— Я не могу в это поверить.

Вот тут она повернулась ко мне.

— Я тоже не верила. Пока однажды вечером он не показал мне письмо, которое хранится в стенном сейфе у нас дома. Впервые он показал его постороннему человеку. Даже Алисия письма не видела.

— Какое письмо?

— Которое написал его отец перед тем, как покончить с собой.

— Но письма не было, — я вспомнил газетные статьи. — Полиция его не нашла.

— Его нашел Лорен. Он обнаружил тело отца. Увидел письмо и спрятал его. Даже тогда он опасался, что компании будет нанесен непоправимый урон, если содержимое письма станет достоянием общественности.

— И о чем там идет речь?

— Я видела письмо лишь однажды, но не забуду по гроб жизни. Оно не адресовано кому-либо конкретно.

Просто несколько строк, написанных почерком его отца.

«Терпеть дальше нет мочи. Он не дает мне ни минуты покоя. Терзает непрерывно, и не проходит дня, чтобы я не услышал от него очередного невыполнимого требования. Многие годы я пытался убедить его отстать от меня, но теперь вижу, что ничего из этого не выйдет. И у меня больше нет сил бороться с ним. Иного выхода я не вижу.

Поверьте мне. И простите меня».

И подпись: Эл Ха Второй.

Я молчал, а Бобби, посмотрев на меня, продолжила.

— Лорен говорил, что именно так относится дед и к нему. Но он сильнее отца и не согнется, а ударит в ответ.

Я шагнул к бару, наполнил свой бокал. Пригубил.

— Почему же он не предпринял никаких действий?

— Он назвал мне причину. Боялся, что дед не назначит его президентом компании, если он поднимет шум, — она допила «мартини» и протянула мне пустой бокал.

Я вылил в него остатки из шейкера и вернул бокал Бобби.

— Я чувствую, что пьянею. Наверное, я напилась еще до того, как поднялась к тебе. В баре выпила два двойных «мартини», пока дожидалась твоего возвращения.

Алкоголь, однако, ее не брал. Глаза оставались ясными.

— По-моему, с тобой все в порядке.

— Да нет, — она покачала головой. — Я себя знаю.

Я воздержался от комментариев.

— Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что все его помыслы связаны только с компанией. Не нужны ему ни жена, ни женщина. Никто ему не нужен.

— Тогда почему он женился на тебе? Он мог жить и с тобой, и с Алисией. И этим сэкономил бы себе немало денег.

Бобби рассмеялась.

— Да он просто не подозревал, что такое возможно.

Ты об этом знаешь, я. А он — нет. Для этого он слишком добропорядочен.

Я молча глотнул виски.

— Ты знаешь, каждый раз, когда мы занимаемся любовью, он спрашивает, получила ли я оргазм, прежде чем кончить самому, — Бобби хихикнула. — Иногда я специально тяну с ответом, чтобы свести его с ума. И он-таки сходит с ума.

— Похоже, ты действительно набралась.

— В чем дело, Анджело? — удивилась она. — Тебе не нравится, что я говорю о наших сексуальных отношениях?

Я посмотрел на нее.

— Если по правде, то нет.

— В тебе тоже взыграла добропорядочность, да? В тот раз, на полигоне в штате Вашингтон, ты еще поддавался, а теперь вообще стал ханжой.

Я не стал с ней спорить.

— Я помню, как все было у нас в Сан-Франциско. А ты помнишь, Анджело? Тогда-то мы просто слились воедино.

— Помню, — коротко ответил я. Помнил я и боль, испытанную при разлуке в аэропорту. Странно, но сейчас она не воспринималась столь остро.

Бобби подошла ко мне вплотную.

— И теперь все будет точно так же.

— Нет.

Она поставила бокал на столик, обняла меня за шею.

Губы ее сомкнулись с моими, язык Устремился мне в рот.

Но я ничего не почувствовал.

Осторожно взял ее руки, разнял.

— Нет.

— Дай мне еще шанс, Анджело, — она пыталась встретиться со мной взглядом. — У нас снова все получится.

— Нет, Бобби. Такого больше не будет.

— Почему ты так говоришь, Анджело? — воскликнула она. — Я люблю тебя! И любила всегда, с первой нашей встречи!

На этот раз я притянул ее к себе и поцеловал. Долгим поцелуем, пока руки ее не упали, как плети, а она не отступила назад. Глаза ее наполнились страхом одиночества.

— Ты могла допустить еще одну ошибку. Убежав от него ко мне, своих проблем ты не решишь.

— Откуда ты знаешь? — голос ее звучал отчетливо, словно она и не пила.

Я взял ее за руку.

— Я не слышу музыки.

Она помолчала, глядя на наши руки, потом отдернула свою.

— В шейкере что-нибудь осталось?

Я заглянул в него, покачал головой.

— Мне будет недоставать тебя. Ты смешиваешь хороший «мартини».

— Я дам тебе рецепт. Чистый джин. Побольше льда.

Ни капли вермута.

Она улыбнулась.

— Да ты просто меня спаивал.

— Зато получался отличный «мартини».

— Мои чемоданы внизу. Я еду в аэропорт. К нему я не вернусь.

Я молчал.

— Успею на последний рейс в Чикаго. А утром вылечу в Лондон.

— Он знает о твоем отъезде?

Она покачала головой.

— Я позвоню ему из аэропорта, перед самым вылетом.

— А если он хватится тебя раньше?

Она рассмеялась.

— Он совещается с Дэном, каким-то Марком Симпсоном и несколькими джентльменами, которых я никогда не видела раньше. Довольно суровыми личностями. Не похожими на тех, что появлялись в нашем доме раньше. Едва ли они разойдутся раньше полуночи.

Кстати, проходя мимо двери, я услышала, что говорили они о тебе.

— Неужели? Наверное, расточали мне комплименты.

— Да нет. Похоже, сегодня ты крепко насолил Лорену. Я права?

— Возможно. Но я работаю на его деда, и сейчас действительно нельзя сказать, что мы с Лореном живем душа в душу.

— Уходя, я услышала последнюю фразу Лорена: «Я тоже могу сыграть грязно, как в свое время делал старик, и Анджело скоро в этом убедится».

— Что еще он сказал?

— Больше я ничего не слышала. Говорили они тихо, — в глазах ее появилась тревога. — Мне это не нравится.

— Возможно, слова окажутся куда страшнее дел.

— Ты будешь осторожен? — она всмотрелась мне в глаза.

Я кивнул, и мы направились к двери.

— Где твое пальто?

— Я оставила его внизу.

Я открыл дверь. Она повернулась ко мне. Мы поцеловались.

— До свидания, Бобби. Удачи тебе.

На глазах у нее блестели слезы.

— Мы только и делаем, что прощаемся, не так ли, Анджело?

— Похоже, что да.

Слезы высохли. Она гордо вскинула подбородок.

— Но больше этого не повторится, правда?

— Нет.

Она схватилась за лацканы моего пиджака, прижалась ко мне. Нежно коснулась губами моих губ.

— Прощай, Анджело. Не держи на меня зла. Только помни, как мы любили друг друга. Однажды.

— Я буду помнить, — пообещал я.

Она резко повернулась и пошла к лифту. Я подождал, пока за ней не захлопнулись двери кабины. Она не обернулась. Ни разу.

Когда я вышел из ванной, приняв душ, официант уже прикатил столик с завтраком, и Синди сидела на кровати и ела крекер, роняя крошки на простыню. Стереомагнитофон ревел во всю мощь.

— О господи! — я еще туже завязал полотенце вокруг бедер. — Не слишком ли рано для таких развлечений? — и налил себе кофе.

— Это пятисотмильная гонка в Поконо. Пленки я получила только вчера.

Я глотнул кофе. Черный и безвкусный, как и в любом отеле.

— Тебе уже не терпится? — спросил я, саркастически улыбнувшись.

Синди не отреагировала, жадно вслушиваясь в рев моторов, гуляющий от динамика к динамику.

— Это Марк Донахью. Слышишь, как его пытается достать другая машина?

Не отвечая, я закурил. Прислушался. Она не ошиблась. В динамиках ревели два двигателя. Вот их рев слился.

— Это Джек Леонард! Вот он поравнялся с Марком!

Обходит его! Марк чуть сбавил скорость, входя в поворот, и Джек этим воспользовался. Слушай! Марио также приблизился к ним.

Зазвонил телефон. Я снял трубку.

— Слушаю! — крикнул я в микрофон.

— Что это за шум? — проревел Номер Один. — Что у тебя там делается?