— Тогда извините. — Я начал спускаться по ступенькам.
— Молодой человек, молодой человек, вернись! — остановила она меня на полпути.
— Да, мэм? — Я опять поднялся на крыльцо.
— Не называй меня «мэм». Мне это не нравится.
— Простите, — извинился я.
— Приезжий? — поинтересовалась старуха, не сводя с меня пристального взгляда.
Настроение сразу упало. Если какая-то бабка раскусила меня за какие-нибудь три минуты, шансов остаться незамеченным совсем мало.
— Да, — ответил я. — А что?
— Ничего. Откуда ты? Из Нью-Йорка?
— Не ваше дело! — огрызнулся я. Меня начал злить допрос. — Я спросил о комнате, а оказалось, попал в полицейский участок. Я пошел.
— Подожди. Я не хотела тебя обидеть. Может, у меня и найдется комната. Входи.
Я вошел в прихожую. Справа виднелась большая дверь. Она вела в огромную комнату, в которой стояли диваны и кресла. В углу находилось большое пианино с несколькими пустыми бутылками из-под виски на крышке. Пепельницы были завалены окурками. Окурки лежали и у огромного старомодного камина у противоположной стены. Воняло затхлым табаком, виски и больницей.
— Фу, какая вонь! — рассердилась старуха, шумно втягивая в себя воздух.
Она открыла окно, и в комнату ворвался свежий воздух.
— Садись, садись. — Она показала на один из диванов, а сама достала из небольшого шкафчика бутылку джина, плеснула в стакан и залпом выпила.
Старуха проглотила джин, даже глазом не моргнув. Затем опять принюхалась.
— Сейчас, кажется, лучше.
Она представляла собой странную картину — какое-то старинное кимоно, седые волосы собраны в пучок ленточками, легкий румянец от джина. Мне она показалась очень смешной, и я с трудом боролся со смехом. Старуха уселась на диван и уставилась на меня. Несколько минут мы просидели молча. Я уже начал ерзать под ее пристальным взглядом, когда она спросила:
— Сколько тебе лет?
Я сразу насторожился, и она это заметила.
— Девятнадцать, — солгал я.
— Гммм... Почему уехал из Нью-Йорка?
— Не ваше дело! — возмутился я. — Я уже говорил, что мне нужна комната. — Я начал вставать.
— Подожди минутку, подожди. — Она жестом остановила меня. — Не будь таким недотрогой.
— Ладно. — Интересно, думал я, что ей нужно? Берлога здорово смахивала на бордель, уж очень сильно здесь воняло. Я бы ни за какие деньги не согласился здесь жить.
— Неприятности с девушкой? — Я покачал головой. — Тогда, может быть, с копами?
Возможно, подумал я, как только брат Бернард сообщит в полицию о моем исчезновении. Я равнодушно пожал плечами.
— Ага... — радостно улыбнулась старуха, довольная своей проницательностью. — Я так и думала. Что собираешься делать в Балтиморе?
— Найду работу и комнату, если удастся когда-нибудь отсюда выбраться!
Она громко расхохоталась.
— Не успел войти, а уже собираешься уходить! — Женщина неожиданно перестала смеяться и подозрительно уставилась на меня. — Не вешай мне лапшу на уши! Хочешь, я расскажу, что случится, когда ты уйдешь? Фараоны немедленно заметут такого типа, как ты, и отправят в Нью-Йорк! Ты и глазом не успеешь моргнуть.
Я молча смотрел на нее. Она вскочила и принялась нервно ходить взад-вперед.
— А ты не очень разговорчивый!
— Разговорчивый, когда есть, что сказать, но вы говорите за двоих.
Старуха остановилась передо мной и неожиданно пощупала мою руку. Я на всякий случай напряг бицепс.
— Сильный, — пробормотала она. Затем вернулась к бару и опять опрокинула стопку джина, даже не поморщившись. — Ты меня устраиваешь. Мне нравится жесткость в твоих глазах. У меня есть для тебя работа.
— Какая? — Мне вовсе не светило заниматься сводничеством.
— Наверное, ты уже догадался, чем я занимаюсь? — поинтересовалась старуха, обводя рукой комнату.
— Да.
— Мне необходим мужчина, что-то типа вышибалы, чтобы посетители вели себя прилично и не шумели. Работы совсем мало. Никаких потасовок, просто время от времени нужно будет выставлять за дверь какого-нибудь пьянчужку, а с ними справляться совсем нетрудно. Напускай на себя крутой вид, и все будет в порядке. Кто-то должен ходить со мной по магазинам, чтобы соседи считали меня обычной домовладелицей. Тридцать баков в неделю, жилье и еда. Что скажешь?
— Звучит заманчиво, но это немного не то, чем я занимался раньше, — осторожно заметил я.
— А что ты делал раньше? Приворовывал? Смотри, в конце концов схлопочешь пулю в зад. Моя работа спокойнее и лучше оплачивается. — Она наклонилась ко мне, и я уловил запах джина.
— Только никакого сводничества.
— Никакого сводничества! У меня приличное заведение. Сюда не может прийти каждый встречный. Это не бордель!
— О'кей, — согласился я, вставая. — Когда начинать?
— Сейчас, — улыбнулась старуха. — Только помни одну вещь — будь осторожнее с девочками. Время от времени можешь пошалить, но не заводи никаких фавориток! Я не хочу, чтобы они ссорились из-за тебя.
— Понятно, — кивнул я. Она подошла ко мне.
— Делай свое дело, не суй нос в чужие дела, и фараоны никогда тебя здесь не найдут.
— Я так и думал.
— Итак, у тебя есть работа. — Старуха направилась к бару и налила третий стаканчик джина. Потом вновь уставилась на меня. — Как тебя зовут?
— Фрэнки. Фрэнсис Кейн. А вас?
— Зови меня Бабушкой. — И Бабушка опрокинула третью порцию джина.
Глава 2
— Мэри! Мэри! — изо всех сил закричала она, подойдя к двери. Потом повернулась ко мне. — Где твои вещи?
— Какие вещи?
— Да, ты, видно, здорово спешил! — рассмеялась Бабушка. — Вот что значит быть молодым! В любой момент можно сорваться с места, не думая о вещах. Ты еще и на мели, по-моему. — Я промолчал. — Я так и думала! — довольно захихикала старуха. — По твоему внешнему виду все ясно. Готова поспорить, что у тебя не хватило бы даже денег на комнату, если бы ты ее нашел.
Я улыбнулся, подумав о ста восьмидесяти пяти долларах в кармане.
— Ладно. После обеда купим тебе одежду: костюм с подложными плечами, чтобы ты казался шире в плечах, яркие рубашки. — Она подошла к двери и вновь позвала Мэри. — Но не надейся, что одежда обойдется тебе бесплатно. Я вычту эти деньги из твоего первого жалованья.
В комнату вошла высокая негритянка.
— Что вы хотите? — спросила она у старухи.
— Ко мне приехал внук из Нью-Йорка. Отведи его в свободную комнату на третьем этаже.
Девушка скептически посмотрела на меня. Старуха, будто прочитав ее мысли, закричала:
— В чем дело? Ты что, плохо слышишь? Я же сказала — мой внук! Я могу иметь внука или не могу? Я ничем не отличаюсь от остальных женщин, у которых есть дети и внуки.
— Я работаю у вас шесть лет, миссис Мандер, — фыркнула Мэри, — и ни разу не слышала, что у вас есть родственники!
— Вот они, ниггеры, — пожаловалась старуха. — Если вести себя с ними по-человечески, они мигом сядут на шею. — Миссис Мандер опять повернулась к негритянке и закричала: — Черт бы подрал твою черную шкуру! Я тебе сказала, что он мой внук! Посмотри, как он на меня похож! Посмотри, у него мои глаза!
Мэри неуверенно взглянула на меня.
— Ну если вы так говорите, миссис Мандер...
— Никакой он мне не внук, — довольно буркнула старуха. — Я увидела его сегодня первый раз в жизни. Он будет у нас работать, но для всех — он мой внук. — Она сказала мне: — Мэри не проведешь. Она слишком давно работает у меня. Мы же тебя не одурачили, Мэри?
— Нет, миссис Мандер, — заулыбалась негритянка.
— Покажи ему его комнату. Потом, ради Бога, принеси мне что-нибудь позавтракать и приберись в этой чертовой берлоге, а то здесь такая вонь! — Миссис Мандер направилась к выходу. У самой двери она повернулась ко мне. — Ты обедал, Фрэнки?
— Да, Бабушка.
— Хорошо. Тогда иди к себе. Примерно через час пойдем за покупками. — Она вышла из зала и скрылась в двери за лестницей.
Я поднялся за Мэри на третий этаж. В доме царила тишина, грязные и пыльные коридоры были тускло освещены. Мы вошли в маленькую комнату, выходящую на улицу. Окно закрывали плотные черные шторы, около стены стояла узкая кровать, а в углу — таз с водой.