— Тебе надо отдохнуть, ты выглядишь усталой.
— Когда ты вернешься домой, мы вместе поедем в Европу. Я знаю одно местечко на Ривьере, где мы сможем прожить целый год меньше, чем за две тысячи долларов.
— Это будет не скоро, а тебе нужно отдохнуть сейчас.
— К чему ты клонишь, папа?
— Я написал своему кузену Фостеру. Они с женой Бетти хотят, чтобы ты приехала к ним погостить. Они пишут, что у них очень хорошо, и ты можешь жить там до моего возвращения.
— Но ведь тогда я не смогу навещать тебя, — сказала Рина, схватив руку отца, лежащую на прутьях решетки.
Он крепко сжал ее пальцы.
— Так будет лучше. Мы оба будем меньше страдать от воспоминаний.
— Но папа... — запротестовала было Рина.
Подошел охранник, и отец поднялся.
— Я уже дал указания Стэну Уайту, — сказал он напоследок, — слушайся меня и уезжай отсюда.
Он повернулся и направился к выходу, а Рина смотрела ему вслед. Глаза ее были полны слез. Она снова увидела его спустя несколько месяцев, когда ехала в свадебное путешествие в Европу. В тюрьму с собой она привела мужа.
— Папа, — робко сказала она, — это Джонас Корд.
Перед Гаррисоном Марлоу стоял человек его лет, а может, и старше, но моложавый и энергичный, что выдавало в нем жителя Запада.
— Что мы можем сделать для тебя, папа? — спросила Рина.
— Мы готовы на все, что в наших силах, мистер Марлоу, — добавил Джонас Корд.
— Нет-нет, спасибо.
Марлоу поймал на себе взгляд глубоко посаженных, пронизывающих голубых глаз.
— Мой бизнес расширяется, мистер Марлоу, — сказал Корд. — Я хотел бы, чтобы вы поговорили со мной перед тем, как станете намечать планы на будущее после освобождения. Мне нужен финансист с вашим опытом.
— Вы очень добры, мистер Корд.
Джонас Корд повернулся к Рине:
— Я понимаю, что тебе хочется побыть одной с отцом. Я подожду на улице.
Рина кивнула, и мужчины попрощались. Некоторое время отец и дочь молча смотрели друг на друга, потом Рина заговорила:
— Что ты о нем думаешь, папа?
— Я в недоумении, ведь он такой же старик, как и я.
Рина улыбнулась.
— Но я же говорила, что выйду замуж за взрослого мужчину. Терпеть не могу мальчишек.
— Но... но ты-то молодая женщина, — воскликнул отец, — и у тебя впереди вся жизнь. Почему ты вышла за него?
— Он очень богатый и очень одинокий.
— Ты хочешь сказать, что этого достаточно? — Вдруг до него дошел смысл предложения, сделанного ее мужем. — А-а, значит, он сможет позаботиться обо мне?
— Нет, папа, — быстро сказала Рина, — я вовсе не поэтому вышла за него.
— Тогда почему? Почему?
— Чтобы он заботился обо мне, — просто ответила Рина.
— Но Рина... — запротестовал Марлоу.
Рина оборвала его.
— Папа, ты же сам сказал, что я не в состоянии позаботиться о себе. Разве не поэтому ты отправил меня из Бостона?
Марлоу нечего было возразить. После нескольких минут Молчания они попрощались. Придя в камеру, он вытянулся на узкой койке и уставился в потолок. Его начал бить озноб, и он закутал ноги одеялом. Когда он упустил ее? Что сделал не так?
Марлоу уткнулся лицом в жесткую соломенную подушку, и горячие слезы покатились у него по щекам. Озноб становился все сильнее. Вечером с температурой сорок его отправили в тюремную больницу, где он через три дня умер от пневмонии. В это время Рина и Джонас Корд находились в открытом море на пути в Европу.
14
Боль сосредоточилась в висках, острым ножом врезаясь в сон. Рина почувствовала, как сон ускользает от нее и наступает ужас пробуждения. Она беспокойно шевельнулась, все исчезало, все — кроме нее. Рина задержала дыхание, борясь против возврата к действительности, но это не помогло. Исчез последний теплый след сна — она проснулась.
Открыв глаза, она с недоумением осмотрела больничную палату, но потом вспомнила, где находится. На столике стояли свежие цветы, наверное, их принесли, пока она спала. Рина медленно повернула голову. В большом легком кресле у окна дремала Элен. За окном была ночь, должно быть, она проспала весь день.
— У меня ужасно болит голова, — прошептала Рина, — дайте мне, пожалуйста, аспирин.
Элен подалась вперед и вопросительно посмотрела на нее.
— Я проспала целый день, — улыбнулась Рина.
— Целый день? — с недоумением повторила за ней Элен.
Впервые почти за неделю Рина пришла в сознание.
— Целый день... Пожалуй.
— Я так устала, — сказала Рина. — Стоит мне проспать весь день, как начинает болеть голова. Мне нужен аспирин.
— Я позову сестру.
— Не беспокойся, я сама позову. — Рина попыталась поднять руку, чтобы нажать кнопку, расположенную над головой, но не смогла. — Она опустила взгляд и увидела, что рука вытянута на кровати, а в вену вставлена игла, соединенная длинной трубкой с перевернутой бутылочкой, установленной на стойке. — Для чего это?
— Доктор подумал, что лучше не беспокоить тебя во время сна для еды. — Элен подошла к кровати и нажала кнопку звонка.
В дверях моментально появилась сестра. Она подошла к кровати и, остановившись рядом с Элен, посмотрела на Рину.
— Вы проснулись? — с профессионально-бодрой улыбкой спросила она.
— Мы проснулись, — слабо улыбнулась в ответ Рина. — Вы ведь новенькая, да? Я вас не помню.
Сестра бросила быстрый взгляд на Элен. Она дежурила здесь все время с тех пор, как Рина поступила в больницу.
— Я ночная сестра, — спокойно ответила она, — первый день, как устроилась сюда на работу.
— У меня всегда болит голова, если я просплю целый день, — сказала Рина. — Может быть, вы дадите мне аспирин?
— Я позову доктора, — ответила сестра.
Рина повернула голову.
— Ты, наверное, устала, — сказала она, обращаясь к Элен. — Почему ты не идешь домой отдыхать? Ведь ты пробыла здесь весь день.
— Я совсем не устала.
В палату вошел доктор.
— Добрый вечер, мисс Марлоу. Хорошо отдохнули?
— Слишком хорошо, даже голова разболелась.
Доктор подошел к кровати и взял Рину за руку, щупая пульс.
— Сильно болит? — спросил он, смотря на часы.
— Особенно сильно, когда пытаюсь вспомнить имена. Я ведь хорошо знаю вас и мою подругу, но как зовут, не помню. Стоит начать вспоминать, и боль становится нестерпимой.
— В этом нет ничего необычного, — засмеялся доктор. — Просто есть такая форма мигрени, когда люди забывают даже собственное имя. У вас ведь не так?
— Нет, не так, — ответила Рина.
Доктор достал из кармана офтальмоскоп и склонился над ней.
— Хочу посмотреть ваши глаза, эта штука поможет глубоко заглянуть в них, и, возможно, окажется, что ваша головная боль не что иное, как чрезмерное напряжение глазного нерва. Не бойтесь.
— Я не боюсь. Меня уже однажды так осматривал доктор в Париже. Он думал, что у меня шок, но я просто находилась под гипнозом.
Доктор поднял Рине веко и нажал кнопку на инструменте. Из маленького отверстия показался тонкий луч света.
— Как вас зовут? — как бы случайно спросил он.
— Катрина Остерлааг, — последовал быстрый ответ. — Я же сказала, что головная боль не такова, чтобы я не помнила свое имя.
— А как зовут вашего отца? — спросил доктор, поднося офтальмоскоп к другому глазу.
— Гаррисон Марлоу. Вот видите, это я тоже помню.
— Как вас зовут? — снова спросил доктор, медленно водя инструментом перед глазом.
— Рина Марлоу, — ответила Рина и громко рассмеялась. — Вы шутите, доктор.
— Ну что вы, — улыбнулся он.
Он выключил свет в офтальмоскопе и выпрямился.
В этот момент открылась дверь и два санитара, вкатив в палату большую квадратную машину, остановили ее рядом с кроватью.
— Это энцефалограф, — пояснил доктор. — Он предназначен для измерения электрических импульсов мозга. Очень помогает при определении источника головной боли. Давайте попробуем.
— Он выглядит таким сложным, — сказала Рина.