— А чего так поздно-то? Лазарь Моисеевич обещал его за двое суток подвезти.

— Ну до чего вы, женщины, нетерпеливые! А на то, чтобы обучить пусть даже мото, но пехотинцев с танками работать…

— Вы что, ему просто танки передали, без экипажей?

— С экипажами, но пехоту пришлось поднатаскать с этими танками взаимодействовать правильно. Сама понимаешь, если танки отдельно, а пехота отдельно…

— Не сердитесь, я просто нервничаю сильно, и вовсе не из-за дел на фронтах. Ага… так, Лаврентий Павлович, раз уж вы здесь, вызывайте перевозку из Грауэрмана… сначала вызывайте, а потом уже Витю будите. Что-то мне подсказывает, что сегодня все очень быстро пойдет… Ой! Очень-очень быстро… Нину Теймуразовну все же не будите, сама справлюсь… не впервой. Стойте, пока не забыла: километрах в трех с половиной в востоку от деревни Черники, в Гёрлицком лесу расположен бункер верховного командования Германии, там Гитлер практически безвылазно сидит и все руководство к нему в гости на доклады катается. Бункер прекрасно замаскирован, с самолета его не разглядеть… днем. Но если нафоторгафировать днем просто так, а ночью с тепловизиром поглядеть… обычно деревья в лесу горячим воздухом не пышут.

— А откуда… неважно, с тепловизором, говоришь…

— Да звоните уже в роддом! Я же ну никак потерпеть-то не смогу!

Когда встревоженные врачи аккуратно Веру усаживали в машину, она вдруг спросила:

— Вам чай-то понравился?

— Что? А… неплохой чай.

— Возьмите пару коробок… себе пару и Иосифу Виссарионовичу две, а Тихонову одну, он больше на кофе налегает. Берите-берите, мне Марта сорок коробок по полкило прислала, и нам за всю жизнь столько не выпить. Вить, проследи!

— Мне вот очень интересно, а откуда Старуха об этом-то узнала? — Иосиф Виссарионович задал явно риторический вопрос после того, как на вечернем заседании ГКО Лаврентий Павлович доложил о результатах авиаразведки. — Впрочем, ее спрашивать бесполезно…

— Тридцатого мая госпожа Фрея Аспи как раз из Стокгольма приехала, Вере чай этот привезла… и, похоже, не только чай. Старуха и вспомнила об этом, когда решила чаем нас порадовать…

— Да неважно, что делать будем?

— Самолетов у нас семь десятков к вылету готовы, бомб… хватит. А так как бомбить придется с высот не больше километра, то воздух перекроем реактивными истребителями, для такого дела все их задействуем в операции.

— Я бы предложил сначала поверху этими, термобарическими пройтись, — добавил Валентин Ильич, — чтобы зенитки уж точно все выжечь.

— Не учи ученого! — огрызнулся Лаврентий Павлович, — А первым эшелоном пустим как раз новые штурмовики Сухого, заодно они и лес этот дурацкий скосят…

— А лес косить обязательно? — решил уточнить Сталин.

— Как раз термобарами, Старуха под штурмовик этот подготовила изделия по четверти тонны. Валентин абсолютно прав: подставлять МП-8 под зенитки просто глупо, если можно без этого обойтись. Сейчас летуны как раз считают графики вылета, чтобы все на месте оказались в пределах десяти минут. Сначала — зенитки над объектом, потом СБ-М расчистят трассу снижения бомбардировщиков, на всякий случай расчистят. Завтра к утру будут готовы, так что ждать, думаю, не стоит.

— А морда такая задумчивая… ты уверен насчет завтра?

— Насчет завтра — уверен. Но вот то, что Старуха эти бомбы противобункерные еще в прошлом году в производство запустила, меня все же слегка смущает.

— Не смущайся. Кстати, как там она?

— Вчера домой вернулась. Но карапузов я не видел, меня Дарья даже на порог не пустила. Кстати, полковнику Поленовой я представление на Красную Звезду подготовил, подпишешь как Председатель ГКО?

— Давай его сюда, подпишу. А Звезду за то, что тебя к соседке не пустила?

— За то, что предотвратила три покушения на Старуху. Парней своих подготовила прекрасно, этих троих взяли прямо во дворе, но никто из соседей даже внимания не обратил, а сколько она еще на дальних подступах пресекла…

— Тогда чего так скромно?

— Чего-чего… Вера, как очухается, ей минимум Ленина дать захочет… причем как раз за то, что она меня не пустила, — закончил Берия со смехом. — А если всерьез, то за качественно выполненную работу, спокойно выполненную, без героизма. И Звезду не за работу, а именно за то, что героизм не потребовался.

— Пожалуй, ты прав: за то, что героизм не потребовался… А как операцию назвал?

— «Сенокос». Я же не Борис Михайлович, я человек простой…

— И то верно. Запускай свой «Сенокос»!

Вальтер фон Браухич чувствовал себя относительно спокойно: к утрате Эстонии и Латвии он прямого отношения не имел, а русские на территорию Рейха даже не попытались напасть. И за последние три дня фельдмаршал успел сделать довольно много, так что — если ему никто мешать не будет — русским скоро станет плохо. Очень плохо:

— Прежде всего, мой фюрер, вы уже разместили на территории бывшей Литвы четыре польских дивизии и шесть французских, так что если русские попытаются зайти на территорию Рейха, им придется сначала уничтожить эти дивизии. В конце концов, их-то не жалко, но пока они будут сопротивляться, мы успеем как следует укрепиться на второй линии обороны и глубже, чем на десять-пятнадцать километров, русские орды зайти не смогут.

— А вы уверены, что с этими дивизиями русские не поступят так же, как поступили с нашими войсками в Эстонии и Латвии?

— Мой фюрер, по нашим подсчетам русские во время захвата этих территорий выпустили более четырех миллионов снарядов, и повторить у них то же самое получится не раньше чем через год, да и то при условии, что больше они нигде и не по кому стрелять не будут. Но мы предусмотрели и самый плохой вариант развития событий, ведь если абвер один раз ошибся в оценке русских арсеналов, то, возможно, он может ошибиться еще раз, — при этих словах Канарис поморщился, но так как слова ему не давали, промолчал. — Поэтому генерал Модель уже приступил к подготовке еще одного оборонительного рубежа, уже по Неману, и у нас есть абсолютная уверенность в том, что это рубеж при любых условиях будет для большевиков непреодолим. Более того…

Договорить он не успел, в заде, где собрались высшие военачальники Рейха, раздался глухой гул.

— Черт возьми, что тут происходит? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Гитлер, но вошедший в зал офицер тут же отрапортовал:

— Мой фюрер, наверху идет бомбардировка, довольно сильная. Вероятно, русские заметили какие-то строения наверху, и полковник Майер предложил немедленно покинуть бункер. То есть связь с ним прервалась, но я думаю, что он имел в виду после окончания бомбардировки…

— Хорошо, пока продолжим. Вы что-то хотели уточнить, но не закончили, продолжайте. Хотя этот гул и начинает надоедать…

И это были его последние слова: одна из первых сброшенных на бункер пятитонных бомб пробила все перекрытия и взорвалась уже внутри. Довольно далеко от зала, но взрывной волны, пронесшейся по коридору, хватило всем…

На следующее утро товарищ Берия доложил товарищу Сталину:

— Извини, что разбудил, но новость довольно интересная: мы попали в этот бункер в самый удобный момент и закопали там не одного Гитлера, а почти все командование вермахта. Утром по Берлинскому радио сообщил, что фюрер героически погиб на фронте, командующим всеми вооруженными силами назначен фельдмаршал фон Вицлебен — похоже, что других у немцев просто не осталось. То есть остался еще один, фон Клюге, и он стал временно исполняющим должность рейхсканцлера. Пока для нас это никакого интереса не представляет, но Старуха говорит, что с этими двумя уже можно разговаривать.

— Она что, предлагает заключить с ними мир?

— Она предлагает выкатить им ультиматум. Я попозже заеду, скажу, какой именно. Сам знаешь, когда у женщины голова занята младенцем, а ведь у нее сразу двое… в общем, похоже на бред, но что-то в ее предложении есть. По крайней мере я дал добро на начало операции «Полярный лис», и когда она закончится, нам будет о чем с немецкими фонами поговорить.