— Прыгайте через борт! — закричал Хамид. — Укрывайтесь в кювете.

Лейла двигалась автоматически. Спрыгнув, она упала ничком, перекатилась и, оказавшись на краю дороги, вниз головой нырнула в кювет.

Над ними пронесся еще один истребитель. Она увидела огненный след, оставляемый выпущенными им ракетами. Грузовик за грузовиком взлетали на воздух в клубах дыма.

— Почему мы не стреляем по ним? — услышала она чей-то крик.

— Из чего? — кто-то крикнул в ответ. — Все оружие было на машинах.

Еще одна женщина оказалась в кювете рядом с ней. Лейла услышала ее всхлипывания. Она не поднимала головы, чтобы взглянуть на нее. Очередной самолет заходил в пике.

На этот раз ракета поразила их грузовик. Он разлетелся на тысячи обломков, и раздался вопль ужаса. Вокруг нее градом посыпались осколки металла и ошметки человеческих тел.

Она плотнее прижалась к земле, мечтая зарыться в нее целиком. Она должна спастись от смерти, которую несут летающие чудовища. Снова над их головой разделся рев двигателей и свистящий звук ракет, еще раз поразивших колонну. Самолеты исчезли также внезапно, как и появились, они ушли высоко в небо и повернули к востоку, подставив солнцу синие звезды на своих крыльях.

Мгновение царила тишина, затем к небу взмыл вопль страдания. Стоны, крики, просьбы о помощи. Лейла осторожно подняла голову из кювета. На дорогу выбиралось несколько человек. Она повернулась взглянуть на женщину, которая прыгнула в кювет рядом. Это была Соад.

— Соад, — шепнула она. — С тобой все в порядке?

Египтянка медленно повернулась к ней.

— Кажется, я ранена, — сказала она странным тихим голосом.

— Дай, я помогу тебе, — сказала Лейла, поворачиваясь к ней.

— Спасибо, — прошептала Соад. Она попыталась приподняться и безвольно рухнула обратно. Струя крови, пузырясь, текла у нее изо рта и носа, пятная землю, и вдруг зрачки ее расширились и остановились. Лейла не отрывала от нее глаз. В первый раз в жизни она увидела, как умирает человек, но ей не надо было объяснять, что Соад мертва. По спине у Лейлы прошел озноб. Она заставила себя отвести взгляд и встала.

Выбравшись из кювета, она увидела, что земля вокруг покрыта обломками. Прямо перед ней лежала оторванная рука. На одном из пальцев блеснуло кольцо. Она отшвырнула ее и подошла к грузовику. От него не осталось ничего, кроме обломков дерева и исковерканного железа, среди которых лежали размозженные обгоревшие тела. Мрачно посмотрев на них, она пошла к кабине. Тело командира лежало частью наружу, частью на водителе. Задравшаяся юбка обнажала пухлые бедра.

Краем глаза Лейла заметила какое-то движение. Солдат, нашедший кисть руки, сдирал кольцо с пальца. Добившись своего, он бросил руку, внимательно рассмотрел камень на кольце и сунул его в карман. Обеспокоенный ее неотрывным взглядом, он посмотрел на Лейлу.

Она молчала.

Он робко улыбнулся.

— Мертвым ничего не нужно, — сказал он, скрываясь за остовом грузовика.

Спазмы сжали ей горло, и она согнулась от боли, когда ее вырвало прямо на дорогу. Лейла почувствовала, что теряет сознание, и почти опустилась на землю, когда ее подхватила за плечи сильная рука.

— Спокойнее, — сказал Хамид. — Спокойнее.

Она почувствовала слабость. Ее трясло. Повернувшись к нему, она уткнулась лицом в его грудь.

— Почему? — зарыдала она. — Почему они так поступают с нами? Мы им ничего не сделали.

— Это война, — сказал Хамид.

Она посмотрела ему в лицо. По щеке у него текла кровь.

— Они знали, когда мы двинемся и поэтому налетели.

Хамид не ответил.

— Как это глупо, — гневно сказала она. — Пустить грузовики друг за другом по дороге. Дать им такую цель.

Без всякого выражения на лице Хамид взглянул на нее.

— Для этого ли нас готовили? Чтобы нас перерезали как овец?

— Когда сегодня вечером ты послушаешь радио, увидишь, что все было не так, — сказал он. — Я думаю, что мы героически подбили не меньше шести израильских самолетов.

— О чем ты говоришь? — недоумевая спросила она. — Ты с ума сошел. Мы не сделали ни одного выстрела.

Он говорил тихо и спокойно.

— Это верно. Но есть еще сто миллионов арабов, которых здесь не было.

— Эти евреи. Они звери. Мы беззащитны, а они все лезут на нас.

— По сообщениям радио, вчера мы одержали большую победу, — сказал Хамид. — В Тель-Авиве подорван школьный автобус, погибло тридцать детей. Я думаю, таким образом они дали нам понять, что им это не нравится.

— Братство право, — сказала она. — Единственный способ остановить их — полное уничтожение.

Молча посмотрев на нее, он залез в карман, вытащил сигарету и закурил, выпустив через нос кольцо дыма.

— Идем, малышка, оставь все это. Тут нам уже нечего делать, а впереди у нас долгая дорога.

— Мы должны остаться и помочь похоронить их.

Он показал ей за спину. Повернувшись, она увидела мужчин, бродивших посреди обломков.

— Они как раз ищут, чем поживиться. Затем, деля находки, они передерутся между собой. И после этого останешься только ты, и они будут драться из-за тебя. Ведь ты осталась тут единственной женщиной.

Она безмолвно смотрела на него.

— Я не думаю, что ты мечтаешь дать покой и утешение своим товарищам, которых осталось от двадцати до тридцати человек — и всем одновременно.

— Откуда ты знаешь, что они не пойдут за нами?

Легко нагнувшись, он поднял с земли какой-то предмет. В первый раз она обратила внимание, что в руках у него автомат, а на поясе висит пистолет.

— Ты ждал такого исхода?

Он пожал плечами.

— Я же говорил тебе, что я профессионал. Эти штуки лежали под лавкой и прежде, чем выпрыгивать из машины, я схватил их. Кроме того, я что-то чувствовал. Разве я не предупреждал тебя, что тринадцать — несчастливое число?

Бадр смотрел, как Иордана идет через комнату, и ему нравилось это зрелище. Он принял правильное решение. Присутствие Иорданы уравновесило ситуацию, в чем он так нуждался. Прощаясь, Хатчинсоны пожелали ей доброй ночи. Она произвела ожидаемое впечатление на жен и, без сомнения, это сказалось на его отношениях со служащими банка. Теперь они были в одной команде.

Конечно, огромное содействие оказало и его предложение о новом порядке распределения прибыли. Пятнадцать процентов прибыли, которые в виде дивидендов должны были быть распределены между служащими-держателями акций, никак не сказывались на общей картине. Алчность была свойственна всем.

К нему подошел Джой Хатчинсон.

— Я рад, что мы можем сработаться, — сказал он со своим грудным калифорнийским выговором. — Очень приятно удостовериться, что человек, с которым ты работаешь, придерживается тех же самых взглядов.

— Я тоже рад этому, мой друг, — сказал Бадр.

— Девочки были поражены — в самом лучшем смысле слова, — сказал Хатчинсон, оглядываясь на свою жену. — Ваша очаровательная малютка пригласила Долли следующим летом посетить ее на юге Франции.

— Отлично, — Бадр улыбнулся. — Приезжайте и вы тоже. Мы вволю повеселимся.

Калифорниец подмигнул и ухмыльнулся.

— Я слышал об этих французских штучках, — сказал он. — Это правда, что они разгуливают по пляжу без лифчиков?

— Да, кое-кто.

— Можете считать, что я обязательно приеду. Во время войны мне не довелось побывать в Европе. Меня подбила зенитка над Северной Африкой, и единственные женщины, которых мне довелось видеть, были дешевые шлюхи. А ни один уважающий себя мужчина не притронется к ним. Или у них триппер, или у каждой есть какой-нибудь дружок-ниггер, который только и ждет, чтобы засадить тебе нож в живот.

Внезапно Хатчинсон понял, что ведет речь об арабских странах. Он не мог представить себе, что есть нечто общее между туземцами Северной Африки и стоявшим перед ним человеком.

— Война принесла плохие времена, — сказал Бадр.

— Ваша семья участвовала в ней?

— В сущности, нет. Наша страна невелика и, я думаю, в силу ее незначительности никто не торопился ее завоевывать.