Вкусный ужин и тортик с семнадцатью свечами. Я свечки задул и сделал Кате предложение. То есть пожелал, чтобы в новом для меня году она стала мне женой.
На этом месте она чуть не заплакала. Катя изучила этот вопрос, так дело не только в том, что я малолетка, но ещё и сиротка вдобавок. В обычном случае браки заключаются с согласия родителей, а в моём должен дать согласие князь Москвы. А он так ко мне настроен, если судить по разным деятелям, что мне этот годик тупо не прожить.
Я приказал ей не реветь и не грузиться. Одобрит князь брак, никуда не денется, не нужно думать о властителях плохо. Я вот прямо сейчас напишу ему прошение, а Катя при мне напишет своему боярину. Она, утерев слёзки, сказала, что попытка не пытка, и согласилась.
Потом были три сказочных дня с Катей. Дома, никуда не нужно ехать…
Не! Занятия наши никто не отменял. Но ведь дома, и Катя со мной! Ладно, не поняли и не надо — всё равно первого вересня начались трудовые будни. Меня привезли в Корпус учиться дальше, а Катерина на своей машине приехала преподавать английский и начала этикета.
Что кадеты второго курса приняли с воодушевлением, так это на месяц освобождение от наказаний на плацу. Просто плац оккупировали абитуриенты. Зато вместо шагистики все попали на полосы препятствий и стрельбу. И наказание или призы стали кардинальнее — десять кадетов курса получают в воскресенье увольнительные домой. Вообще, можно уехать в субботу сразу после практики на танках, а приехать в понедельник на политинформацию.
Я, конечно, оказался в десятке. Просто из принципа всегда быть первым. Ну, а там посмотрим. Значит, предупредил я Катю, позвонил домой, чтоб приезжали, а на последней паре инструктор мне и говорит зайти к ректору.
Я скинул танкистскую робу, быстро принял душ и в парадке явился в ректорат. Секретарь почти сразу пустила меня к ректору.
— Здравствуй, Григорий Васильевич! — сказал я, войдя в кабинет
А он поднял на меня усталые глаза и молвил грустно:
— Тебя опять вызывают на дуэль. Причина та же, твоё интервью. И ты можешь отказаться.
— Завтра в десять утра у Перунова камня на пистолетах, — тоном автомата оттарабанил я. — Прошу быть моим секундантом!
Дед вздохнул и сказал мрачно:
— Ладно. Иди, кадет.
Я строевым шагом покинул его кабинет. В машине ехал задумчивы-ы-ый. Пистолеты, конечно, так себе удовольствие, но с ними у меня есть неплохие шансы. И кончится же когда-нибудь у моих недоброжелателей желание меня убить!
Глава 14
Херр Крейц в собственном кабинете уставился в потолок, нервно тарабаня пальцами по столешнице. Он знал, что так поступают лишь неврастеники, и таких не берут в разведку. Однако херр именно служил в разведке и неврастеником не являлся. Во-первых, его никто сейчас не видел, а во-вторых, неврастеник на его месте не пальцами бы по столу молотил, а в прыжке пробил бы головой потолок.
Перед ним лежало прошение Катерины к своему боярину Андрею Пермякову о снятии с неё клятвы мага в связи с её замужеством за боярином Артёмом Большовым. Писано прошение по-русски. Подписано Катей полным именем. И пришло оно через немецкую почту. Только не хватало оттисков «проверено» от службы безопасности.
Катя, конечно же, всё понимала очень хорошо. Формально она рассекретила кадрового сотрудника спецслужбы, за что в цивилизованных странах полагается повешенье, электрический стул или пожизненное заключение, в зависимости от цивилизованности страны. Да вот только Гардарика нецивилизованная напрочь.
В ней по сию пору действуют древние правила и договоры, и Андрею какое-то время это очень нравилось. Рассекретила же его Катя формально, немцы давно знают, кто он и чем занимается. Но в цивилизованной Германии его нужно тащить в суд и доказывать, что жизнь Андрея под другим именем принесла безопасности государства ущерб. А будь он немцем и попробуй только тем же заниматься в Гардарике — да грохнут просто через пять минут.
Причём грохнут на основании договора, по которому неучтённый маг вне закона. Это соглашение доисторических времён создаёт магам Гардарики множество проблем — нельзя просто переехать в другое княжество и жить, о намерении посетить земли княжества нужно уведомлять за неделю, как минимум. Но все понимают, что Гардарика страна древних соглашений, и соблюдают правила. Чтоб не грохнули.