Наводчиком дали не-мага Саню, он спасся на вражеском аэродроме из подбитой машины и пережил на броне прорыв к своим. Поседел только в неполные двадцать лет, а в остальном остался адекватным, даже не заикается.

Мой одногруппник, тоже выбрал технику и стрелял ещё в Корпусе вполне на уровне. Танк, по сути, ничего не потерял в моём лице, но я ведь сам надеялся стрелять до нашей победы! Понимал, что маг, что на такой войне не получится, и всё равно надеялся.

А нефиг было посылать командира в бою, это и впрямь недопустимо. Я бы на месте Серёжи меня бы пристрелил, но я ведь боярин. Пусть неохотно, но решительно занял место командира и полностью посвятил себя работе мага в танке.

Сколько на меня свалилось одной писанины! Расписываюсь в получении боеприпасов, топлива, масло пришлось доливать. Поставили новые гусеницы, но это больше по традиции. Как вернулись из рейда, старые траки нужно сдать обеспечению.

Веду счета, отдаю изменения взводному Васе Денисову. Меня как наводчика из списков вычеркнули, мне за врагов уже деньги перевели, теперь я молодой командир в самом низу рейтинга. Саня стрелок ещё держится на вершине, но чего нам оно стоит! Вражеских танков реально вдруг стало маловато.

Нельзя говорить и о затишье на фронте, противник атакует. Но если он отводил танкам главную роль, теперь они больше поддерживают пехоту. Вперёд не лезут, и, учуяв только наш запах, сразу сваливают на защищённые позиции.

Лезть за ними чревато большими потерями. В окопах очень много пехоты с гранатами и засад противотанковых пушек. И свои солдаты не побегут нам помогать под обстрелом вражеских пехотинцев, через заградительный огонь полевой артиллерии противника.

Кроме увеличения числа вражеской пехоты, бросается в глаза изменение его отношения к артиллерии. Раньше немец полагался на свою хвалёную оптику и ограничивался стрельбой по засечённым гнёздам пулемётчиков и противотанковых пушек. Главную работу оставлял танкам.

Оптика у нас не хуже, но пока не в том соль — мы ведь атакуем редко. Больше учились прятать позиции, обманывать вражеских наблюдателей. Пушки наши стреляли только по позициям вражеских пушек, занимались контрбатарейной борьбой.

Противник совсем не дурак и артиллерию оставлял на пределе дальности, за 10–15 километров от наших позиций. Наших выручала механизация. На тягачах приближались к фронту, давали по батареям врага несколько залпов и удирали.

Иногда их засекали, и пушкари несли потери, чаще давили артиллерию противника, однако для работы по пехоте неприятеля времени тупо не оставалось.

Но вот враг перешёл к другой тактике, стал к атакам подходить серьёзнее. На участке фронта принялся собирать много стволов и перед атакой устраивал на наши окопы налёт. А дальше вперёд шла масса пехоты.

Хорошо, когда на этот случай у командования есть десяток «Катюш», они могут врезать по наступающим солдатам. Но оружие это ещё не стало массовым, есть оно далеко не у всех.

А инициатива всё-таки у европейцев, они тоже всё с неба хорошо видят и не атакуют там, где можно нарваться на залпы реактивных миномётов. Наши учились прятать «Катюши» и танки, и враг иногда нарывался, однако в большинстве случаев заградительный огонь перед пехотой врага пришлось ставить пушкарям.

Враг же с повышением роли своей артиллерии сам плотно занялся контрбатарейной борьбой и проявил в этом деле себя умелым воякой. Пускай наши и наработали за первый месяц немалый опыт, противостояние всё обострялось — в этой области тоже никого не избивали толпой.

Из тыла прибывают всё новые пушки и солдаты, фронт медленнее, но всё-таки сдвигается на восток. Полк снова объединили, отдельным батальонам уже непросто стало проникнуть за линию фронта, а вернуться вообще нереально.

Скрытно кочуем уже всем полком, помогаем счастливчикам отражать атаки врага. В принципе европейцам хватает одного нашего появления, после отражения первого натиска повторных попыток нет. Но не можем же мы приехать и никого не убить, мы всё-таки военные.

А в перерывах я с удовольствием читаю письма из дома. Катя от всех передаёт приветы, все за меня волнуются, не сомневаются в моих ратных подвигах и ждут обратно с победой или хотя бы в отпуск. Обязательно прикладывают Светкин пальчик в чернилах, а потом Миланья от себя пишет о разных важных деталях быта.

В прошлой жизни после просмотра военных фильмов думалось мне, что командир танку нужен, чтобы его в бою посылать, а после боя всё на него сваливать. Кадетский корпус изменил моё отношение, и я понял, что командир должен ставить экипажу задачи и нести всю ответственность…

Ну, то же самое, только посылать Серёгу вслух всё-таки не следовало. Он такой же солдат, как все, заведует пулемётом на крыше и рацией. У нас работают только два тумблера — общий, для связи с пехотой, и машина взводного. У взводного первый общая волна, второй для связи с его машинами, а третий для ротного. У ротного работают аж четыре рычажка…

Дальше не заглядываю, и так ясно, что рация это серьёзно. У других членов экипажа тоже очень непростая работа, даже у заряжающего — он вообще ничего не видит, кроме снарядов. Как маг я всех поддерживал, но только чтобы лучше выполнялась моя часть — я должен вовремя давить на спуск.

Но вот сам стал командиром и осознал, как ошибался. Почувствуй себя танком, грозным железом с человечками внутри. У нас задача…

Я ведь знаю все танковые роли и очень хорошо себе представляю, что должен делать каждый в данную секунду. Но, даже будучи магом, просто не могу влезть в чужую шкуру.

В принципе это и не требуется, пацанов отлично обучили, у них уже есть опыт. Просто кто-то не выспался, второй из дома не получил письма, на третьего напала хандра. Всё это для меня стало важным.

Не, при необходимости я запросто сломаю об колено всех скопом, все будут делать свою работу. Но долго ли проживёт такой экипаж? Это очень неприятно, когда тебя об колено, и от любого фанатизма люди устают.

Вне боя я обязан быть с ними, со всеми вместе и с каждым отдельно. Я обязан их слушать, рядом сидеть или лежать с умным лицом, даже если сплю. Пусть парни знают, что их ценят, ими дорожат, от них многое зависит. Пусть они чувствуют себя немножко обязанными командиру. Совсем чуточку — я не злоупотребляю магией.

Зато в бою все работают с полной отдачей, даже Павлик уверен, что от него прямо сейчас всё зависит. Каждый на своём месте старается меня понять, предугадать решения. Мне потребовались всего три боя, чтобы экипаж понимал меня с полуслова, а порой хватает междометий.

А потом полк объединили, и в первом же бою я почувствовал присутствие двух рысей, мне показалось даже их приветственное ворчание. После боя специально нашёл Петю и Стёпу и выяснил, что ничего мне не казалось.

И не сказать, что я рыжим близнецам не очень обрадовался, хотя и почти не скучал. Фиг с ними, полк от их присутствия больше выигрывает. Кто ещё согласится командовать экипажами из пополнения? Кадеты при первой возможности от них удрали, а этим деваться некуда.

Интерес мой вызвало то, что рыси ощутили своего в тотемном трансе. То есть я себе всё время воевал и не понимал, что воюю не совсем я. Или не только. И не отмечал, сколько я уже рысь! А если более двух часов в сутки? Вдруг это вредно!

Петя грустно сказал, что это весьма скверно. По его сведениям, только лешаки, ставшие зверями в человеческом обличье, не отдают себе отчёта, что находятся в трансе.

Стёпа ему радостно возразил, что я прямо сейчас с ними мирно говорю и не кусаюсь, значит, это что-то другое, о чём у них сведений нет. Нужно спрашивать старших, лучше сразу Терентия.

Петя брата неожиданно поддержал. Ведь им сейчас ясно, что я в обычном состоянии, а лешаки становятся зверями навсегда. В любом случае, даже лешак кидается только на того, кого считает врагом, так что на фронте мои странности в глаза бросаться не должны.

Я послал близнецов в э… в сердцах и удалился к своему танку. Чему быть, того не миновать, хотя у старших при случае обязательно спрошу. Отныне частенько по урчанию рыжих определяю, что немножечко выпал в тотемный транс. Полезны всё-таки свои рыси неподалёку, хотя я и не стремлюсь с ними к человеческому общению.