— Привет, Мори, — ответил Невада.

Действительно, Невада Смит и Моррис Чандлер знали друг друга с давних пор. Волею судьбы знакомство их состоялось 21 сентября 1900 года. В тюрьме, неподалеку от Плэкумайна, штат Луизиана. Морриса Чандлера тогда звали Морис Коуэн, Неваду Смита — Макс Сэнд.

Тот день был худшим в жизни Чандлера. Его привезли из Батон-Ружа в фургоне, к которому он был прикован. Во дворе на глазах у всех зевак его заставили снять свою одежду и надеть тюремную: брюки и куртку в широкую черно-белую полосу, которые были ему велики. Потом он сел на скамью, положил ноги на наковальню и в ужасе наблюдал, как охранник заковывает его в кандалы — кольца на щиколотках, соединенные цепью длиной в полтора фута с большим кольцом посередине. Обуви ему не дали, так что к кабинету начальника тюрьмы на другой стороне двора он побрел босиком.

Начальник тюрьмы, крупный мужчина с мясистым лицом, нацепил на нос очки в металлической оправе и углубился в изучение бумаги, протянутой ему надзирателем. Он прочитал ее до последнего слова, затем посмотрел на Коуэна. По лицу чувствовалось, что человек он не жестокий, но и поблажек ждать от него не приходится. Он покачал головой:

— Парень, у тебя что-то не в порядке с головой. Иначе за свои делишки ты бы не попал в такую дыру на целый год. — Вновь он покачал головой. — Еврей из Нью-Йорка. Тебе придется нелегко, парень.

— Он у нас модник, — рассмеялся надзиратель. — Такой костюм. Целлулоидная прокладка в воротнике. Розовый шелковый галстук. Ботинки на высоких каблуках. А волосы мажет чем-то липким с запахом герани. Лично мне он нравится больше в тюремных штанах. От его гражданского наряда меня тошнит.

Начальник тюрьмы вернулся к документу.

— Морис Коуэн. Хищение имущества в крупных размерах путем подлога документов. Черт, парень, лучше бы ты ограбил банк. Во-первых, ты получил бы шанс подержать в руках настоящие денежки, а во-вторых, тебе и здесь было бы лучше. Грабителей банков у нас уважают. А так я тебе не завидую, Морис Коуэн.

Морис дрожал всем телом. Едва сдерживал слезы. Он боялся, что ноги откажутся служить ему и он рухнет на пол.

— Значит, все ясно. — Начальник тюрьмы положил бумагу на стол. — Майк, выведи его. Сначала дай ему десять плетей, а потом он может и пообедать.

— Десять плетей! — вскричал Мори. — За что? Что я такого сделал? Сэр! Сэр! За что? — Он зарыдал, всхлипывания глушили слова. — О, пожалуйста…

— Для профилактики, — пояснил начальник тюрьмы. — Так уж повелось, что человек, получивший в первый же день десять плетей, ведет себя, как положено, и не задумывается о побеге. Почему-то они помнят, как плеть впивается в кожу, и не жаждут второго урока.

Майком звали огромного негра. Тоже заключенный, он пользовался особым расположением начальника тюрьмы. Негр отвел Мори к столбу, вкопанному посреди тюремного двора.

— Можешь не волноваться, парень, — прошептал он. — Я в своем деле мастер. Боли ты не почувствуешь.

Здоровяк негр приказал ему раздеться. Снять штаны Мори, разумеется, не мог. Лишь спустил их ниже колен, на кандалы. Затем Майк привязал голого Мори к столбу. И Мори простоял так час, пока рабочие команды не собрались во дворе, дабы присутствовать при бичевании.

Заключенным давно не приходилось видеть такого чудика. Маленького росточка, хрупкого телосложения, с белоснежной кожей. Многие впервые столкнулись с обрезанным мужчиной и толпились вокруг, тыча пальцами в известный орган.

— Господи! Кто-то укоротил ему конец!

— Боже ты мой, это же, наверное, очень больно!

— Евреи всегда так делают. Об этом написано в Библии.

— Если б ты читал Библию, то знал, что евреи делают это своим младенцам.

— У меня просто мурашки бегут по коже!

Привязанный к столбу Мори увидел собрата по несчастью. Голый, как и он, этот мужчина был заперт в маленькой клетке, что стояла недалеко от столба. Размеры клетки не позволяли мужчине ни встать, ни вытянуться в длину. Он лежал в углу, свернувшись клубочком, в компании собственных экскрементов, не замечая жужжащих и ползающих по его потному телу мух.

Наконец все рабочие команды собрались во дворе. Шестьдесят или семьдесят мужчин встали в круг, чтобы засвидетельствовать бичевание Мори Коуэна. Колени его подогнулись, и он обвис на веревках, которыми Майк привязал его за запястья к столбу. Тело его блестело от пота, а каждый порыв ветра вызывал дрожь. Мори знал, что у людей, в обществе которых ему предстояло провести год, он не вызывает ничего, кроме презрения. Его это страшило, но он ничего не мог с собой поделать. Когда же Мори увидел вышедшего на крыльцо начальника тюрьмы, он обдулся. Заключенные смеялись, глядя на струйки мочи, текущие по ногам Мори.

Наконец Майк, здоровяк-негр, встал у него за спиной. Мори вывернул голову чуть ли не на сто восемьдесят градусов. В руке Майк держал длинную, страшного вида плеть.

Мори посмотрел на начальника тюрьмы. Тот кивнул, и в то же мгновение резкая боль пронзила тело Мори, словно к его плечам приложили раскаленную кочергу. Он открыл рот, чтобы закричать…

Ему в лицо плеснули холодной водой. Рядом с ним с ведром в руках стоял черноволосый, худощавый, мускулистый мужчина. О, подумал Мори, слава тебе Господи, я потерял сознание, и они решили ограничиться лишь одним ударом плетью. Мужчина с ведром загадочно улыбался. Мори оглянулся. Начальник тюрьмы ушел к себе. Колонна заключенных втягивалась в столовую, где их ждал обед. Все в полосатых куртках и штанах. Все в ножных кандалах. Кроме мужчины с ведром никто не обращал на Мори внимания. Веревки еще никто не развязал. Его спина… Что с ней? Казалось, ее поджаривали на медленном огне, и боль проникала все глубже и глубже в воспаленную плоть.

— Первый удар почувствовал, так? — спросил мужчина. — А остальные — нет. Майк не зря говорил тебе, что знает свое дело. Первый удар ложится на плечи. А вот при втором он делает так, что кончик бьет по затылку и ты теряешь сознание. Ты даже не чувствуешь, как жжется мазь, которую Майк втирает в рубцы, чтобы не допустить нагноения. Тебе повезло. Если тебя вновь накажут плетьми, никаких послаблений не будет. Помни об этом.

Мори застонал.

— В этом нет ничего особенного. Твое еврейство тут ни при чем. По прибытии сюда я тоже получил десять плетей. Меня зовут Макс Сэнд. Хозяин приказал мне первое время заботиться о тебе.

Макс отвязал его, и Мори рухнул на колени.

— Вставай, приятель. Надевай штаны и пошли.

Мори последовал за ним. Он не представлял себе, как наденет куртку. Макс привел его в комнатенку с койкой и парашей. От железного кольца, торчащего из бетонного блока, тянулась цепь. Макс замкнул ее на кольцо на ножных кандалах Мори и ушел, оставив его одного.

Мори сел на койку. Лечь он боялся. А потому сидел и плакал.

Вскоре Макс вернулся. Принес жестяную кружку с кофе и тарелку с едой. Молча поставил кружку и тарелку на койку и ушел, снаружи закрыв дверь на задвижку.

Фасоль. Фасоль, тушенная в каком-то осклизлом жире, скорее всего свином. И несколько кусочков мяса, что виднелись среди фасоли, похоже, свинина. Еда, к которой ему запрещено прикасаться. Но в тюрьме, где он сидел в ожидании приговора, просьбы не кормить его свининой вызывали разве что смех, а иногда и беззлобную оплеуху. Он взял ложку, ни ножа, ни вилки ему, естественно, не подали, и принялся за еду. «Я помру с голоду, если не буду есть то, что дают, — думал Мори. — Прости меня, Господи». Он поднял глаза к потолку, отправляя в рот очередную ложку. А потом снова заплакал.

Ужас годичного заключения только начинался. В комнатушке его продержали пять дней, пока не начала подживать спина. Выпускали его лишь для того, чтобы он донес парашу до сортира и вылил ее содержимое. Выводил его Макс. Макс приносил еду. Макс занимал в тюремной иерархии более низкое положение, чем Майк. Он носил полосатый наряд и кандалы. Только, как заметил Мори, не волочил ноги. Макс научился ходить в кандалах, словно их и не было.