Положив трубку, он просмотрел проспект фильма, который должен поступить на следующей неделе. Это был фильм студии «Метро Голдвин Мейер», и реклама была превосходной. У них всегда это хорошо получалось. Здесь было все: и звезды, и прекрасный сценарий, и отличный режиссер.

Сэм лениво перелистывал страницы, размышляя, сколько контрамарок придется послать им, когда послышался звук открываемой двери, и он обернулся. Это вошла Мардж. Она укоризненно посмотрела на него.

— Ты даже не позвонил мне вчера вечером.

— Было поздно, — сказал он. — Я освободился только в час ночи и подумал, что ты уже спишь.

— Но я же сказала, что буду ждать.

Он почувствовал, что начинает раздражаться. За то, что хорошо относишься к женщине, всегда приходится платить. Трахни ее пару раз, и она начинает считать, что ты ее собственность.

— Я был такой уставший, — повторил Сэм.

Она тихонько прикрыла за собой дверь.

— А сейчас ты тоже уставший?

Он улыбнулся.

— Не настолько.

Мардж повернула ключ в замке и подошла к Сэму. Она была женщина в теле, почти на голову выше его. Ему нравились большие женщины, а она была большой везде — большая грудь, большая задница.

Он встал со стула, и она упала к нему в объятия. Она слегка облокотилась о стол, чтобы не наклоняться, когда он будет ее целовать. Его пальцы стали расстегивать пуговицы на ее блузке.

Мардж радостно засмеялась, уверенная в себе, и быстро сбросила блузку, освободив налитые груди, стянутые лифчиком. Он резко расстегнул его и почти со звериным рыком зарылся лицом в ее грудь.

Одной рукой прижимая его к себе, второй она принялась расстегивать ему пуговицы на брюках. Сжав рукой его член, она прошептала:

— У тебя есть что на него надеть?

— Здесь? — Он посмотрел на нее. — Но я не думал…

Она тут же отдернула руку, как будто прикоснулась к раскаленной кочерге.

— Тогда лучше не надо, — сказала она. — Я не могу рисковать, у меня сейчас опасные дни.

— О Боже! — разозлился он. — Не останавливайся теперь. Я выйду из тебя, прежде чем кончить.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Я не хочу иметь ребенка, — она быстро сбрасывала юбку, оглядываясь по сторонам. — Где мы устроимся?

Она была права, в комнате места не было.

— Повернись, — он нагнул ее над столом.

Сэм спустил брюки и вошел в нее, обхватив ладонями ее грудь.

— О Боже! Ты меня насквозь проткнешь! — закричала Мардж.

Он крепко прижимал ее к себе. Он унесся в свой мир, мир своих фантазий, и закрыл глаза.

Сначала ему показалось, что грохот раздался где-то далеко, а затем ударной волной их отбросило к стене. Вся мебель повалилась на пол. Секунду он лежал, задыхаясь под тяжестью ее тела. Потом пошевелился.

— С тобой все в порядке? — спросил он.

— Думаю, что да, — неуверенно ответила она. — А что случилось?

Сэм почти сразу понял, что случилось. Еще прежде, чем услышал крики, раздававшиеся из зрительного зала. Он оттолкнул ее и встал, натягивая брюки. Теперь он знал, почему пикетчики не появились сегодня утром.

— Быстро одевайся, — велел он. — Я думаю, что в наш кинотеатр бросили бомбу.

Он выбежал из кабинета и помчался вниз по лестнице, прежде чем она успела что-либо сказать.

Стекло в вестибюле было разбито, старый Эдди стоял возле двери, висевшей на одной петле, весь лоб у него был в крови.

— Я видел их, мистер Бенджамин! — закричал он. — Они бросили ее из машины. Черная машина остановилась возле кинотеатра!

Сэм огляделся. Весь вестибюль был разрушен, пол засыпан битым стеклом. Люди толпой валили из кинотеатра.

— Эдди, открой боковую дверь. Ладно, ребята, не беспокойтесь! — закричал он. — Вы получите свои деньги обратно.

Боковые двери открылись, и зрительный зал залило дневным светом. К счастью, паники не было, зрители медленно выходили из кинотеатра.

Сэм повернулся к Эдди:

— А где Эли?

— Я еще не видел его, — ответил старик.

Внезапно Сэму стало плохо. Он повернулся и побежал по битому стеклу через фойе. Эли был в помещении кассы — вернее, то, что осталось от него. Видимо, бомба попала прямо сюда.

Сэм услышал, как вдалеке взвыли сирены пожарных машин. По чистой случайности не он сидел за кассой. Его спасло, что в этот момент он трахался наверху.

Он чувствовал себя неуютно, сидя в портновской мастерской своего отца на Южном бульваре, когда старик уже готовился закрывать жалюзи. То и дело отец бросал на него взгляды, качая головой и бормоча себе под нос:

— И что я скажу твоей матери?

Ему было тридцать пять лет, но родители умели заставить его почувствовать, что он все еще ребенок. То, что он был помощником управляющего кинотеатром «Рокси» в центре города, не имело значения. Также не имело значения и то, что его зарплата составляла девяносто долларов в неделю, больше, чем у кого-либо в округе. Теперь родители были обеспокоены тем, что собирался предпринять их сын.

Отец запер мастерскую, и они вышли на улицу.

— Застегнись, не то тебя продует, — сказал отец.

Сэм посмотрел на сгорбленного старика и застегнул пальто на все пуговицы. Они шли вдоль улицы к дому.

Внезапно отец остановился и посмотрел ему в лицо.

— Разве я что-нибудь сказал тебе, когда ты заявил, что не хочешь быть юристом, после того как мы потратили кучу денег на твое обучение, а?

Сэм покачал головой.

— И когда твоя мать плакала, разве не сказал я ей: пускай, он мужчина, он должен найти свой путь. Даже когда ты начал работать в этом сумасшедшем бизнесе, кино, разве я сказал тебе «нет»? Я сказал: раз это сделает его счастливым, пускай.

Сэм молчал.

— Даже когда ты не захотел жениться на этой девице Гринграсс, разве я возражал? Даже когда ее отец сказал, что даст тебе двадцать тысяч долларов, чтобы ты открыл свою собственную юридическую контору? Нет, я сказал, что американский парень имеет право сам решать, на ком он хочет жениться. Главное, чтобы он не привел в дом нееврейскую девушку. Мы сейчас живем в другой стране.

Сэм продолжал молчать.

— Но это уже слишком! — воскликнул отец. — Здесь я не могу тебе этого позволить. Я не могу сказать твоей матери: пускай. Это просто глупо.

Они уже подошли к дому и вошли вовнутрь. Коридор был полон запахов его детства. Сегодня была пятница. Куриный суп. Они начали подниматься по ступенькам.

— Ты уже не ребенок, и тебе это не нужно. Прежде чем придет повестка, ты не будешь подходить по возрасту.

— В том-то и дело, папа, — сказал Сэм. — Если я не получу повестку сейчас, будет слишком поздно. Они никогда не возьмут меня.

— Ну какая же в этом трагедия? — спросил отец, останавливаясь на лестничной площадке и ткнув его пальцем в грудь, чтобы подчеркнуть свои слова. — Ну и что из того, что не сможешь пойти в армию? Ты что, хочешь, чтобы тебе прострелили голову или еще что-нибудь похуже, лишь только потому, что тебя зовут Сэмюэль? Пускай гои участвуют в этой войне, им это нравится. А ты оставайся дома и занимайся своим делом.

— Нет, папа, — возразил он. — Я еврей, и это как раз мое дело. Уж если мы не сможем остановить Гитлера, кто это сделает за нас?

— А твоя работа в «Рокси»? Думаешь, они будут держать для тебя место до конца войны?

— Не имеет значения, папа, — сказал он. — Я все равно собрался уходить оттуда.

Они подошли к дверям квартиры. Отец вытащил ключ. Прежде чем открыть дверь, он повернулся к Сэму.

— Так, значит, придется отдать бесплатный пропуск?

Сэм улыбнулся. Все сводилось только к этому. Его мать всегда похвалялась соседям, что может бесплатно пойти в «Рокси» на любой фильм, когда захочет.

— Не думаю, папа, — сказал он. — Я договорюсь, чтобы пропуск остался у вас.

Он хотел войны, и он получил ее. Ему даже не пришлось ждать, когда их доставят на поле боя в Европе. Для него война началась на третий день пребывания на учебной базе в Форт-Брагге.