— Бах! Бах! Бах!

Ему пробивает руки. Он понял, в чём дело, пытается встать на колено и развернуться от меня…

— Бах! Бах! Бах! Бах!

Пробиваю ему жопу и бёдра, он наглым своим таблом воткнулся в траву. Вальяжно подхожу и носком ботинка переворачиваю его на спину. На лбу бисер пота, нос заострился, рот раззявлен стоном боли. Весёлости в выцветших от боли и страха глазах нет и следа. Я медленно подношу револьвер к его лицу, чтоб он видел. Ствол упирается в переносицу, его зрачки собираются в кучку, и я делаю последний выстрел:

— Бах!

В морде этой скотины опаленная по краям дырень. Он дёрнулся и затих. Последние мгновенья его были наполнены ужасом — так ему и надо!

Постоял немного, переживая запоздалую злость, сплюнул на пузо трупа и отвернулся пока. Ко мне шли Авдей с Мухаммедом, Авдей уже держал нож за лезвие…

Дома при моём появлении Катя заулыбалась, а Миланья заплакала ещё сильнее. Впрочем, завтрак не заставил себя ждать, и я, сделав над собой определённое усилие, смог поесть, хотя и без всякого вкуса.

На политинформации Кати больше боролся с изжогой и думал, что завтрак вряд ли пойдёт мне на пользу. Однако на физкультуре я переменил мнение и вообще практически вернулся на этот свет.

После обеда дождался курьера из штаба дружины с отчётом и поехал в гордуму с Катей улаживать формальности. Сразу обескураживало, что мой враг был москвич. Дуэли между своими, мягко говоря, не приветствуются, и князь Москвы найдёт способ сжить ослушника со свету. Получается, что тот маг, либо псих, либо его действия направлялись с самого верху.

Но он точно психом не являлся. Не занимая никаких должностей в советах, будучи простым московским магом, этот хмырь собрал земель на десять миллионов рублей. Его бы и боярином сделали, но не всё в княжестве решает князь.

А нехило он поработал! И такого специалиста кто-то теряет на сиротке семнадцати лет? Вопрос, кто меня заказал. Неужели сам князь Москвы? Или опять во всём виновато окружение?

В любом случае деньги мне точно не помешают. Под Катиным руководством отобрал самые доходные активы покойного, что можно быстро продать. Вернулся я домой в приподнятом настроении, а Катя, как всегда, задумчивая.

Всю следующую неделю в Корпусе я думал, что же делать. Если что о том, чтобы не вызывали, я не думал, все мои мысли занимал вопрос, что делать, когда вызовут. Именно «когда», а не «если» — я почему-то не сомневался, что вызовут непременно.

Не принимать вызов? Подумают ещё, что я прячусь. И, допустим, плевать мне, кто, что подумает — всё равно в думе не заседаю и по театрам не хожу, а дальше война…

Вот оно. Я открыто заявил, что верю в войну, и мне пытаются заткнуть рот. Проигравший даже на дуэли — всегда проигравший, и неважно, что он заявлял. Но тут речь не столько обо мне, сколько о судьбе Гардарики!

Ну и немножко обо мне. Папу ведь непросто столько раз пытались убить официально, и лишь подвернулся случай сделать это подленько, тут же им воспользовались. Кого-то в княжестве не устраивают сильные, богатые, самостоятельные бояре.

Первый, кто приходит в голову, тетя Света. Но она же в случае моей кончины заберёт боярство целиком, и неизвестно ещё, каким станет боярином. Не, она крайний случай и весьма неочевидный. Не напрасно меня хотят ликвидировать именно на дуэли, чтоб истребить само боярство.

Потому второй на очереди — Московский князь. Ничего не утверждаю, просто в голову пришло. А из этого следует, что, если я не приму очередной вызов, вообще не стану вылезать из Корпуса, тогда да — переедет меня танком. Три раза. Чисто случайно, чтоб тёть Света порадовалась немного. И будут смотреть на её поведение. Поведёт себя правильно — будет жить. А нет…

Впрочем, мы забегаем вперёд, я ещё живой. И думаю тут себе. Первая мысль — я должен принимать вызовы. Другое дело, не обязан на них нарываться. Ну, не выпускают из Корпуса, не вошёл в десятку лучших, пусть переносят дуэли на лето.

Я поговорил с Серёжей Бараненко, кому чуть-чуть не хватило, чтобы войти в десятку. Он надбавил, а я перестал тянуть руку. Вызовут к доске — отвечу. Один пень за неактивность шагистикой пока не наказывают, а домой я и сам не очень хочу. Со мной вон, Катя проводит дополнительные занятия.

Отсидели и отбегали мы субботние занятия, выстроили нас перед казармой, чтобы зачитать список лучших. Собрание зачем-то почтил сам ректор. Значит, зачитали фамилии лучших за неделю кадетов, моей среди них ожидаемо не оказалось. И тут слово взял ректор:

— Кадет Большов!

— Я! — вякаю, словно в тумане.

— Выйти из строя! — скомандовал генерал лейтенант.

— Есть, — говорю я и делаю три уставных шага вперёд.

— Тебя вызвал на дуэль маг, — проговорил Григорий Петрович. — Если ты принимаешь вызов, мы обязаны дать тебе выходной. Итак, ты принимаешь вызов?

— Да, — бодро ответил кто-то за меня. — На пистолетах. Завтра в десять утра у Перунова камня. Прошу быть моим секундантом!

— Хорошо, — сказал дедушка. — Становись в строй.

Пацанам я не говорил о дуэлях, не хотел хвастать. Но тут вызвали прямо в строю! Ребята меня зауважали, хотя и считали многие, что я для дуэлей ещё молодой. Они бы точно отклонили вызов.

В кадетской парадке, с рунами «держать» и «знамя» на шевронах, дружной стайкой мы прошли на трамвай. Старательно козыряли встречным военным. С трамвая пересели на метро, ответственно предъявляли военным патрулям предписание на кратковременный отпуск.

В центр города ехал один. Снова обрадованные лица Миланьи и Авдея с Мухаммедом. И грустная Катя — она обо всём догадывается. Всё равно я должен с ними объясниться.

Миланья всплеснула ладонями и горестно заявила, что это было бы слишком даже для моего папы. Авдей и Мухаммед пристально посмотрели на меня и даже плечами не пожали — для них ничего особенного. Катя поджала губы, словно я во всём виноват.

На ночь она ушла в другую спальню, я опять медитировал. Утром традиционно Авдей и Мухаммед не советовали мне завтракать до дела. Опять я шёл за ними через лес к камню и думал о противнике.

Им оказался благообразный, но спортивный господин под сорок лет. И секундант его такой же. А мой секундант, Григорий Васильевич дал нам новую пару револьверов. Мы поклонились Перуну и разошлись в стороны.

По сигналу я сосредоточился на противнике, хотел увидеть момент иллюзии. Но он просто сорвался с места и бежал ко мне, что было сил, поднимая пистолет. А я не мог заставить себя сделать шаг, поднять руку — меня парализовало ужасом!

В последние мгновенья я решил с собой не бороться и расслабленно упал на бок.

— Бабах! — стреляет враг с десяти шагов.

Его пуля обожгла мне ухо. Он успевает сделать ещё шаг и опускает руку с пистолетом. Я падаю и стреляю от бедра:

— Бах! — он валится на спину с аккуратной дыркой во лбу.

Я поднимаюсь, отряхиваюсь. Сам подхожу к Авдею и говорю:

— Дай нож.

После дела ректор сказал, чтобы в другой раз я прихватил пять тысяч, а то из-за меня у него уже дуэльные пистолеты заканчиваются. Я серьёзно пообещал.

Дома расцеловал заплаканную Миланью и обнял немного повеселевшую Катю. Спокойно употребил завтрак и даже не мог понять, чего мне раньше не нравилось. Потом Катина политинформация, и обычный выходной день.

Разве только приехал курьер из дружины и так же попросили заехать в гордуму. Этот маг тоже оказался москвичом и был даже жирнее предыдущего.

Утром завтрак и родной Корпус. Ребята оценили моё возвращение и мою сдержанность. Стали относиться серьёзнее, я ведь уже убил кого-то. И ни одного вопроса о дуэли. О таком воины не спрашивают.

Неделя снова прошла в раздумьях. Я видел, как инструкторы применяют ту же магию, что мой противник, только немного сбоку. Кадеты становились внимательнее, собранней. Ещё я понял, что чувствую её применение, могу её заблокировать. А на молодых магов, кто о ней не знает, она действует раза в два сильнее, чем на простых пацанов.