Явно нервничая, Моррис посмотрел на меня. Видно, генерал не расслышал моего имени. Я кивнул и прошел вглубь ангара.

— Выкатывайте, — крикнул я механикам, которые стояли возле самолета.

Моррис, генерал и его помощники покинули ангар. Когда я вышел наружу, то увидел, что Моррис и помощники окружили генерала, и только Форрестер стоял в отдалении и разговаривал с какой-то молодой женщиной. Я бросил быстрый взгляд на нее: стройная, горящие глаза, чувственный рот.

Направляясь за самолетом на рулежную дорожку, я услышал, как меня кто-то догоняет, и обернулся. Это был Моррис.

— Вам не стоит так разговаривать с генералом.

Я улыбнулся.

— С этим старым ублюдком по-другому разговаривать нельзя. Вокруг него слишком много соглашателей.

— Все верно, но едва ли в таком случае вы продадите ему самолет. Я знаю, что Куртисс продает свои самолеты по сто пятьдесят тысяч, а наш, как минимум, будет стоить двести двадцать пять тысяч.

— Ну и что? Как ни крути, а существует некоторая разница между куриным пометом и куриным салатом. Ты не можешь купить «кадиллак» за ту же цену, что и «форд».

Моррис некоторое время смотрел на меня, потом пожал плечами.

— Что ж, дело ваше, Джонас.

Он пошел назад к генералу, а я смотрел ему вслед. Возможно, он великий инженер-конструктор, но ему не хватает спокойствия, чтобы быть хорошим торговцем. Я повернулся к механику.

— Готово?

— Готово, если готовы вы, мистер Корд.

— Отлично, — сказал я и начал забираться в кабину. В этот момент кто-то тронул меня за ногу.

— Не возражаете, если я полечу с вами? — спросил подполковник.

— Вовсе нет. Забирайтесь.

— Спасибо. Между прочим, я не знаю вашего имени.

— Джонас Корд.

— Роджер Форрестер, — ответил подполковник, протягивая руку.

Конечно же, я должен был догадаться сразу, как только услышал его имя. Роджер Форрестер был одним из асов ВВС, на счету которого было двадцать два сбитых немецких самолета. Когда я был ребенком, он был моим кумиром.

— Много слышал о вас, — сказал я.

— А я о вас немного меньше, — улыбнулся Форрестер.

Мы рассмеялись, и я почувствовал себя лучше. Протянув подполковнику руку, я помог ему забраться на крыло. Заглянув в кабину, он спросил:

— Парашютов нет?

— Никогда не беру с собой парашют. Это символ неуверенности. — Форрестер рассмеялся. — Но если хотите, для вас захвачу один.

— Да черт с ним.

Пролетев тридцать миль над поверхностью океана, я принялся выполнять обычные фигуры пилотажа, а также такие фигуры, на которые был способен только наш самолет. Форрестер даже бровью не повел.

Для демонстрации возможностей машины я направил ее вертикально в небо, на высоте четырнадцать тысяч футов она зависла в небе, как бабочка, трепыхающаяся на кончике иглы. Затем я бросил машину в штопор, и стрелка указателя скорости приблизилась к отметке пятьсот. Когда мы спустились до тысячи четырехсот футов, я отпустил штурвал и похлопал Форрестера по плечу.

Он так резко обернулся, что чуть не свихнул шею. Я засмеялся.

— Машина полностью ваша! — крикнул я.

На высоте восемьсот футов машина начала вращаться, на высоте шестьсот Форрестер вывел ее из штопора.

Я почувствовал, как она задрожала, со стороны крыльев раздался пронзительный вой. Меня вдавило в кресло, я задыхался, перед глазами поплыли круги. Внезапно стало легче, самолет начал подъем.

Форрестер обернулся ко мне.

— Я успокоился только тогда, когда мы вышли из этого пике, — прокричал он, улыбаясь. — А вы были уверены, что крылья не отлетят?

— Да как сказать... но приятно ощущать, что все обошлось.

Он засмеялся и склонился над приборной доской.

— Чудо самолет! Вы были абсолютно правы, когда заявили, что он обязательно полетит.

— Скажите это не мне, а тому старому дураку, который остался на земле.

Легкая тень омрачила лицо Форрестера.

— Попробую, но не уверен, что он мне поверит. Постарайтесь сами убедить его. — Он поднял руки. — Можете возвращаться.

Когда мы подлетали к аэродрому, я увидел Морриса и военных, разглядывавших нас в полевые бинокли. Зайдя на разворот, я тронул Форрестера за плечо. Он обернулся ко мне.

— Спорим на десять долларов, что я собью фуражку с генерала с первого захода?

После некоторого замешательства он улыбнулся.

— Спорим.

Самолет набрал высоту и спикировал на аэродром, пролетев всего в нескольких метрах над взлётной полосой. Я успел заметить изумленные лица наблюдавших за нами военных, когда машина, пролетев над их головами, свечой взмыла ввысь. Оглянувшись, я увидел, как капитан побежал за фуражкой генерала, которую сорвало у него с головы воздушным потоком. Я снова тронул Форрестера за плечо. Он смеялся так, что выступили слезы.

Самолет приземлился очень мягко, как голубь на голубятню. Я отодвинул колпак, и мы выбрались наружу. Я взглянул на Форрестера. На лице его опять появилась бесстрастная маска.

Генерал был уже в фуражке.

— Ну, Форрестер, — строго спросил он, — что скажете?

— Без сомнения, сэр, это лучший истребитель на сегодняшний день, — сказал подполковник ровным спокойным голосом, глядя в глаза своему начальнику. — Думаю, сэр, что надо немедленно приступить к испытаниям, чтобы подтвердить мою точку зрения.

— Думаете? — холодно спросил генерал.

— Уверен, сэр, — без нажима ответил Форрестер.

— Но надо учитывать все факторы, Форрестер. Вы имеете представление, сколько может стоить этот самолет?

— Нет, сэр. В мои обязанности входит только оценка его летно-технических характеристик.

— А мои обязанности гораздо шире, — сказал генерал. — Вы должны помнить, что мы действуем в рамках строгого бюджета.

— Да, сэр.

— Не забывайте об этом. Если я буду потакать лишь желаниям летчиков, то денег едва хватит, чтобы содержать армию в течение месяца.

— Да, сэр, — Форрестер побледнел.

Я взглянул на бравого летчика и задумался, почему он стоят навытяжку перед этим олухом и выслушивает его. В этом не было никакого смысла. Ведь с его именем и заслугами он мог уйти из армии и зарабатывать в двадцать раз больше, работая в какой-нибудь гражданской авиакомпании.

Генерал повернулся к Моррису.

— Ну, мистер Моррис, — его голос звучал почти весело, — с кем мы можем поговорить о цене этого самолета?

— С мистером Кордом, сэр.

— Отлично! — рявкнул генерал. — Пойдемте в офис и позвоним ему.

— В этом нет необходимости, генерал, — быстро сказал я. — Мы можем поговорить прямо здесь.

Генерал уставился на меня, затем его губы растянулись в подобие широкой улыбки.

— Не обижайся, сынок. У меня плохая память на имена.

— Все в порядке, генерал.

— Мы с твоим отцом старые друзья, — сказал он. — Еще с прошлой войны. Я много закупил у него для армии, и если ты не возражаешь, то мне хотелось бы обсудить этот вопрос с ним. Во имя нашей старой дружбы. Не говоря уже о том, что нынешняя сделка может оказаться грандиозной и твой отец предпочтет сам заняться ею.

Я чувствовал, что бледнею, но заставил себя сдержаться. Как долго еще будет надо мной витать тень отца? Мой голос показался мне неестественно спокойным.

— Я тоже так думаю, генерал, но боюсь, что вам все же придется иметь дело со мной. С отцом вы поговорить не сможете.

— Почему? — в голосе генерала появился холодок.

— Мой отец уже десять лет как в могиле, — ответил я и направился к ангару.

Я вошел в небольшую комнату в задней части ангара, которая служила Моррису кабинетом, закрыл дверь и достал из стола бутылку виски, которая всегда хранилась там для меня. Плеснул виски в бумажный стаканчик и залпом выпил. Горло обожгло. Я посмотрел на свои руки — они дрожали.

Некоторые люди не умирают, даже если ты похоронил их или кремировал. Память о них всегда мешает вам, как будто они по-прежнему живы.

Я вспомнил слова отца, которые он сказал мне однажды утром в загоне позади дома некоторое время спустя после его женитьбы на Рине. Я пришел в загон посмотреть, как Невада будет объезжать нового жеребца. Было около пяти, и солнце только что встало над пустыней.