Отец положил кусочек сахара в рот. Сделав первый обжигающий глоток, он открыл рот и сказал:

— А!

— Хороший, правда? — заулыбалась Саперштейн. — Настоящий чай. Как дома. А не тот, который пытаются продавать здесь.

Отец кивнул и снова взял стакан. Когда он поставил его обратно на стол, тот был уже пуст. Дань вежливости отдана, пора было приступать к делу.

— Ну что, миссис Саперштейн?

Но миссис Саперштейн еще не была готова говорить о деле. Она посмотрела на Дэвида.

— Какой славный мальчик ваш Дэвид, — сказала она. — Таким в его возрасте был и мой Говард. — Она взяла тарелку с печеньем и подала Дэвиду. — Возьми штучку. Я сама пекла.

Дэвид положил печенье в рот. Оно оказалось сухим и сразу раскрошилось во рту.

— Возьми еще, а то ты такой худой. Тебе надо есть.

Дэвид помотал головой.

— Миссис Саперштейн, — сказал отец. — Я — человек занятой, и уже поздно. У вас есть что-нибудь для меня?

Женщина кивнула, и они проследовали за ней через темный коридор в одну из комнат, где на кровати лежало несколько пар обуви, платья, мужские костюмы, рубашки и даже пальто.

Отец подошел, и укоризненно сказал:

— Зимняя одежда. И ради этого я поднимался на пятый этаж?

— Совсем как новая, мистер Вулф! Моего сына Говарда и его жены. Носили только один сезон. Они собирались отдать это Армии спасения, но я настояла, чтобы прислали мне.

Отец не ответил. Он быстро разбирал вещи.

— Мой сын Говард живет в Бронксе, — гордо сказала она. — Он врач.

— Два доллара за все, — объявил отец.

— Но, мистер Вулф! — воскликнула она. — Это стоит по крайней мере двадцать долларов!

Отец пожал плечами.

— Я покупаю их только для того, чтобы отправить в ОПИЕ. Армия спасения не даст и того.

Дэвид их почти не слушал. ОПИЕ означало Общество помощи иммигрантам-евреям. Утверждению отца он не поверил. Он точно знал, что вещи никогда не попадут в ОПИЕ. После того как мать их тщательно почистит, они попадут в какой-нибудь магазин поношенной одежды.

— Десять долларов! — не сдавалась миссис Саперштейн. Она уже торговалась всерьез. — На меньшее я не соглашусь. Иначе Говарду даже не было смысла их сюда привозить! Один только бензин отсюда до Бронкса сколько стоит!

— Пять долларов и ни цента больше.

— Шесть! По крайней мере, расходы на бензин окупятся!

— Насколько я знаю, метро по-прежнему работает, — отвечал ей отец. — Почему я должен платить за то, что ваш сын — большая шишка с автомобилем?

— Пять пятьдесят.

Он взглянул на нее, затем пожал плечами и полез за кошельком.

— Пять пятьдесят, — вздохнул он. — Бог свидетель, я в убытке.

Он сделал Дэвиду знак и стал отсчитывать деньги в руку женщине. Дэвид завернул все вещи в пальто и перевязал рукавами. Взвалив тюк на плечо, он стал спускаться по лестнице.

Забросив тюк в фургон, он отвязал лошадь и взобрался на козлы.

— Эй, Дэви!

На тротуаре стоял высокий парень.

— Я весь день тебя ищу.

— Мы были в Бруклине, — ответил Дэвид. — Отец сейчас придет.

— Я быстро. Шоки дает тебе десять долларов, если пригонишь сегодня лошадь с повозкой. Нужно отвезти кое-что за город.

— Но ведь сегодня — пятница.

— То-то и оно. На улицах будет пусто. Некому будет думать, что мы делаем в такое время. И легавые фургон старьевщика не тронут.

— Постараюсь, — сказал Дэвид. — Во сколько, Иглонос?

— В девять у гаража Шоки. Твой старик идет. Пока!

— С кем это ты разговаривал? — спросил отец.

— С одним парнем, папа.

— С Исидором Шварцем?

— Угу, с Иглоносом.

— Держись от него подальше, Дэвид, — строго сказал отец. — Его нам только не хватало. Лодырь. Один из тех паршивцев, что слоняются вокруг гаража Шоки и тащат все, что плохо лежит.

Дэвид кивнул.

— Отведи лошадь в конюшню. Скажи матери, чтобы к семи был готов ужин.

Когда Дэвид свернул в узкий переулок у гаража, к нему поспешно подошел Иглонос.

— Это ты, Дэвид?

— А кто же еще? — усмехнулся Дэвид.

— Да мы уж подумали, что ты не появишься. Ведь почти десять.

— Я ждал, чтобы мой старик лег, — сказал Дэвид, останавливая лошадь рядом с гаражом.

Появился Шоки, блестя лысиной. Он был невысокого роста, с широкой грудью и длинными, почти до колен, руками.

— Долго же ты добирался, — проворчал он.

— Главное, что я здесь.

Шоки повернулся к Иглоносу.

— Начинай грузить. Он тебе поможет.

Дэвид соскочил с козел и вошел в гараж. Длинный ряд металлических канистр отражал свет единственной лампочки, подвешенной под самым потолком. Дэвид присвистнул.

— Да здесь штук сорок!

— Смотри-ка, он умеет считать! — бросил Шоки.

— А значит четыреста фунтов. Старушка Бесси столько не потянет.

— В прошлый раз было столько же, — заявил Шоки.

— Ничего подобного. В тот раз было только тридцать, и то я думал, она отбросит копыта. И что тогда будет? Мертвая лошадь и двести галлонов спиртного!

— Ну, в последний раз, Дэви, — попросил Шоки. — Я обещал Дженнуарио.

— Почему ты не берешь один из своих грузовиков?

— Не могу. Остановят. А фургон старьевщика никто не ждет.

— Я возьму не более двадцати пяти.

— На этот раз дам двадцатку.

Дэвид не ответил, размышляя. Двадцать долларов. Столько его отец не выручает и за неделю. А это — шесть дней в дождь, и в зной, и в мороз. Каждый день, кроме субботы.

— Четвертак! — сказал Шоки.

— Ладно, рискну.

— Тогда грузим.

Шоки подхватил по канистре в руку.

Бесси медленно тащила повозку к окраине. На углу Дэвид придержал лошадь, пропуская грузовик. К нему медленно подошел полисмен.

— Что это ты сегодня выехал, Дэви?

Дэвид невольно покосился назад. Канистры со спиртным были спрятаны под брезентом и забросаны тряпьем.

— Я слышал, что на фабрике дают хорошие деньги за тряпье, — сказал он. — Решил свезти туда остатки.

— А где отец?

— Сегодня пятница.

— А! — полицейский проницательно посмотрел на Дэвида. — А он знает, что тебя нет дома?

Дэвид молча покачал головой. Полицейский рассмеялся.

— Все дети одинаковы!

— Надо вернуться, пока старик не спохватился, — сказал Дэвид и дернул поводья. Старушка Бесси двинулась, но полицейский снова окликнул Дэвида.

— Передай отцу, пусть присмотрит что-нибудь для девятилетнего мальца, — крикнул он. — Мой Майкл уже из всего вырос.

— Хорошо, мистер Дойл, — пообещал Дэвид.

Когда Дэвид подъехал к платформе, Шоки и Иглонос были уже там. Дженнуарио стоял рядом, наблюдая, как они начали разгружать.

Внезапно из темноты возникли два сыщика с пистолетами наготове.

— Всем стоять!

Дэвид застыл, сжимая в руках канистру. На мгновение ему пришло в голову бросить ее и бежать, но тогда фургон и Бесси останутся. Что он тогда скажет отцу?

— Клади канистру, парень, — сказал один из детективов.

Дэвид медленно опустил канистру на землю.

— Лицом к стене!

Дженнуарио улыбался. Казалось, его ничуть не встревожило происходящее.

— Зайдем на минуту, лейтенант, — спокойно сказал он. — Я уверен, что мы все уладим.

Лейтенант проследовал за Дженнуарио в помещение, и через десять минут они вышли оттуда, улыбаясь.

— Все в порядке, ребята, — сказал лейтенант. — Похоже, мы ошиблись. Мистер Дженнуарио все объяснил. Идем.

Они испарились так же быстро, как и появились. Дэвид продолжал стоять и глядеть им вслед, открыв рот.

Иглонос молча ехал рядом с Дэвидом до самой конюшни.

— Я же тебе говорил, все на мази, — сказал он Дэвиду, когда они вышли на улицу.

Дэвид решил, что даже двадцать пять долларов не стоили такого риска.

— Я завязываю, Иглонос. Все.

Иглонос рассмеялся.

— Что, испугался?

— Точно. Надо найти другой способ зарабатывать на жизнь.

— Найдешь, скажи мне! — усмехнулся Иглонос. — Кстати, Шоки приволок к себе пару китаяночек. Говорит, нам можно сегодня их трахнуть, если захотим.