Питер видел, что Борден начинает злиться, но не удержался еще от одной шпильки.

— Может, в следующем году, — сказал он, улыбаясь, — твое имя появится в голубой книге.

Борден встал и посмотрел на Питера.

— А что в этом плохого? Это ведь Америка, здесь все возможно. Я не сноб. Если они захотят вписать мое имя в справочник «Who is Who», ну что ж, пожалуйста.

Питер уставился на него с отвисшей челюстью. Борден, видно, и в самом деле стремился попасть на страницы этого справочника. Он недоверчиво покачал головой. Вилли Борданов, торговавший с лотка на Ривингтон-стрит, — и в «Who is Who»! Он примирительно поднял руку.

— Не будь дураком, Вилли, — сказал он на идиш, — я ведь только добра тебе желаю. Будь осторожным, вот о чем я тебя прошу.

Борден успокоился.

— Не беспокойся, Питер, — ответил он, улыбаясь. — Я и так осторожен. Никто никогда не обведет вокруг пальца Билли Бордена.

Питер надел туфли и тяжело поднялся на ноги.

— Думаю, лучше вернуться, прежде чем Эстер начнет искать меня повсюду.

Сэм Шарп посмотрел на них. «Как они похожи!» — подумал он. Обоих судьба особо не жаловала. Но не только это делало их похожими. Несмотря на богатство, они все же чувствовали себя неуверенно. Видно было, что их всегда волнует вопрос, как к ним будут относиться из-за их еврейского происхождения. Может быть, поэтому они карабкались наверх изо всех сил.

Вместе с ними он медленно подошел к двери. Посмотрев на их лица, он увидел, что те вновь стали похожи на одинаковые маски: блестящие глаза, сжатые губы, слегка склоненная голова. На какую-то долю секунды ему стало слегка жаль их.

«Да, тяжело быть евреем, — подумал он. — Хорошо, что у меня другая национальность».

Уоррен стоял один с бокалом в руке, глядя, как к нему приближается какая-то женщина. Он смотрел на нее отсутствующим взглядом, хотя видел, что она хочет поговорить с ним, но в его голове упорно продолжали звучать слова, которые сказала ему Далси на веранде.

Он тогда попытался поцеловать ее, но она увернулась от его объятий и засмеялась.

— Эх ты! — сказала она насмешливо, поглядывая на него. — Неужели у тебя такая короткая память?

Он снова попытался обнять ее, и снова она увернулась. Она стояла, приподняв одну бровь, и в ее глазах светилась насмешка.

— Далси, — сказал он, — ты не знаешь, что такое быть без тебя. Я не могу ни есть, ни пить, ни спать, не могу ничего делать. Почему, ты думаешь, я позвонил Джонни и сказал, что готов сниматься в его картине?

Она снова рассмеялась. Это был смех женщины, уверенной в себе. Она подошла к нему поближе. Он обнял ее за талию, чувствуя тепло ее тела через тонкое вечернее платье. Он был уверен, что она сейчас его поцелует, и, улыбнувшись, наклонился к ней.

Она молчала, пока он почти не прикоснулся к ней губами.

— Помнишь, что я сказала той ночью, когда мы виделись в последний раз? — Ее голос был таким тихим, что он едва расслышал.

Он снова улыбнулся.

— Ты была прекрасна. Я тебя никогда не видел такой прекрасной, — прошептал он. — И рассерженной. Я помню.

Она закрыла глаза, прижимаясь к нему. Он чувствовал, как в нем разгорается желание.

Он почти коснулся ее губ, когда она внезапно открыла глаза. Злоба, отразившаяся в них, напугала его.

— Я не шутила, когда говорила так, — сказала она холодно. — И сейчас не шучу. Кто угодно может взять меня, стоит лишь захотеть. Кто угодно, кроме тебя.

Руки его бессильно опустились, по телу пробежала дрожь. Он уставился на нее.

Вдруг она ласково улыбнулась и взяла его за руку.

— Может, присоединимся к остальным, Уоррен? — сказала она как ни в чем не бывало.

Ошеломленный, он вернулся в комнату вместе с ней. Но он был слишком хорошим актером, чтобы показать свою растерянность. Переступив порог и поймав на себе взгляды присутствующих, он вновь принял веселый и безмятежный вид.

— Мистер Крейг, — обратилась к нему женщина, — я просто сгораю от желания познакомиться с вами, но мне никак не удавалось остаться с вами наедине. Мне так хотелось с вами поговорить.

Слегка склонив голову, он вежливо улыбнулся.

— Я польщен, мадам, — сказал он, стараясь выглядеть польщенным и одновременно заинтересованным.

Женщина радостно улыбнулась.

— Мне так нравится ваш голос, мистер Крейг. Он такой… — Она запнулась, подыскивая подходящее слово. — Такой поставленный. Многие из актеров вообще не владеют дикцией, — сказала она победным тоном.

— Благодарю вас, мисс… мисс… — Он посмотрел ей в глаза.

Подняв руку, она машинально поправила прическу.

— Какая же я глупая! — воскликнула она, весело рассмеявшись. — Я забыла, что вы здесь новичок и не знаете, кто я такая. — Выдержав паузу, она протянула руку. — Я Мариан Эндрюс.

Он, подняв бровь, изобразил на лице восхищение.

— Сама Мариан Эндрюс! — сказал он, беря ее за руку и наклоняясь над ней. — Я действительно польщен, — сказал он, — и очень удивлен.

Женщина засмеялась.

— Чем же вы удивлены, мистер Крейг?

— Вы гораздо моложе, чем я думал, и уже — известнейший репортер, — сказал он. Он уже слышал, что ей нравилось, когда ее называли репортером.

— Вы так галантны, — сказала она, хитро прищурившись, — и, хотя я привыкла к лести, ваш комплимент я принимаю, Уоррен. — Она посмотрела на него. — Если, конечно, я могу вас называть по имени, — добавила она. — Мы здесь, в Калифорнии, не особо жалуем официальность. Можете звать меня Мариан.

Он снова улыбнулся.

— Формальности, конечно, нужны, Мариан, — сказал он, — но не для тех, кто собирается стать близкими друзьями.

Она продолжала щебетать.

— Я только что говорила с Джонни Эйджем. Он так счастлив, что вы согласились сниматься в его картине «Свидание на рассвете». Как это чудесно — играть в картине вместе со своей очаровательной двоюродной сестрой Далси!

Он рассмеялся.

— Да, Мариан, — ответил он, — это действительно прекрасно. Я давно собирался сняться в кино, но решился на это лишь несколько недель назад. Джонни давно подбивал меня попробовать.

— Я знаю, — сказала она, улыбаясь в ответ. — Я все думаю, как романтично встретился Джонни с Далси. Это правда, что они встретились в вашей артистической уборной?

Он кивнул.

— Да, это случилось именно там.

В ее глазах мелькнул расчет.

— А что говорит по этому поводу ваша очаровательная жена? — спросила Мариан. — Она не собирается сниматься с вами в кино?

Он внимательно посмотрел на нее.

— К сожалению, нет, Мариан, — ответил он. — Синти придется вернуться в Нью-Йорк, чтобы начать репетиции новой пьесы. — Подняв глаза, он увидел, что к ним приближается Синти. Он снова посмотрел на Мариан. — Кстати, а вот и она сама. Вы можете обо всем спросить у нее.

Синти подошла к ним.

— Синти, — сказал он, улыбаясь, — познакомься, пожалуйста, с Мариан Эндрюс. Она хочет узнать твое мнение о кино.

Синти улыбнулась ей.

— Кино, Уоррен? — спросила она с удивлением на лице.

— Правда, трудно подобрать слова, чтобы описать, как это чудесно, что ваш муж снимается в своей первой картине вместе со своей двоюродной сестрой? — спросила Мариан.

Синти поглядела на Уоррена и, улыбнувшись, повернулась к Мариан.

— Это, конечно же, прекрасно, — сказала она с сарказмом. — Если, конечно, подбирать слова.

Мариан она сразу понравилась. Видно, что она любит говорить правду и не боится репортеров, что уже само по себе редкость. Ее улыбка была искренней.

— Я понимаю, что вы имеете в виду. — Мариан протянула ей руку. — Думаю, что мы будем друзьями.

Лоренс Ронсон покидал свою первую голливудскую вечеринку с чувством разочарования. Он ожидал настоящей вакханалии с танцующими гуриями. Ронсон глянул на Билла Бордена, о чем-то возбужденно беседующего с друзьями. Он был рад, что наконец их дело закончено и он может возвращаться домой.