Джонас кивнул:

— Не хотите ли бренди?

— Нет, благодарю. Я… видите ли, мне ужасно неудобно.

После обеда, когда Бат заговорил о падении цен на нефть и том влиянии, которое оказывает это падение на доходы, он, сам того не желая, многое уже объяснил.

Джонас понял, что его ждет. К нему пришли за деньгами.

— Даже уменьшившихся доходов в принципе хватало. На все… кроме одного. Я свалял дурака в Лас-Вегасе. Влез в большие долги в казино, которые, естественно, ждут их выплаты. Мне нужно время. Как только цены на нефть поднимутся, а это обязательно произойдет, я смогу выплатить все долги, даже с процентами. А сейчас… — Вирхилио развел руками.

— Сколько вы должны? — спросил Джонас.

— Больше четверти миллиона долларов, — мрачно ответил Вирхилио. — Сто десять тысяч «Фламинго» и сто шестьдесят пять тысяч «Семи путешествиям». Вы можете представить себе, как я удивился, узнав, что «Семь путешествий» принадлежит вам.

— Играете вы неудачно, — заметил Джонас. — Нет ли у вас других дорогих пристрастий?

— Нет, — скромно потупился Вирхилио. — Я верен своей жене, то есть, как и любой другой мужчина. Интрижки у меня были, но других женщин я не содержал. Не на что.

Джонасу этот разговор не доставлял удовольствия. Неприятно, когда мужчина унижается, буквально раздевается перед абсолютно незнакомым человеком.

— Налицо, как у нас говорят, недостаток наличности.

— Полагаю, вы совершенно правы.

Голова у Джонаса работала быстро. Этот человек воспитал его сына, и воспитал на «отлично». Он принял решение.

— Сто шестьдесят пять тысяч моему казино, сто десять — «Фламинго». Не волнуйтесь. Я обо всем позабочусь.

— Долг я верну.

— Мы поговорим об этом, когда ваши доходы возрастут. А пока выбросьте денежные проблемы из головы. Я обо всем позабочусь.

Во вторник с виллы в Мехико он позвонил Моррису Чандлеру, по телефону со скрамблером.

— Что у вас написано в бухгалтерских книгах относительно Вирхилио Эскаланте? — спросил он.

— Таких людей мы туда не вносим, — ответил Моррис.

— Но в голове-то вы держите список должников.

— Сто шестьдесят пять тысяч, — ответил Моррис.

— Вычеркните.

Моррис Чандлер ответил после долгой паузы:

— Вы босс.

— Совершенно верно. Далее, насколько я понимаю, сеньор Эскаланте задолжал сто десять тысяч «Фламинго». Позвоните туда и предложите пятьдесят.

— Они не согласятся.

— Позаботьтесь о том, чтобы согласились.

— Хорошо. Как скажете.

— Вот о чем я хочу вас спросить. Сколько нам задолжали эти богатые мексиканцы?

— Пожалуй, еще пятьсот тысяч. Нет, побольше.

— А сколько мы зарабатываем на них за год?

— Порядка…

— Достаточно для того, чтобы дважды в неделю гонять самолет в Мехико, так? Достаточно, чтобы окупить «люксы», обеды, коктейли, подарки, так? Так почему же не инвестировать сто шестьдесят тысяч в одного из самых азартных игроков? Это бизнес, друг мой, обычный бизнес.

Когда Бат приехал на виллу в пятницу вечером, он нашел там Энджи. Она прилетела в четверг и намеревалась вернуться в Лас-Вегас во вторник.

Как только Бат вошел в гостиную, Джонас понял, что его сын зол. В сером костюме из какого-то блестящего материала и узком черном галстуке выглядел он как настоящий мексиканец. Он не присел, сразу обратился к Энджи.

— Надеюсь, вы не обидетесь на меня, Энджи, но я бы хотел поговорить с отцом наедине… Мне нужно лишь несколько минут.

Энджи встала, кивнула и вышла из комнаты.

— Что случилось? — спросил Джонас.

Бат подошел к креслу, в котором сидел его отец. Достал из внутреннего кармана пиджака конверт. Протянул Джонасу.

— Тут двадцать пять тысяч долларов наличными. Больше на данный момент у меня нет. И расписка на двести пятьдесят тысяч. Отдам, как только смогу. С процентами.

Джонас не стал открывать конверт. Хотел отдать его Бату, но тот отступил на шаг.

— Могу я спросить, что все это значит?

Бат зло глянул на него:

— Вирхилио… Padre… попросил тебя заплатить его лас-вегасские долги. Это недостойный поступок. Полагаю, что и ты вел себя не лучше. Согласился выполнить его просьбу.

— Я дал ему ссуду.

— Он написал расписку?

— Нет. В таких делах расписки не требуется. Джентльмены верят другу другу на слово.

— Вирхилио — не джентльмен, — взорвался Бат. — Его отец, которого я называл Abuelo, отстегал бы его кнутом за то, что он попросил денег у тебя, именно у тебя! И ты дал их ему! «Джентльмены верят друг другу на слово». Дерьмо собачье.

Джонас побагровел:

— По какому праву ты позволяешь себе говорить со мной в таком тоне?

— Я хочу услышать прямой ответ на прямой вопрос.

— Сначала задай свой прямой вопрос, — пробурчал Джонас.

— Этими двумястами семьюдесятью пятью тысячами долларов ты рассчитался с Вирхилио, так? Свел дебет с кредитом. Он женился на моей матери, зная, что она беременна от тебя. Воспитал меня в своем доме, относясь как к родному сыну. Заплатил за мое обучение… хотя бы частично. Учился я в основном на деньги Батиста, а мы знаем, как они заработаны. Но я говорю о тебе и Вирхилио. Теперь вы квиты, так? А вот мой прямой вопрос: можешь ты доказать мне, что исходил из других соображений? Отдал двести семьдесят пять тысяч долларов не потому, что хотел рассчитаться с Вирхилио Эскаланте?

Джонас покачал головой:

— Во-первых, ты ничего не знаешь о механизме расчета с казино, если думаешь, что Вирхилио должен отдать сто центов на каждый доллар долга. У «Фламинго» я выкупил его долги за пятьдесят тысяч. Моррис Чандлер взял бы с него сто десять, максимум сто двадцать тысяч. Так что ты можешь уменьшить проставленную в расписке сумму на сто тысяч.

— Это не ответ на мой вопрос, — сердито бросил Бат. — Какая разница, сколько ты заплатил. Ты с ним рассчитался. Так?

— Если ты уже все для себя решил, зачем мне отвечать?

Бат глубоко вдохнул. Секунд пятнадцать молча смотрел на отца.

— Потому что… — процедил он сквозь зубы. — Потому… Ну, хорошо. Если ты дашь мне слово, что это не так, я тебе поверю. Выбора у меня нет.

Джонас едва заметно улыбнулся. Да уж, сын у него хоть куда. Загнал отца, не просто отца — Джонаса Корда, в угол. Почти загнал.

— Я дам тебе слово при одном условии.

— Каком же?

— Ты заберешь деньги и расписку. Вирхилио мне заплатит. Если нет, будем считать, что я вложил деньги в рискованное предприятие по важным для меня причинам, не имеющим к тебе ни малейшего отношения.

Бат кивнул:

— Хорошо.

Протянул руку, взял конверт. Джонас встал и посмотрел Бату в глаза.

— Я не расплачивался с Вирхилио Эскаланте за то, что он сделал для твоей матери, для тебя или для меня.

— Что мне остается, кроме как поверить тебе. Раньше я думал, что не хочу встречаться с тобой до тех пор, пока не смогу при необходимости послать тебя к черту. Теперь могу.

— Так ты посылаешь меня к черту?

Бат пожал плечами:

— А что это меняет?

В юридической фирме «Уилсон, Кларк и Йорк» уже не было ни Уилсона, ни Йорка. Кларк остался: правнук Депью Кларка. Основатели фирмы давно уже умерли, ни один не дожил до 1930 года. Но по заведенному порядку фамилии их сохранялись не только в названии фирмы, но и в шапке на фирменном бланке, правда, с указанием дат рождения и смерти, чтобы кто-то из клиентов не подумал, что его дело может вести один из отцов-основателей.

В той же шапке в левой колонке значились фамилии двадцати девяти действующих партнеров. В правой перечислялись помощники. Среди них и Джонас Э. Корд.

Он прибыл в Нью-Йорк на годичную стажировку в соответствии с договоренностью между фирмами «Уилсон, Кларк и Йорк» и «Гурса-и-Ароса». Два молодых адвоката из «Уилсон, Кларк и Йорк» отправились в Мехико. Два abogados из «Гурса-и-Ароса» — в Нью-Йорк.