— Нельзя? — На лице его она увидела ироническую усмешку. — Это тоже твой папа сказал?

Он вышел, и Каролина уставилась в закрытую дверь. На глаза медленно наворачивались слезы. Что-то было не так. Все теперь было не так. Если бы только она смогла почувствовать себя так же, как до войны.

Он сидел в халате за маленьким столиком, когда она вошла в его комнату поздней ночью. Стол был завален бумагами. Он взглянул на нее, перевел глаза на часы.

— Уже почти час. Ты давно должна спать.

— Я не могу спать. — Она стояла в сомнении на пороге. — Мне можно войти?

Он кивнул. Она подошла к кровати.

— Что ты читаешь?

— Читаю сообщения. Я здорово запустил дела.

На мгновение она удивилась. Ей никогда в голову не приходила мысль, что Дакс должен выполнять какую-то работу, во всяком случае такую рутинную и скучную. Но она тут же почувствовала себя недалекой девочкой. Уж пора бы ей знать его получше.

— Я не подумала, — извиняющимся голосом сказала она, — должно быть, я помешала. Он потянулся за сигаретой.

— Не имеет значения. Я все равно собирался передохнуть. Она взглянула на него.

— Ты обязательно должен вернуться в Европу? Он улыбнулся.

— Я еду туда, куда посылает меня мой президент. В этом вся моя жизнь.

— Но там же война, там опасно.

— Моя страна — нейтральное государство. Я — нейтрал.

— Как долго ты им будешь? Рано или поздно в войну вступят Соединенные Штаты, за ними — Южная Америка, и твоя родина в том числе.

— Если случится, как ты говоришь, я вернусь сюда.

— Ты хочешь сказать, если фашисты позволят тебе сделать это, — сказала Каролина мрачно.

— На такие случаи есть специальные международные законы.

— Не нужно говорить со мной, как с маленьким ребенком! Я хорошо знаю, какого мнения нацисты о международном праве.

— Но это моя работа. У меня нет выбора.

— Можно подать в отставку. Он расхохотался.

— Ну, и что я буду тогда делать?

— Отец будет только рад предложить тебе работу в банке.

— Нет уж, спасибо. Не думаю, что из меня выйдет банкир. Я человек другого склада.

— Но что-то еще ты умеешь делать?

— Безусловно. — Дакс улыбнулся. — Но профессиональные игроки в поло не так уж много зарабатывают.

— Опять ты сбиваешься на нравоучения! — Она начала раздражаться. — Я все-таки уже не ребенок.

— Знаю.

Она почувствовала, что краснеет под его взглядом. Глаза ее были устремлены вниз.

— Я не очень хорошая жена, так?

— Тебе пришлось слишком много пережить. Для того, чтобы прийти в норму, нужно время.

Каролина по-прежнему избегала его взгляда.

— Я очень хочу стать для тебя настоящей женой. Я так благодарна тебе за все, что ты для меня сделал.

Он отложил сигарету, встал.

— Не нужно никаких благодарностей. Я женился на тебе, потому что хотел этого.

— Но ты же даже не был в меня влюблен. — Это прозвучало как утверждение, а не как вопрос. — У тебя ведь была та девушка, Жизель.

— Я — мужчина, — сказал он просто. — У меня всегда было много девушек.

— Она была не просто одной из них, — настаивала Каролина. — Ты любил ее. Даже мне это было ясно.

— Ну и что, если так? Женился-то я на тебе.

— Почему ты на мне женился? Потому что иначе было невозможно вырвать меня из рук нацистов? Он не ответил.

— Может, тебе нужен развод?

Он посмотрел на нее, покачал головой.

— Нет. А тебе?

— Нет. Позволь мне закурить.

Он молча протянул ей раскрытый портсигар, поднес огонь.

— Я очень хотела выйти за тебя, — сказала она. — Я знала об этом еще до войны. Но...

— Но что?

— Тюрьма. — Глаза ее наполнились слезами, она пыталась удержать их. — Ты не представляешь, что я там испытала. Я стала нечистой, вот что они со мной сделали. Я и сейчас еще сомневаюсь, что смогу до конца очиститься.

Слезы потекли по ее щекам, теперь уже не было нужды сдерживаться. Он обнял ее и привлек к себе.

— Успокойся, — мягко сказал он, — и прекрати винить себя. Я знаю, что человека может заставить сделать страх. Когда я был еще мальчишкой, мне пришлось послать пулю в сердце своего деда, чтобы не быть убитым самому.

Каролина взглянула в лицо Дакса. Она увидела на нем морщинки, которых не замечала раньше. Следы боли и печали. Внезапно волна жалости нахлынула на нее. Схватив его руку, она прижала ее к губам.

— Прости меня, — прошептала она. — Я была такой дурочкой, думая только о себе.

Глаза его были полны доброты и нежности.

— Ну давай, тебе пора в постель. Она остановила его руку.

— Я хочу остаться с тобой.

Во взгляде его она прочла непонимание.

— Я не могу удержать тебя при себе, но наступило время, когда мне нужно из девушки, на которой ты женился, превратиться в твою жену.

И она попыталась. Она приложила к этому все свои силы, Однако в тот момент, когда он вошел в нее, она ощутила только панический страх. Она вновь почувствовала себя как в тюрьме, перед глазами стояли обычные орудия ее пытки: чудовищных размеров мужские половые члены.

Она закричала и в припадке исступленного ужаса сбросила его с себя. Зарылась лицом в подушку; тело ее сотрясали рыдания. Потом она погрузилась в тяжкий сон.

Когда утром Каролина проснулась, Дакс уже уехал.

Эта фраза запала Каролине в голову. «Я — мужчина. У меня всегда было много девушек». Война и годы после нее изменили очень многое. Но не это. Ей постоянно доводилось слышать какие-то истории, они приходили к ней разными путями, из разных мест. Всюду, где он был, рядом с ним были девушки.

Однажды, уже ближе к концу войны, когда пресса смаковала подробности одного особенно громкого скандала, к ней в комнату вошел отец, со злостью размахивая газетой.

— Ну, и что ты собираешься делать?

Каролина взяла у него бульварную «Нью-Йорк» и прочитала заголовок на первой странице:

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПЛЕЙБОЙ-ДИПЛОМАТ ВЫСТУПАЕТ ОТВЕТЧИКОМ ПО ДЕЛУ О РАЗВОДЕ.

Оказывается, в Риме, где Дакс проживал под прикрытием дипломатической неприкосновенности, ему было предъявлено обвинение в интимной связи с женой какого-то итальянского графа.

Каролина вернула газету отцу.

— Даксу должно это польстить, — сухо обронила она. — Во всяком случае, они назвали его «дипломатом».

Барон уставился на дочь.

— Это все, что ты можешь сказать?

— А что бы ты хотел от меня услышать?

— Он делает дураков из всех нас — из тебя, меня, из нашей семьи. Весь мир над нами смеется.

— Он — мужчина. А когда мужчина находится вне дома, глупо рассчитывать на то, что он не свяжется с женщинами.

— Он не мужчина, — в гневе ответил отец, — он — животное!

— Папа, почему расстраиваешься ты, а не я? Ведь он мой муж.

— Тебе нужна эта одиозная слава?

— Нисколько, но не могу же я командовать газетами. Что ты хочешь, чтобы я сделала?

— Разведись с ним.

— Нет.

Барон посмотрел на дочь в замешательстве.

— Я тебя не понимаю.

— Да, папа, ты меня не понимаешь. И Дакса ты тоже не понимаешь.

— А ты, я полагаю, понимаешь его?

— В некоторой степени, — задумчиво ответила Каролина. — Насколько вообще женщина может понимать мужчину, за которого она вышла замуж. Очень может быть, что Дакс — животное, как ты говоришь. В таком случае, следует нажимать на нужные кнопки, и он будет действовать надлежащим образом. Я видела такое. На ненависть и опасность он ответит насилием, на жалость — нежностью и пониманием, по отношению к женщине... — она сделала паузу и после некоторого колебания почти извиняющимся тоном закончила:

— Здесь я могу лишь догадываться, я для него никогда не была женщиной... С женщиной он всегда поступает как мужчина.

Барон молчал.

— Значит, ты ничего не собираешься предпринимать? — наконец спросил он.

— Ничего. Потому что, видишь ли, Дакс все знал и все же женился на мне. Только этим он мог помочь мне, спасти меня, и уже только поэтому я никогда не предложу ему развода. Если он ему понадобится, я не буду протестовать. Но до тех пор, пока он сам об этом не скажет, я не нарушу условия нашей сделки.