Роза посмотрела на телеграмму, потом на Дэвида. На лице ее сияла улыбка. Дэвид прочитал телеграмму, зажатую в ее руке: «Желаю счастья! Надеюсь, что у вас будут двойняшки!»

Эта телеграмма была подписана «Джонас».

— Черт возьми, какую глупость мы совершили, — выругался Форрестер, поднимая в воздух КЭ-200 вслед за группой «спитфайров».

— Какую? — спросил я из кресла второго пилота, оглядываясь на Лондон, подернутый утренним туманом. Внизу кое-где еще виднелось пламя пожаров — результат вчерашнего ночного налета. — Они не купили наш самолет, зато купят все В-17, которые мы сможем выпустить.

— Да я не об этом, — проворчал Роджер.

— Первый и второй двигатели проверены, — раздался позади нас голос Морриса, — третий и четвертый двигатели проверены. Теперь можешь убавить подачу топлива.

Роджер убавил подачу топлива.

— Я вот что имею в виду, — сказал он, оборачиваясь к Моррису, выполнявшему функции бортинженера. — Мы совершили глупость, что полетели все вместе в одном самолете. А если он рухнет? Кто тогда будет управлять компанией?

Я улыбнулся.

— Не стоит так беспокоиться.

— Но именно за это ты и платишь мне деньги. Президент компании обязан беспокоиться, особенно при таком темпе роста доходов. В прошлом году наш общий доход составил тридцать пять миллионов, а в этом году, за счет военных заказов, он составит свыше ста миллионов. Надо начинать подбирать персонал, который смог бы заменить нас в случае, если с нами что-нибудь произойдет.

Я достал сигарету.

— А что с нами может произойти? — спросил я, глядя на него сквозь клубы табачного дыма. — Разве что ты позавидуешь королевским военно-воздушным силам и вновь вернешься на службу?

Он вытащил у меня изо рта сигарету и затянулся.

— Ты же знаешь, Джонас, что я не могу иметь дело с этими парнями. Если уж мне суждено летать в председательском кресле, то я предпочитаю делать это у тебя. Здесь хоть я, по крайней мере, возглавляю генеральный штаб.

Конечно, он был прав. Война вынуждала нас к такому расширению производства, которое нам и не снилось. К этому мы не были готовы.

— Нам нужен управляющий канадским заводом, — продолжал Роджер.

Я молча кивнул. И здесь он был прав. На своих американских заводах мы будем выпускать детали для самолетов, а потом отправлять их для сборки в Канаду. После сборки канадские военно-воздушные силы будут перегонять самолеты в Англию. Если отладить такую систему, на производство одного самолета у нас будет уходить около трех недель.

У этой идеи имелись значительные преимущества в плане налогов. Строительство завода брались финансировать канадское и английское правительства, и это было нам выгодно. Во-первых, само строительство обойдется дешевле, потому, что мы не будем выплачивать проценты, а во-вторых, налоги с чистого дохода будут выплачиваться в Канаде, где налоговая скидка в четыре раза меньше, чем у дядюшки Сэма. Пилотам это тоже будет выгодно, так как они смогут заработать американские доллары.

— Хорошо, я согласен. Но ни у кого из наших служащих нет опыта по управлению таким громадным производством. Только у Морриса, но его мы отдать не можем. У тебя есть кто-нибудь на примете? — спросил я.

— Конечно, но эта кандидатура тебе не понравится.

Я посмотрел на него.

— Скажи кто, а там видно будет.

— Эймос Уинтроп.

— Нет!

— Он единственный, кто сможет справиться с таким производством. И надо бы поторопиться. При нынешнем развитии событий его обязательно кто-нибудь перехватит.

— Ну и пусть забирают этого говнюка и пьяницу. За что бы он ни брался, всегда заваливал дело.

— Он знает производство самолетов, — продолжал упорно настаивать Форрестер. — Я слышал, что произошло между вами, но к делу это не имеет отношения.

Я молчал. Впереди нас самолет командира группы «спит-файров» покачал крыльями. Это был сигнал вхождения в радиосвязь. Форрестер наклонился и щелкнул тумблером рации.

— Слушаю, капитан.

— Старик, в этой точке мы покидаем вас.

Я взглянул вниз. Под нами расстилались воды Атлантического океана, мы находились в сотнях миль от Британских островов.

— Все в порядке, капитан, — сказал Форрестер. — Спасибо.

— Счастливо добраться домой, ребята. И не забудьте прислать нам побольше самолетов, они понадобятся летом, чтобы отплатить немцам.

Форрестер рассмеялся. Над Англией нависла серьезная угроза, а эти парни уже думают о том, как будут бить немцев.

— Вы получите их, капитан.

— Все, конец связи.

«Спитфайр» снова покачал крыльями, и вся группа пошла на разворот, беря курс к родным берегам. Наступила тишина, и мы остались одни над Атлантикой. Я отстегнул ремень безопасности, поднялся.

— Если у вас все в порядке, то пойду немного вздремну.

Роджер кивнул. Я открыл дверь кабины.

— Подумай над моими словами, — бросил мне вслед Форрестер.

— Если ты об Эймосе Уинтропе, то считай, разговора не было.

Моррис с унылым видом сидел в кресле бортинженера. Когда я вошел, он поднял голову и произнес печальным тоном:

— Я этого не понимаю. Ведь все легко можно посчитать. Экипаж В-17 пять человек, а у нас девять. До Германии им лететь самое большое две тысячи миль, значит, им не нужен самолет с дальностью полета пять тысяч миль. Производственные расходы на выпуск В-17 немного больше половины наших расходов. Но у нашего самолета потолок высоты больше на тысячу футов и скорость на двести миль в час больше. Кроме того, в два раза больше бомбовая нагрузка.

— Твоя трагедия заключается в том, — сказал я, — что ты всегда опережаешь время. Они еще просто не готовы к такому самолету. — Во всей фигуре Морриса чувствовалась подавленность. Мне стало жаль его, но то, что я сказал, было правдой. Опираясь на мои деньги, Моррис стал величайшим в мире конструктором самолетов. — Забудь об этом. Пусть тебя не расстраивает, что они еще не понимают тебя. Наступит день и в воздухе окажутся тысячи таких самолетов.

— Но уже не в эту войну, — отрешенно произнес он, доставая из коробки термос. — Пойду отнесу Роджеру кофе.

Он ушел в пилотскую кабину, а я растянулся на койке. В ушах стоял шум работы четырех больших двигателей. Я закрыл глаза. Три недели я провел в Англии, и не одну ночь не удалось спокойно отдохнуть. Мешали то бомбы, то девочки. Бомбы и девочки. Бомбы. Девочки. Я уснул.

Раздался пронзительный визг бомбы, упавшей где-то рядом. Все разговоры за обеденным столом на минуту прекратились.

— Я беспокоюсь о своей дочери, мистер Корд, — сказала стройная, седовласая женщина, сидящая справа от меня.

Я посмотрел на нее, потом бросил взгляд на Морриса, сидевшего напротив. Его лицо побледнело и напряглось. Я снова посмотрел на женщину. Бомба упала почти рядом с ее дверью, а она беспокоится о своей дочери, находящейся в безопасности в Америке. А может, ей и следовало беспокоиться. Это была мать Моники.

— Я не видела Монику с тех пор, как ей исполнилось девять лет, — взволнованно продолжила миссис Хоулм. — Это было почти двадцать лет назад. Я часто вспоминала о ней.

Про себя я подумал, что она вряд ли слишком часто вспоминала о своей дочери. Раньше я полагал, что матери это не то, что отцы, но потом понял, что между ними нет никакой разницы. В первую очередь, они думают о себе. Общим у нас в судьбе с Моникой было то, что у нас не было заботливых родителей. Моя мать умерла, а ее сбежала с другим мужчиной.

Она смотрела на меня своими большими глазами с длинными черными ресницами, и я уловил в ней ту красоту, которая перешла от нее к дочери.

— Как вы думаете, мистер Корд, вы увидите ее по возвращении в Америку?

— Сомневаюсь, миссис Хоулм, — ответил я. — Моника живет в Нью-Йорке, а я в Неваде.

Помолчав некоторое время, она снова внимательно посмотрела на меня.

— Вы не испытываете ко мне симпатии, мистер Корд, не так ли?