Мне было шестнадцать лет и я учился в выпускном классе, когда погибли мои родители. Это был один из тех бессмысленных несчастных случаев, которые происходили во время войны. Согласно правилам светомаскировки все огни автомобилей должны были быть закрашены черным в верхней части, чтобы их нельзя было увидеть с воздуха. Когда идущий навстречу автомобиль поднимался в гору и свет его фар ударил отцу прямо в глаза, он чуть повернул вправо, стараясь избежать столкновения. Этого оказалось достаточно.

Огромный «паккард» съехал с дороги и упал в пропасть глубиной сто метров, перевернулся дважды, ударившись о скалы, и исчез под десятиметровым слоем воды.

— Мужайся, — сказал мне мистер Блэйк, адвокат, когда я, с сухими глазами, сидел в его кабинете после похорон. — Все произошло быстро и безболезненно, они даже не поняли, что случилось.

Я посмотрел на мою тетю Пруденс, сидящую по другую сторону стола. Ее имя никак не соответствовало ее характеру.[157] Много лет назад она переехала из Нью-Бэдфорда в Кейп-Энн. Мой отец редко упоминал о своей младшей сестре, но я слышал о всех ее похождениях.

О том, как она влюбилась в одного художника и поехала за ним в Париж, где он ее бросил и вернулся к своей жене. О других ее романах, про которые постоянно судачили. Наконец она вернулась в Нью-Бэдфорд.

Мой отец не подозревал, что она в городе, пока она не появилась в его конторе в банке. С ней был пятилетний малыш, крепко вцепившийся в ее юбку.

— Привет, Джон, — сказала она.

— Пруденс, это ты? — удивленно спросил мой отец.

Она посмотрела на мальчугана.

— Dit bon jour au monsieur, Pierre,[158] — сказала она.

— Bon jour,[159] — смущенно сказал мальчик.

— Он говорит только по-французски, — объяснила тетя Пруденс.

— Кто это? — спросил отец, глядя на нее.

— Мой сын, — сказала она. — Я усыновила его.

— Ты считаешь, что я в это поверю? — спросил отец.

— Да мне все равно, поверишь ты или нет. Я пришла за своими деньгами.

Мой отец знал, о чем она говорит. Но он был воспитан в старых традициях Новой Англии. Женщинам нельзя доверять деньги, пусть даже они перешли им по наследству.

— Предполагается, что деньги должны лежать в банке до тех пор, пока тебе не исполнится тридцать лет. Таково было завещание отца.

— В прошлом месяце мне исполнилось тридцать, — объявила она.

Наконец отец перевел взгляд с мальчика на нее.

— Значит, тебе тридцать, — сказал он с легким удивлением в голосе. — Значит, тебе тридцать.

Он поднял телефонную трубку и попросил принести ее счет.

— Тяжелые были времена, — пояснил он. — Но мне удалось оставить твой вклад нетронутым и даже немного увеличить его, несмотря на то что ты снимала проценты, как только они набегали.

— Я не сомневалась в тебе, Джон.

Отец уже немного пришел в себя.

— Будет разумнее, если ты оставишь деньги здесь. Сейчас ты будешь получать почти три с половиной тысячи в год одних процентов. На эти деньги можно прекрасно жить.

— Конечно, можно, — согласилась она. — Но я хочу поступить по-другому.

— И как же ты хочешь потратить эти деньги?

— Я их уже истратила, — сказала она. — Я купила маленькую гостиницу в Кейп-Энн. Я все просчитала. Гостиница себя окупает, так что я смогу продолжать заниматься живописью. Мы с Пьером будем прекрасно там жить.

Мой отец пытался отговорить ее, но она резко оборвала его:

— Я хочу, чтобы у Пьера был дом. Ты думаешь, мне удастся сделать это здесь?

И тетя Пруденс уехала в Кейп-Энн. Через несколько лет мы узнали от нашего общего друга, который виделся с ней, что мальчик умер.

— Я так и думал, что это случится, — кивнул мой отец. — Он еще тогда показался мне каким-то слабеньким, к тому же он говорил только по-французски.

— Он был мне двоюродным братом? — спросил я. Тогда мне было около шести.

— Нет, — резко ответил отец.

— Но если это был сынишка тети Пру…

— Он не был ее сынишкой! — рявкнул отец. — Она просто усыновила его, потому что у него не было ни дома, ни родителей. А твоей тете Пру стало жалко его, вот и все.

Тогда этот разговор произвел на меня большее впечатление, чем я думал. Я вспомнил его, когда сидел напротив нее за столом мистера Блэйка. Теперь была моя очередь. Интересно, жалко ли ей меня?

— Стивен?

Я перевел взгляд на мистера Блэйка.

— Да, сэр?

— Ты уже не ребенок, но ты еще не мужчина. Имеется в виду юридически, — сказал он. — Но я думаю, ты сам можешь высказать свое мнение. Твой отец не был богачом, но оставил тебе достаточно, чтобы ты мог закончить школу и колледж. Денег хватит даже на то, чтобы ты мог заняться тем делом, которое тебе по душе. Но проблема в том, где ты будешь жить? Твои родители назначили меня распорядителем имущества, но не назначили опекуна для тебя. Согласно закону, суд может назначить опекуна, пока ты не достиг совершеннолетия.

В этот момент мы с тетей посмотрели друг на друга. Я чувствовал, что меня тянет к ней, и уже не думал о том, какие чувства она испытывает ко мне. Я знал наверняка.

— Мистер Блэйк, — сказал я, продолжая смотреть на тетю, — а разве моя тетя Пруденс…

Воцарилась тишина, и мы с тетей посмотрели на Блэйка. Он улыбался.

— Я рассчитывал услышать от тебя эти слова, Стивен. Тогда вообще не будет никаких проблем. Ведь тетя — твоя ближайшая родственница.

Тетя Пру встала с кресла и подошла ко мне. Она взяла мою руку, и в ее глазах я увидел слезы.

— Я тоже надеялась, что ты так скажешь, Стив.

Внезапно я очутился в ее объятиях и заплакал, а она ласково поглаживала меня по волосам.

— Ну, хватит, Стивен, хватит. Теперь все будет хорошо.

Спустя месяц начались летние каникулы, и я сразу же отправился к тетушке Пру. День близился к вечеру, но было все еще жарко, когда я вышел из поезда. Со мной вышли несколько пассажиров, но они вскоре разошлись, и я остался стоять один на платформе. Подхватив свою сумку, я направился к маленькому зданию вокзала, размышляя, получила тетя мою телеграмму или нет.

Не успел я дойти до дверей, как на дороге показался потрепанный «плимут», подъехал к вокзалу и остановился возле меня. Из него вышла молодая девушка. Удивленно оглядев меня, она спросила:

— Стивен Гонт?

Я уставился на нее. На ее лице ярко алели румяна, а длинные каштановые волосы спадали на рабочую рубашку, небрежно заправленную в джинсы.

— Да, — кивнул я.

Она облегченно вздохнула.

— Я — Нэнси Викерс, — улыбнулась она. — Тетя послала меня встретить тебя. Она сама сейчас на занятиях. Бросай свою сумку на заднее сиденье.

Она села в машину, и я последовал ее примеру. Девушка умело переключила скорости, и машина тронулась. Она снова посмотрела на меня.

— А ты удивил меня, — сказала она.

— Чем?

— «Поезжай на станцию и встреть моего племянника», — вот что сказала твоя тетя. Я думала, это маленький мальчик.

Я захохотал, польщенный.

— Ну и как доехал? — спросила она.

— Скукотища. Поезд останавливался каждые двадцать минут, пропуская все скорые и экспрессы.

Я вытащил пачку сигарет и протянул ей. Она взяла одну.

— Ты работаешь у моей тети?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, я одна из ее учениц, а еще я натурщица.

— А-а, — протянул я. — Я и не знал, что тетушка Пру дает уроки живописи.

Она поняла меня по-своему.

— Это не так уж и плохо, — сказала она. — Работа натурщицей помогает мне платить за уроки.

— А что ты изучаешь?

— В основном живопись, но еще два урока в неделю по скульптуре. Твоя тетя говорит, что это помогает держать себя в форме.