— В принципе, я не против. Но времени-то у нас не так много. Мне сорок восемь. Начинаются… как они это называют… критические годы. Мне постоянно напоминают, что я не забочусь о собственном здоровье. И потом, если ты войдешь в семейный бизнес, ты можешь начать с адвокатской практики. Корпоративное законодательство. Антитрестовские законы. Безопасность. Проблемы налогообложения. Потребуется время, чтобы со всем этим разобраться. И потом, если…

— Я должен подумать.

— Пожалуйста. Я предлагаю тебе целый мир, а ты собираешься «над этим подумать». Хорошо. Но второй раз я тебе ничего не предложу. Насильно мил не будешь. Так что уж всесторонне оцени, что ты собираешься принять или отвергнуть… Тебе дается одна попытка.

— Я это учту, — ответил Бат, гадая, что скажет на это Тони.

Под предлогом того, что он хочет опробовать новый «порше», Бат поехал в город, остановил машину на автозаправке, направился к телефону-автомату. По пути с ранчо он рассказал Тони о разговоре с отцом. Та, естественно, пришла в ужас. И сейчас нетерпеливо ерзала на сиденье, ожидая его возвращения. Она знала, что Бат звонит в Мехико, матери.

Говорили они по-испански, так что хозяин автозаправки не понял ни слова. Вирхилио взял трубку параллельного аппарата и тоже слушал. Бат рассказал о предложении Джонаса.

— Со дня вашей встречи я знала, что тебе придется бросить адвокатскую практику и пойти работать к отцу, — вздохнула Соня.

— Перед тобой открывается блестящая перспектива, — вставил Вирхилио. — Ты можешь стать одним из самых богатых и влиятельных людей этого континента.

— Но ты должен воспринимать отца таким, какой он есть, — добавила Соня. — Он несдержанный. Нечестный. Не забывай, что и меня он нашел только потому, что хотел связаться с дядей Фульхенсио.

— Я вижу недостатки моего отца, — ответил Бат. — Помимо прочего, он не очень образован и у него ограниченный кругозор.

— Не стоит недооценивать его. А главное, ты должен всегда помнить, что он может солгать.

— Я тоже.

— Но тебе необходимо знать, когда он лжет, а когда — нет. И позволь задать личный вопрос: питаешь ли ты к нему сыновьи чувства?

Бат глубоко вдохнул, выдохнул.

— Полагаю, что да. — В его голосе не слышалось убежденности. — Не могу же я игнорировать гены. Они есть во мне. А вдруг я смогу превзойти Джонаса? Мы же из одного теста.

— Превзойти Джонаса… — повторила Соня. — Ты действительно думаешь, что такое возможно?

— Почему нет?

Джо-Энн сердилась и негодовала. Рушилась вся ее жизнь. Четырнадцать лет отец отказывался признавать ее своей дочерью. Наконец признал. Какое-то время все шло более или менее хорошо. Потом он ушел от них, чтобы не встречаться с судебными исполнителями, и вскоре они узнали, что у него объявился взрослый сын.

В рождественскую ночь она лежала в постели одна. Соседнюю комнату занимали его новый братец и его подружка, и Джо-Энн слышала, как ходуном ходила под ними кровать. А в большой спальне отец, несомненно, занимался тем же самым со своей подружкой.

Джо-Энн видела, что Энджи любит отца. Женщина на удивление красивая, гораздо моложе матери, но почему-то Джо-Энн она казалась шлюхой. Что-то такое Джо-Энн видела в ее лице.

Она не испытывала ненависти к отцу из-за того, что тот один раз сам развелся с ее матерью, потом согласился на развод, инициатором которого стала она, а теперь спал с Энджи. Моника тоже не хранила ему обета верности. Не прошло и двух дней после отъезда Джонаса из их дома в Бел-Эйр, как в кровати Моники оказался другой мужчина. Как же его звали? Алекс.

Не дав ей закончить год в Пеппердайне, мать увезла ее в Нью-Йорк, чтобы быть поближе к своей работе и мужчинам, которых знала много лет. Для них вновь открылась дверь в ее спальню. Джо-Энн смогла перезачесть в колледже Смита несколько дисциплин, но получение диплома явно отодвигалось.

Моника хотела жить в квартире Корда в «Уолдорф Тауэрс», но уже через неделю адвокаты сообщили ей и Джо-Энн, что им пора выметаться. Квартиру снимал не мистер Корд, но «Корд эксплозивс», так что в соглашение о разводе она никоим образом не попадала. Мистер Корд мог повысить Монике ежемесячные выплаты, поскольку ей пришлось бы платить за жилье, но оставаться в этой квартире она не имела права. Кроме того, адвокаты мистера Корда предоставили Монике некую компрометирующую ее информацию… Короче, им указали на дверь. И они перебрались в квартиру в восточной части Пятьдесят девятой улицы.

В этом, наверное, заключалась одна из проблем. Они слишком часто переезжали. Одно время они всюду следовали за ее дедом, Амосом Уинтропом. Она помнила старика: постоянно пьяный и блюющий. Впрочем, он совершил один хороший поступок: умер сам, спасая жизнь ее отца. Умерев, он уже поступил хорошо. А за спасение отца просто заслужил медаль.

Брат. Внезапно объявившийся брат. Ее отец впал в экстаз, обнаружив Джонаса третьего поколения, даже если тот и зовет себя Бат[363]. Он был тем, кем она стать никак не могла: мужчиной. Отец и не скрывал своих намерений. Внезапно обретенный им сын будет его наследником и следующим главой семейного бизнеса.

Джо-Энн никогда и не думала, что заменит отца. Мать объяснила ей, что она, скорее всего, унаследует большую часть акций, но отец устроит так, посредством трастового или какого-то другого фонда, что она не сможет не только контролировать политику компаний, но даже влиять на нее.

В своей наивности она размышляла о том, как отреагирует отец на ее удачное замужество. Допустим, она выйдет замуж за умного молодого человека, выпускника Гарварда. Примет ли его отец в семейный бизнес? Доверится ли ему? Встречаясь с парнями, она смотрела на них глазами ее отца. Представляла себе, как он отреагирует на того или другого. Значит, теперь… Теперь волноваться ни к чему. Она будет ходить на свидания ради собственного удовольствия. Найдет себе жеребца и оттянется.

И больше она не будет спать одна. Другие-то не спят. Это не ранчо, а какой-то публичный дом! Она начала ласкать себя, стараясь найти в этом облегчение. Хорошо, что она крепко приложилась и к виски, и к коньяку. Спиртное ей поможет. По крайней мере, она сможет заснуть. Наконец она все-таки заснула…

Невада ее понимал, возможно единственный из всех. Невада вообще понимал больше многих людей, и уж наверняка больше ее отца и матери. Джо-Энн обрадовалась представившейся возможности поговорить с ним. С одной стороны, обрадовала, с другой, по иной причине, — нет.

На ранчо каждый добирался сам по себе. Она прилетела в аэропорт Сан-Франциско, где ее и встретил Невада. Оттуда «бич бэрон», принадлежащий «Интерконтинентал», доставил их на ранчо. Джо-Энн прибыла первой. А «бич» улетел обратно, за ее новым братцем и его подружкой, так что на ранчо они остались вдвоем с Невадой.

Они оседлали лошадей и отправились на прогулку по засыпанным песком окрестным холмам.

— Ты всегда сидела в седле как влитая, — заметил Невада. — Напрасно родители увезли тебя в Калифорнию.

— Думаю, здесь я была бы счастлива.

— Гм-м-м. Ты хочешь сказать, что там, где ты теперь живешь, счастья у тебя нет?

— Может, я найду его и там, но дело не в этом. Кто знает, как скоро мне предложат собрать вещи и перебраться куда-то еще. В моей жизни нет ничего постоянного, Невада.

— То есть ты нигде не успеваешь пустить корни.

Джо-Энн пожала плечами. Посмотрела на хромавшего впереди койота. Похоже, его укусила гремучая змея и он умирал. Из чехла, притороченного к седлу, Невада достал свой винчестер тридцатого калибра, прицелился и избавил несчастное животное от дальнейших мучений.

— Мною все время помыкают, Невада. У меня нет ничего своего. Я такая… Невада, я все время от кого-то завишу.