Я с минуту с восхищением рассматривал поезд, затем непроизвольно сделал шаг вперед, но внезапно что-то меня остановило. По крайней мере, он не забыл о своем собственном сыне, быстро мелькнула мысль.

— Нет, — ответил я слегка дрожащим голосом. — Здесь слишком жарко. Пошли купаться!

С осени я собирался учиться в средней школе. Джерри мечтал о школе имени Джорджа Вашингтона, и я решил учиться с ним. Мартин тоже собирался в эту школу. Нельзя сказать, что я рвался в школу — я просто считал ее неизбежным злом. Как только исполнится семнадцать, сразу брошу школу, стану букмекером и... разбогатею, думал я.

Церемония окончания учебы в школе Святой Терезы прошла просто и тихо. Мы все с родителями, учителями и друзьями собрались в актовом зале. Нам прочитали три речи и раздали аттестаты.

Когда прозвучало мое имя, я поднялся на сцену и принял аттестат из рук монсиньора, специально приехавшего к нам на эту церемонию. Потом вернулся на свое место и сел среди ребят своего класса. Когда выдали последний аттестат, ребята начали смеяться и гордо показывать аттестаты.

Я, единственный, оказался в эту минуту один. Вокруг Джерри и его родителей собралась толпа. Джерри не мог видеть меня за людьми и поэтому не позвал меня. Через несколько минут я заскучал и начал пробираться к выходу. Неожиданно кто-то похлопал меня по плечу, и я оглянулся. Передо мной стояли улыбающийся брат Бернард и отец Куинн.

— Поздравляю! — прогремел брат Бернард.

Отец Куинн тоже поздравил. Неожиданно я улыбнулся и почувствовал на ресницах слезы. К горлу подступил комок.

Брат Бернард проницательно посмотрел на меня. Порой мне казалось, что он может читать мои мысли.

— Думал, мы не придем? — Он не дал мне времени ответить и продолжил: — Разве мы могли пропустить выпуск одного из наших парней, святой отец, как вы думаете?

— Ни в коем случае, — поддержал его отец Куинн. — Мы очень гордимся тобой, Фрэнсис.

Наконец я заговорил, но каким-то чужим голосом:

— Спасибо вам, спасибо!

Брат Бернард положил руку мне на плечо, и мы направились к дверям. Настроение у меня сразу улучшилось. На улице отец Куинн пожал мне руку, вновь пожелал удачи и пошел в церковь, а мы с братом Бернардом отправились в приют.

Мы молча вошли во двор. Внезапно он остановил меня, протянул руку и хрипло сказал:

— Фрэнки, у меня для тебя подарок.

Я глупо уставился на коробочку, лежащую у него на ладони.

— Это тебе. Бери.

В коробочке лежали часы, на которых играли лучи солнца. Они показались мне самыми красивыми часами в мире. Дрожащими пальцами я надел их.

— Нравятся?

— Нравятся? — весело переспросил я. — В жизни не видел ничего красивее!

Он улыбнулся, взял меня за руку, и мы вошли в большое серое здание.

Это было первое лето, когда мне пришлось столько времени проводить с незнакомыми людьми. Я научился сходиться с ними, шутить, не обижаться на не очень удачные остроты. Этим летом я научился многому, и самым главным моим учителем оказалась Джули.

Вечером после вручения аттестатов меня пригласил к себе Мартин поужинать. Его родители куда-то ушли. Я пришел рано. Он ждал меня в дверях.

— Может, пока немного побоксируем? — предложил Кэбелл.

Я согласился.

Примерно через час Джули сунула голову в кабинет и объявила:

— Ужин готов.

Мы сняли перчатки. Я помыл руки, а Мартин захотел принять душ. Поэтому я отправился на кухню один.

— Где Мартин? — спросила Джули.

— Сейчас придет. Он принимает душ.

На ней было новое платье, застегивающееся на боку, немного тесноватое, и если бы не взрослая походка, Джули можно было бы принять за девчонку.

— Как бокс? — Она подошла ко мне и взяла за руки.

— Нормально.

— А другие уроки? — медленно улыбнулась девушка.

— Какие другие уроки? — не понял я.

— Вот эти. — И она обняла меня.

Я крепко прижал Джули, с наслаждением обнимая ее теплое тело. Казалось, ее теплота переходит ко мне. Я поцеловал ее в губы, и она закрыла глаза. Когда Джули их открыла, они затуманились.

— Поцелуй меня сюда. — Она наклонила голову и показала на шею.

— Зачем?

— Затем, что мне это нравится, глупый. Тебе тоже понравится. Разве ты меня не любишь?

— Любовь — детская ерунда, — смутился я.

— Детская ерунда? — Она в притворном изумлении уставилась на меня. — А сколько вам лет, мистер Рип ван Винкль?

— Скоро будет шестнадцать.

— Я на четыре года старше тебя и не считаю любовь детской ерундой. Поцелуй меня. — Я поцеловал ее в шею. Сначала было смешно, потом стало приятно. Она положила мою руку к себе на грудь, мягкую и теплую. Мои пальцы чувствовали, как твердеет сосок. Джули прошептала мне на ухо, и мне показалось, что она говорит сама с собой: — В тебе что-то есть. Фрэнки, чего я не могу понять. Меня дети никогда так не заводили. Но ты... ты не такой, как остальные. Ты похож на мужчину, такой же жестокий, практичный и эгоистичный. И в то же время у тебя, как у ребенка, мягкий и нежный рот. Ты сильный, но любил меня очень нежно, как ребенок. Скажи, что ты любишь меня.

Я потряс головой, крепко прижавшись губами к ее шее.

— Скажи, — приказала Джули. — Скажи: «Джули, я люблю тебя».

Я молча поцеловал ее в губы. Из ванной, что-то насвистывая, вышел Мартин, и мы отпрянули друг от друга. Я взглянул на Джули. Она показалась мне прекрасной — сверкающие глаза, слегка припухшие от моего поцелуя губы.

— Я заставлю тебя сказать это... позже, — яростно прошептала она, когда Мартин входил на кухню. Я весело рассмеялся.

— Что смешного? — поинтересовался Кэбелл.

— Ничего, — как пьяный, ответил я.

Мы сели ужинать. Минут через десять пришла Рут.

— Извини, что опоздала, Джули. В клубе выбирали нового президента. — Она села за стол и взглянула на меня. — И ты здесь?

— Да, — спокойно ответил я. Сейчас ничто не могло омрачить моей радости. — Ты против?

Джули принесла Рут тарелку. Она посмотрела на нас с Рут и сразу заметила неприязнь между нами. Мне показалось, что в глубине глаз Джули прячется смех.

После ужина мы некоторое время сидели в гостиной. В полдевятого я попрощался. Меня опять провожала Рут.

— Вижу, ты не послушался моего совета, — холодно проговорила она.

— Не лезь не в свое дело! — сердито ответил я.

Мои слова так изумили Рут, что она шумно вздохнула. У двери я оглянулся. В ее глазах блестели слезы, и я машинально дотронулся до ее руки.

— Извини.

— Не прикасайся ко мне! — гневно воскликнула девушка, вырывая руку. — Я в тебе все ненавижу. Ты не такой, как остальные парни. В тебе столько жестокости и порочности. Мне кажется, ты развращаешь всех, с кем общаешься... даже моего брата.

Я молча вышел в коридор. Около соседней двери меня ждала Джули.

— Почему так долго? Я думала, что ты уже никогда не выйдешь.

— Потому. — Я вошел в ее комнату и поцеловал ее сначала в губы, а потом в шею, куда она просила. Расстегнул платье и сунул руку внутрь. Прохладная девичья кожа возбуждала. Я подтолкнул Джули к кровати, но она начала сопротивляться.

— Сначала скажи: «Я люблю тебя».

Я крепко обнял ее и погладил бедра. Колени девушки подогнулись, и она повисла на мне. Но когда я вновь подтолкнул ее к кровати, она напряглась.

— Нет! Скажи сначала: «Я люблю тебя».

Я сжал Джули в объятиях, но ее губы упрямо сомкнулись.

— Я люблю тебя, Джули, — хрипло прошептал я и повел ее к кровати.

— Это совсем нетрудно, — втолковывал мне Джимми Кеуф. — Твоя территория отсюда до Шестьдесят четвертой улицы. Я предупредил ребят о твоем приходе. Тебе нужно только собирать ставки, аккуратно записывать их и приносить мне до начала скачек. Если видишь, что не успеваешь, обязательно позвони. Будешь получать половину того, что останется после выплаты выигрышей. Я кивнул. Мы уже не раз говорили об этом.