Тем не менее, все это было неважно. Он был отличным любовником. Но вскоре после женитьбы она заметила в нем определенные изменения. К этой стороне жизни он стал относиться с некоторой небрежностью. Он брал ее без любовных игр, и все быстро кончалось. Сначала она все объясняла его усталостью от работы. Принц постоянно нагружал его все новыми и новыми заданиями. Его дела распространялись на все страны западного мира, и его организация становилась все сложнее. Постепенно вокруг Бадра подобрался штаб из молодых людей, которые, как и он, были выходцами с Ближнего Востока, прекрасно ориентирующихся в проблемах Запада. Каждый из членов этого штаба располагался в странах, с которыми был лучше всего знаком, и в его повседневные обязанности входило следить за инвестициями Бадра. Да и сам Бадр постоянно путешествовал из страны в страну, принимая окончательные решения и координируя направления деятельности, которые должны были принести наилучшие результаты.

Со временем устаревший «Лир джет» уступил место модели «Мистер-20», затем «Супер-Каравелле» и наконец «Боингу-707 Интерконтинентал». Ныне он мог покрывать большие расстояния без посадки, но и даже в этом случае путешествия занимали у Бадра все больше и больше времени.

Их летние каникулы во Франции остались только воспоминаниями, а громадная яхта, которая была куплена для отдыха, куда чаще без дела стояла в гавани на приколе.

Вскоре после рождения Самира, их второго сына, любовные ночи практически исчезли из их быта. И однажды ночью, когда она в отчаянии потянулась к нему, он взял ее руку, отвел в сторону и холодно сказал:

— Жене не подобает предлагать себя.

Ошеломленная его словами, она сначала заплакала, а потом пришла в ярость. Включив свет, она села на кровати и потянулась за сигаретами. Не торопясь прикурив, она сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться.

— В чем дело, Бадр? Разве я когда-нибудь оскорбляла тебя?

Он не ответил.

— У тебя есть другая?

Открыв глаза, он тяжело посмотрел на нее.

— Нет.

— Тогда в чем дело?

Помолчав с минуту, он встал с кровати.

— Я устал, — сказал он. — Я хочу спать.

Она в упор взглянула на него.

— А я хочу трахаться, — откровенно сказала она. — Я в чем-то неправа?

— Хватает и того, что ты ведешь себя как шлюха, — сказал он. — Ты не должна пользоваться их языком.

— Тебе-то уж он известен, — едко сказала она. — Ты провел с ними немало времени.

Его лицо потемнело от гнева.

— Тебя не касаются мои дела.

— Я твоя жена, а ты месяцами не приближаешься ко мне. Так что ты имеешь в виду, говоря, что меня это не касается?

— Обязанность жены — подчиняться желаниям мужа.

— После замужества я отнюдь не стала человеком второго сорта, — фыркнула она. — У меня есть и права, и чувства.

— Ты забываешь о том, что написано черным по белому, — сказал он. — Ты моя жена, моя собственность, и у тебя есть право лишь на те права и чувства, которые я соблаговолю позволить тебе.

Она смотрела на него.

— Тогда я потребую развода. Так я не хочу жить.

— Ты получишь отказ, — сказал он. — Ты будешь жить так, как я тебе прикажу.

— Мы не в средневековье, — сказала она. — А также и не на Ближнем Востоке, где ты можешь запереть меня в гарем. Завтра я отправляюсь домой и подаю на развод. В его глазах был ледяной холод.

— Если ты это сделаешь, — тихо сказал он, — ты никогда больше не увидишь своих детей. И ты знаешь, что у меня есть силы сделать это.

В голосе ее были ужас и потрясение.

— Ты этого не сможешь сделать!

— И смогу, и сделаю, — бесстрастно сказал он.

Захлебнувшись в слезах, она не смогла выдавить из себя и слова.

С минуту он смотрел на нее, а когда заговорил, в голосе его не было ни тени сожаления и тепла.

— Развода не будет. Слишком много поставлено на карту. Я не хочу, чтобы право моего сына на трон подвергалось сомнению из-за скандала. Тем более после тех жертв, на которые я пошел ради него.

Она недоверчиво посмотрела на него.

— О каких жертвах ты говоришь?

— Подавив свою гордость, я просил разрешения жениться на неверной, несмотря на все возражения против такого поступка. Но я хотел, чтобы моему сыну достался трон. Он был обещан ему.

— Но ведь я сменила веру, не так ли? — Она плакала.

— На словах, но не в сердце. Будь это иначе, ты бы знала свое место и не обсуждала бы мои действия.

В отчаянии она закрыла лицо руками.

— О господи, — она не в силах была сдержать рыдания.

— К какому господу ты взываешь? — спросил он, и в голосе его были холод и жестокость. — Твоему или моему?

Опустив руки, она взглянула на него.

— Нет бога, кроме Аллаха.

— Скажи и остальные слова.

Мгновение она молчала, затем опустила глаза.

— И Магомет пророк его, — прошептала она.

Переведя дыхание, он направился к дверям.

— Помни их.

— Бадр. — Что-то в ее голосе остановило его. — Что ты хочешь, чтобы я делала?

Он в упор посмотрел на нее.

— Я даю тебе свободу делать все, что ты хочешь, пока мы остаемся мужем и женой. Но с двумя ограничениями. Первое — благоразумие. Ты не имеешь права поступать так, чтобы навлечь позор на наш дом. Для всего мира наш брак существует, как обычно.

— И второе?

— Ты должна избегать евреев. Этого я не потерплю.

Помолчав, она кивнула.

— Все будет, как ты хочешь.

Закрыв дверь, он тяжело подошел к постели и остановился, глядя на нее сверху вниз.

— Я не хочу, Бадр, — сказала она. — Мне...

— Меня не интересует, чего ты хочешь или не хочешь, — хрипло сказал он. — Ты ведешь себя и говоришь, как шлюха — и обращаться с тобой будут как со шлюхой.

Он сорвал с нее ночную рубашку и ничком швырнул на постель.

— Ты этого хотела, неверная шлюха?

— Бадр, — застонала она.

Резко, с оттяжкой он ударил ее по обнаженным ягодицам. Рука его поднималась снова и снова, и она стонала, извиваясь от боли...

...Затем, после всего, она недвижимо лежала на своей половине постели, медленно приходя в себя. Он тоже молчал. Она не двигалась. Между ними порвались все отношения.

Наконец он заговорил:

— Теперь, женщина, ты знаешь свое место?

Она проглотила набежавшие слезы.

— Да, — тихо прошептала она.

Так это произошло несколько лет назад. В действиях Бадра не было ни желания обладать ею, ни жестокости. Просто и откровенно он дал ей почувствовать свою силу.

Тем летом у нее появился первый любовник. После него все стало куда проще. Но мало с кем из них она получала удовлетворение. Все же они кое-что давали ей. Были ли они искренни или нет, испытывали ли они к ней страсть или нет, платила ли она им или нет, все они занимались с ней любовью.

А это было то, что Бадр никогда не мог ей дать.

Ее разбудил звук включенной электробритвы. Иордана повернулась на бок. Сквозь открытую дверь ванной она видела, как он стоит перед зеркалом, с полотенцем, обмотанным вокруг тонкой талии. Ей было знакомо это сосредоточенное выражение его лица. Бритье полностью поглощало его.

Сев, она потянулась за сигаретой. Они провели странный уик-энд. Странный потому, что временами ей казалось — к ним возвращается прежняя близость. Но каждый раз, когда возникало это ощущение, кто-то из них делал или говорил то, что разрушало его.

Дважды они занимались любовью. В первый раз ничего не получилось, потому что ей захотелось испытать боль.

— Ударь меня, — сказала она и почувствовала, как он отодвинулся от нее.

Во второй раз это произошло прошлой ночью, после сигареты Джаббира. Гашиш расслабил ее, и она чувствовала себя легко и свободно. Она хотела, чтобы их любовь была нежна и проста. Она хотела, чтобы он был таким, как в первые дни их встречи. Но этого не получилось. Он грубо овладел ею, и все быстро кончилось. Удивленная, она посмотрела ему в лицо. Оно было спокойным, словно ничего ее случилось. На нем не было ни радости, ни удовольствия. Мгновением позже он высвободился из ее рук и, оказавшись на своей половине постели, сразу же уснул. Она долго лежала без сна и думала, что в первый раз он брал ее без любви, давая понять, что она не представляет собой ничего, кроме сосуда для удовлетворения его страсти и самоутверждения. В тот раз он ясно дал ей понять, что так будет всегда и так оно и было — до этого уик-энда.