Маленький японец был в стельку пьян, да к тому же под кайфом. В одной руке он держал бокал с вином, в другой сигарету с гашишем.

– Шиапарелли, Бальмен, Мэгги Руфф – у всех кризис жанра. Ведь они до сих пор шьют бальные платья для богатых вдовушек, которые стары даже для савана. Диор – и тот в тупике, признает, что автор доброй половины его коллекции – Ив. Женщины сегодня хотят одеваться броско. Новый мир на пороге, и они не хотят опоздать.

Хозяин, Хуан Дельдаго, был при полном параде. Его длинное платье от Шиапарелли волочилось по полу.

– И именно ты собираешься ввести баб в этот новый мир? – спросил он насмешливо.

– Да, черт побери! – ответил Шики.

– Перестань болтать! – бросил Хуан. – У тебя нет денег даже на метро.

– Это только доказывает, что ты ни черта не знаешь, – высокомерно заметил Шики. – Не далее как сегодня, я подписал бумаги, которые сделают меня независимым до конца моих дней.

– Ври, да не завирайся, – заржал Хуан.

– Я тебе докажу, – вспыхнул Шики, оглядываясь по сторонам. Он увидел Мориса и Джерри, стоявших около бара. – Пошли.

Хуан последовал за ним через комнату. Шики остановился перед Морисом.

– Хуанито не верит, что мы заключили сделку. Скажи ему.

– Какую сделку? – удивился Морис. Дельдаго развеселился.

– Ну, я же говорил, что ты заврался. Он даже не понимает, о чем ты. Видать, ты совсем обкурился.

– Я никогда не перехожу границу, – сказал Шики, стараясь принять горделивую осанку, разумеется, насколько это позволяли его четыре фута и девять дюймов роста. Он снова повернулся к Морису. – Я сегодня подписал бумаги с вашим человеком, неким Швебелем. С одной из ваших компаний. Духи „Таня» или что-то вроде того.

– Это одна из компаний моей жены, – бросил Морис. – Я не имею к ней никакого отношения. Она ведет дела самостоятельно. – Он с любопытством взглянул на Шики. – Так говоришь, бумаги подписывал Швебель? А где Таня?

Шики удивился.

– Я думал, ты знаешь. Вчера вечером ее увезли в больницу, рожать.

– Вчера? – недоверчиво переспросил Морис. – Ей же еще пара недель до родов.

Тут вмешался Дельдаго. Он повернулся к присутствующим и громким голосом возвестил:

– Наш дорогой друг маркиз скоро станет отцом, а жена даже не поставила его об этом в известность. – Он помолчал. – Впрочем, зачем бы она стала это делать? Не сказала же она ему, что заделывает этого младенца, трахаясь с американцем?

– Ах ты, сукин сын, – разозлился Морис. – Почему бы тебе не заткнуть пасть моим членом?

Хуан упал перед ним на колени и сложил перед собой ладони, как в молитве.

– Благодарю тебя, Господи, – сказал он, закатывая глаза к потолку. – Ты только что позволил осуществиться моей самой заветной мечте.

Морис оттолкнул его, и он, смеясь, откатился в сторону. Морис и Джерри быстро вышли из комнаты.

Когда машина остановилась перед зданием небольшой частной клиники, было уже два часа ночи. Они прошли по дорожке и позвонили. Морис нетерпеливо подергал дверь. Она была заперта. Он нажал на кнопку и не отпускал до тех пор, пока заспанный консьерж не открыл дверь.

– Мсье, мсье, – запротестовал он. – Терпение. Здесь ведь больные. – Он взглянул за их спины. – Где она?

– Она? – переспросил Морис. – Кто?

– Пациентка, – ответил консьерж. – Тут родильный дом. Только мужья рожениц так трезвонят ночью.

– Моя жена уже здесь – сказал Морис. – Я хочу ее видеть.

Консьерж попытался закрыть дверь.

– Невозможно, мсье. Посещения заканчиваются в десять. Приходите утром.

Морис придержал дверь.

– Я хочу видеть ее сейчас. Я настаиваю. Я маркиз де ла Бовиль.

– Да будь вы хоть Шарль де Голль, – рассердился консьерж. – Приходите утром.

В руке Мориса появилась банкнота.

– Я прошу вас только позвать старшую сестру, – сказал он уже спокойнее. – Я был бы вам очень признателен.

Банкнота исчезла в кармане консьержа так же быстро, как и появилась.

– Если мсье соблаговолит подождать… Я вернусь через секунду.

Дверь захлопнулась, оставив Мориса и Джерри стоять на крыльце.

– Может, и в самом деле лучше прийти утром? – спросил Джерри.

– Нет. Мы увидим ее сегодня, – упрямо сказал Морис. Дверь снова открылась. На этот раз рядом с консьержем стояла седая сестра в накрахмаленном халате.

– Простите, мсье, – принялась объяснять она, – но по правилам…

Морис не дал ей договорить.

– Я знаю правила, сестра. Но пожалейте беднягу, который только что приехал в Париж и мечтает хоть одним глазком взглянуть на жену и ребенка.

Вторая банкнота исчезла в кармане накрахмаленного халата.

– Ну что же, мсье, – сказала женщина, впуская их в холл. – Но, пожалуйста, очень тихо.

Они пошли за ней по коридору, пахнувшему лекарствами, и остановились у дверей. Она повернулась и взглянула на них.

– У госпожи маркизы были очень трудные роды. Мы дали ей большую дозу снотворного, и она спит. Вы мажете заглянуть в дверь, но, пожалуйста, не входите.

Морис кивнул. Сестра открыла дверь. В комнате была полутемно. Он заглянул. Таня лежала на кровати с закрытыми глазами. Даже при таком слабом освещении он заметил, как она осунулась и побледнела. Он сделал шаг назад и повернулся к сестре.

– А ребенок? – прошептал он. Сестра осторожно прикрыла дверь.

– Следуйте за мной, мсье.

Они прошли весь коридор, свернули направо и остановились перед большим окном с двойной рамой. Через окно были видны семь или восемь колыбелей на колесиках. В каждой лежал младенец.

Морис посмотрел на сестру.

– Который из них мой?

– Одну минуту, – сказала сестра. – Я войду в комнату и приподниму ребенка, чтобы вы смогли ее разглядеть.

– Ее? – в голосе Мориса звучало неподдельное изумление. – Вы хотите сказать, что это девочка?

Сестра улыбнулась.

– Да, мсье, прелестная маленькая девочка. Золотые локоны цвета солнца и голубые глаза, которые блестят, как аквамарины, и останутся голубыми на всю жизнь. Одну минуту, сейчас сами убедитесь.

Сестра вошла в детскую. Но когда она подошла к окну с ребенком на руках, их уже не было.

Морис, как сумасшедший, гнал по пустынным улицам.

– Вот сука! – ругался он. – Надо же, какая сука! Даже здесь не могла не напортачить.

– Наплюй, – посоветовал Джерри. – А то убьешь нас обоих.

– Уж сына-то она могла мне родить, – все еще злился Морис. – Чтобы сохранить имя. Так нет, еще одна гребаная потаскуха. К тому же блондинка с голубыми глазами. За семь столетий существования нашего рода в нем не было блондинов или блондинок с голубыми глазами!

– Ну какая тебе разница? – спросил Джерри. – Все и так знают, что это не твой ребенок.

– Тем хуже, – ответил Морис. – Всем прекрасно известно, что я не развелся с ней только в надежде на сына.

Он промчался по небольшому мосту через Сену и по узеньким улочкам подъехал к своему дому. Вылез из машины и со злостью захлопнул дверцу.

– Сука! – снова выругался он. – Она мне заплатит за это. Вот увидишь.

В палату вошел доктор Пьер. Он остановился около кровати и посмотрел на Таню.

– Как вы себя чувствуете? – улыбнулся он.

– Устала, – ответила Таня. Он пожал плечами.

– Это нормально. – Он быстро послушал ей сердце, проверил пульс и смерил давление. – Все в порядке.

– А как ребенок? – спросила она.

– Прекрасно, – ответил врач. – Лучше и быть не может. Вы ее утром кормили?

– Да.

– Хорошо. В обед мы покормим ее смесью. Несколько дней будем кормить ее этой смесью через раз, пока не привыкнет, а потом совсем отнимем от груди.

– Сколько понадобится времени?

– Три-четыре дня.

– Не хотелось бы, чтобы грудь чересчур увеличилась, – сказала Таня.

– Не беспокойтесь, – улыбнулся Пьер. – Я назначу вам уколы, которые остановят приток молока и приведут вашу грудь в норму в самый короткий срок.

– Как долго я здесь пробуду?

– С неделю. Потом сможете отправиться домой.

– У меня много дел, – сказала она.