— Миссис Мартине, кабинет номер четыре. Миссис Ритчик, кабинет номер пять.

Кэтти и ее соседка по лавке одновременно поднялись и, словно подбадривая друг друга, обменялись быстрыми улыбками. Женщина первой подошла к стойке, взяла свою карту. Через минуту она скрылась в кабинете номер четыре.

Кэтти обратилась к сестре:

— Я — миссис Ритчик.

Девушка скользнула по ней равнодушным взглядом:

— Первый визит?

Кэтти покачала головой:

— Нет, я уже была здесь... Когда родился Питер.

Сестра нетерпеливо тряхнула головой: господи, до чего люди бестолковы!

— Я спрашиваю, вы уже сдавали анализы?

— Нет.

Сестра сунула руку под стойку, вынула пузырек с широким горлом:

— Соберите мочу и отдайте доктору. Вот ваша карта.

Кэтти взяла бумажки, пузырек и вошла в кабинет номер пять. Там никого не было. Она разделась, аккуратно сложила одежду, присела на краешек табуретки. Ждать пришлось долго. Кэтти потеряла счет времени, когда с блокнотом в руках вошла ученица медсестры. Совсем молоденькая, почти девочка. Она задала миссис Ритчик множество вопросов, старательно записала ответы и, вырвав листок, ободряюще улыбнулась:

— Сейчас с вами побеседует доктор.

Примерно через полчаса в сопровождении двух ассистентов появился врач. Он пробежал глазами написанное в листке:

— Миссис Ритчик?

— Да, доктор.

— Меня зовут доктор Блек. Вы знаете срок своей беременности?

— Примерно... Месяц или два.

Безалаберные больные всегда вызывали в докторе непреодолимую досаду, однако он подавил раздражение.

— Ложитесь. Я осмотрю вас.

Она безропотно влезла на никелированное акушерское кресло. Лежать на нем было страшно неудобно, к тому же лампочка под потолком светила прямо в глаза, однако Кэтти воспринимала все это как нечто совершенно естественное.

Осмотр закончился быстро. Врач принялся объяснять своим помощникам:

— Кесарево сечение в анамнезе. Несколько месяцев назад... Фаллопиевы трубы... Сужение... Придется снова.

Потом он обратился к Кэтти:

— Как случилось, что вы снова беременны, миссис Ритчик? Ведь мы предупреждали вас о недопустимости подобной ситуации, поскольку беременность ставит под угрозу вашу жизнь.

Она молча пожала плечами. Как случилось? Да так, очень просто. Ведь мужчины ничего не хотят понимать.

Доктор отвернулся к умывальнику и заученно проговорил:

— В вашем положении полезен свежий воздух, солнечные ванны и активный отдых. В пищу необходимо включить высококалорийные продукты, молоко, фруктовые соки. Воздержитесь от половых сношений хотя бы в течение ближайших двух месяцев.

Доктор заранее знал тщетность своих рекомендаций. Он вытер руки, написал что-то на листке бумаги.

— Возьмите рецепт. Будете принимать в течение месяца, а потом придете ко мне.

Кэтти подняла на него затравленный взгляд:

— Доктор, когда родится ребенок?

— Ваш ребенок сам никогда не родится. Нам придется его вынимать.

— А когда вы будете его вынимать?

— В конце ноября или начале декабря.

— Спасибо.

Врач повернулся и вышел. Вслед за ним ушли его помощники. Кэтти медленно слезла с кресла, взяла одежду. Ноябрь или декабрь... Значит, она сможет работать до самого октября. Не так уж плохо.

В эту минуту один из ассистентов вернулся за пузырьком с мочой:

— Не огорчайтесь, миссис Ритчик. Все будет в порядке.

Она слабо улыбнулась:

— Спасибо.

Дверь снова закрылась. Кэтти оделась, вышла из кабинета, заплатила сестре 50 центов за осмотр. И все это время она размышляла о том, как сказать Марии про беременность, какие найти слова, чтобы причинить ей меньше боли. Дочка считает Питера врагом, и это известие будет для нее новым ударом.

В аптеке пришлось немного подождать, и снова Кэтти попыталась представить разговор с Марией, но ни одна спасительная мысль так и не пришла ей в голову. Наконец, она получила лекарство, равнодушно положила его в карман. Медленно вышла на улицу. Над крышами невысоких домов в конце квартала парил тонкий шпиль церкви Святого Августина. Священник отец Янович слыл мудрым человеком, и Кэтти решила сходить к нему. Уж он-то подскажет, как ей быть.

Обхватив руками тонкие колени, Мария сидела на еще теплой от дневного зноя траве: Ветерок шевелил легкие волосы.

Стемнело. Мимо несла погасшую воду река Гудзон. На другом, уже почти невидимом берегу дрожали далекие огни.

Девушка прервала молчание неожиданными словами:

— Мне нужно подыскать работу на лето.

Росс лениво перевернулся со спины на бок:

— Зачем?

— Деньги нужны... Мой старик не любит работать, зато любит пить пиво. Мать надрывается ночами, но на это, сам понимаешь, не проживешь.

— А какая тебе нужна работа?

— Не знаю... Наверное, в какой-нибудь конторе.

Росс расхохотался. Мария передернула плечами:

— Что в этом смешного?

— А то, что в конторе ты заработаешь от силы восемь долларов в неделю. Сумасшедшие деньги!

— Но это лучше, чем ничего. Целых восемь долларов!

Разговоры о работе надоели Россу в собственном доме: сестра постоянно собиралась куда-нибудь устроиться, но всякий раз у нее до этого не доходили руки, поэтому он недоверчиво переспросил:

— Ты что, серьезно?

— Да. У меня нет выхода.

Росс сорвал травинку, задумчиво ее разжевал. Сейчас эта девушка ему напомнила Майка. Чем? Каким-то не по возрасту разумным отношением к деньгам.

Неожиданно в его голове мелькнула интересная мысль:

— Слушай, Мария, ты умеешь танцевать?

— Естественно.

— Я имею в виду, не двигать ногами, а красиво танцевать.

— Умею, а что?

Росс вскочил и протянул ей руку:

— Вставай, поедем в одно место.

Они быстро пошли к машине. На ходу отряхивая брюки, Росс бросил загадочную фразу:

— Посмотрим, что из этого получится.

На облупленных стенах крошечного фойе висели фотографии нескольких девушек с одинаковыми, якобы завлекающими улыбками. Под ними можно было прочесть: «Приходи и потанцуй со мной. Всего за 10 центов». Сверху сюда долетали приглушенные звуки плохо сыгранного оркестра.

Все это нисколько не смущало Росса, и он повел Марию по скрипучей лестнице вверх. С каждой ступенькой музыка становилась громче. Наверху, в будочке, пожилой мужчина продавал билеты. Другой возле двери в зал пропускал по ним посетителей. Танцзал представлял собой низкое длинное помещение. В тусклом электрическом свете на затертом полу шаркали ногами несколько пар. Оркестр закончил очередную мелодию, и пары медленно растеклись по углам. Вдоль окрашенных грязно-синей масляной краской стен поодиночке сидели разномастные девушки.

Завидев Росса, все они принимались кокетливо улыбаться, однако тут же делали равнодушные лица — рядом с ним шла Мария.

Справа возле длинной стойки сгрудилось несколько незастеленных столов. Росс подвел Марию к одному из них, заказал для себя пиво, для нее — коку. В эту минуту оркестр заиграл медленный фокстрот.

— Ты готова показать себя?

Мария сверкнула своей загадочной улыбкой:

— Как всегда.

— Потанцуем?

Он обнял девушку и уверенно повел ее в танце. Мария двигалась так легко, словно была частью его тела. Несомненно, Бог дал ей редкую пластичность и отменное чувство ритма.

Когда они, разгоряченные, вернулись к столику и Росс отпил из стакана, Мария лукаво улыбнулась:

— Ну как? Я тебе понравилась?

Он неохотно признал:

— Танцуешь ты, конечно, классно. Кто тебя научил?

— Никто. Сама научилась.

Понизив голос. Росс доверительно сообщил:

— Девушки здесь зарабатывают от двадцати до пятидесяти долларов в неделю.

Мария с сомнением переспросила:

— Только танцами?

Он замялся:

— Почти.

Мария принялась размышлять вслух:

— Только танцами можно заработать не больше двадцати. Так?