Голос матери отозвался:

– Entrez.

Жаннет открыла дверь и ворвалась в комнату.

– Maman! – воскликнула она. И внезапно замерла, приоткрыв от изумления рот.

Таня верно поняла выражение ее лица и попыталась пошутить.

– Ну, не такая уж я огромная. Всего шесть месяцев. По голосу Жаннет чувствовалось, как глубоко она потрясена.

– Но ты мне ничего не говорила!

– А что было говорить? – спросила Таня. – Случается и такое.

Неожиданно голос Жаннет стал злым.

– Я не ребенок. Ты могла мне сказать. Таня молчала, растерявшись от ее гнева. Жаннет попыталась поймать взгляд матери.

– Он изнасиловал тебя. Вот почему ты мне ничего не сказала. Тебе было стыдно.

– Нет, Жаннет, все было совсем не так.

В голосе Жаннет послышалось отвращение.

– Ты хочешь сказать, что сама позволила ему… Таня молчала. Впервые она не знала, что сказать дочери. Наконец решилась.

– Может, тебе лучше пойти к себе и принять ванну? Поговорим потом.

Губы Жаннет сжались.

– Однажды ты сказала, что не хочешь больше детей. Таня повысила голос.

– Делай, как я сказала, Жаннет. Иди к себе. Мы поговорим позже, когда ты успокоишься.

Жаннет повернулась и пошла в коридор, соединяющий их комнаты.

– Нет, – остановила ее Таня. – Для тебя приготовили бывшую комнату Мориса.

– А в моей теперь кто? – зло спросила Жаннет. – Морис?

– Нет, – ответила Таня. – Он больше с нами не живет. В твоей комнате будет детская.

Жаннет смотрела на мать, в глазах закипали слезы.

– Счастливого Рождества, мама, – с горечью выкрикнула она и, рыдая, выбежала из комнаты.

Таня долго смотрела на закрывшуюся дверь. Она услышала, как Жаннет сбежала по лестнице в холл. Она собралась было пойти за ней, но передумала и устало опустилась в кресло. Переживет. Когда дочь успокоится, они поговорят, и Таня объяснит ей, что случилось.

Но Таня ошиблась. Жаннет не стала дожидаться ее объяснений. Вместо того чтобы идти к себе в комнату, она выбежала на улицу, взяла такси и ночным поездом вернулась в школу, в Лугано.

– Понадобится два года, – сказал Иоганн. – В будущем году ничего не выйдет. Вся наша продукция уже запродана нашим постоянным клиентам.

Таня взглянула на лежащий перед ней отчет и кивнула.

– Может, это и хорошо. У нас будет больше времени для работы над этикеткой и рекламой.

– У меня есть интересное предложение, – сказал Швебель. – Сейчас продаются два небольших предприятия, занимающихся розливом по бутылкам. Можно было бы заполучить их сравнительно недорого.

– Разузнай все и сообщи мне.

– Еще одно, – продолжил он. – Мне кажется, нам не стоит ориентироваться на внутренний рынок. Нам придется пробивать себе дорогу, конкурируя с известными виноделами, а ты ведь знаешь французов. Снобизм, традиции – и никаких перемен. Мне кажется, мы должны нацеливаться на Америку. Винный рынок там еще только начинает складываться, и мы в состоянии выдержать конкуренцию где-то в среднем диапазоне – в смысле цены. Там французская этикетка – сама по себе реклама.

– Разумно.

– Есть уже несколько заинтересованных крупных оптовиков из США. Обещают хорошие деньги и хорошую рекламу. Я даже думаю, что мы сможем получить у них достаточно большой аванс, чтобы заплатить за заводик, о котором я тебе только что говорил – Нам не нужны их деньги, – сказала Таня.

– Верно, – согласился Иоганн. – Но всегда лучше использовать чужой капитал, а не свой собственный. Кроме того, у нас будут деньги, чтобы приобрести Maison de couture[193] и финансировать его. Я не знаю ни одного прибыльного, они все только теряют деньги, даже Шанель.

– Она возвращает все сторицей на духах. И еще прибыль имеет. Мы это знаем. В конце концов, мы даже не в состоянии поставить ей все необходимое сырье для производства духов. Рано или поздно этим займутся все кутюрье. Я хочу быть первой.

– Я не уверен, – возразил Иоганн. – Убытки, которые несут дома моделей, огромны. И все, с кем бы я ни говорил, только за использование их имени готовы содрать с нас три шкуры.

– Есть тут у меня на примете одна фирма, которая нам по карману, – заметила она. – Шики.

Швебель широко раскрыл глаза.

– Японец? Да его показы стали самой большой сенсацией сезона. „Vogue» и „L'Officiel» ни о ком, кроме него, и не пишут. Даже газеты утверждают, что он нечто.

Таня рассмеялась.

– Уж эта мне пресса. Его модели ужасны, газеты от них в восторге. Но его одежду никто никогда носить не будет. Она совершенно непрактична, никто ее не купит. Жак Шарелли говорил, что дела у него идут паршиво и он по уши в долгах.

– Тогда зачем он нужен тебе? Она улыбнулась.

– Имя. При хорошей рекламе может получиться. Немножко причешем его. И не забывай, что приносит настоящие деньги. Коко Шанель это хорошо знает. Духи. Если мы будем выпускать 25 процентов Шанель № 5, хорошо заработаем. А потом, кто знает, можно заняться и косметикой. – Она перевела дыхание и взглянула на него. – Как это глупо, быть женщиной. Столько дел, и вот вам: я беременна.

Он сочувственно покачал головой.

– Еще всего два месяца.

Она молчала, размышляя. Потом тяжело вздохнула. – Я волнуюсь.

– Не о чем беспокоиться, – поспешил успокоить ее Иоганн. – Все будет отлично.

– Как знать, – покачала головой Таня. – Я уже не так молода, могут быть осложнения.

Он молчал.

– Я никогда не составляла завещания, – сказала Таня. – Если со мной что-нибудь случится, что будет с Жаннет? А с малышом? Я до сих пор замужем за Морисом. Он постарается заполучить все.

– По французским законам, – сказал Иоганн, – дети имеют особые права наследования.

– Им потребуется опекун или доверенное лицо, пока они не достигнут совершеннолетия. Иначе Морис официально удочерит Жаннет и будет законным отцом второго ребенка. Всем покажется естественным, если он будет контролировать не только свою долю, но и доли детей. Я этого не хочу.

Швебель вопросительно взглянул на нее.

– Ты единственный, кому я могу доверить детей, – сказала Таня. – Ты будешь моим душеприказчиком, если я умру?

– Разумеется. Но мы оба знаем, что все будет в порядке.

– Слишком многое поставлено на карту, – сказала она. – Не хочу рисковать. Приведи сюда завтра утром адвоката. Хочу навести порядок в делах.

– Сделаю, – пообещал он. Потом взглянул на нее. – Одно только не даст мне покоя. Как быть с твоей идеей открыть Дом моделей с молодым человеком, который работает у Диора?

– Ты говоришь об Иве Сен-Лоране?

– О нем.

– Я отказалась от нее по двум причинам. Первое, Диор и Боссак его не отпустят. Второе, он еще не сделал себе имени, и может потребоваться целое состояние, чтобы он стал достаточно широко известен. Я говорила о нем с Жаком. Несмотря на то, что мальчишка талантлив, он сначала должен выбраться из тени Диора. Худо-бедно, а Шики знают все.

– Хорошо, – сказал Иоганн, все еще сомневаясь. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Таня улыбнулась.

– Я тоже надеюсь. Я потратила три года, чтобы втереться в доверие к Шиапарелли и кое-чему у него научиться. Может, он и жадноват, но сезон за сезоном угадывает победителя.

– А какой ему интерес?

– Будет директором по связям с общественностью. И получать будет в пять раз больше, чем может заработать и украсть у своего паршивого газетного синдиката.

Иоганн рассмеялся.

– Ты обо всем подумала.

– Это совсем просто, – сказала она. На ее лице вдруг появилось растерянное выражение. – Куда труднее понять Жаннет…

– Ты с ней так и не разговаривала? Она отрицательно покачала головой.

– Даже не отвечает на мои телефонные звонки.

– Она смягчится, когда родится ребенок. Вот увидишь.

– Не знаю, не знаю, – заметила Таня задумчиво. – Жаннет – странная девочка. Отстраненная какая-то. Мне иногда кажется, что я ее совсем не знаю.