— Может, все же уволить его, как Лев Захарович настаивал?

— Не стоит. Старуха говорит, что он быстро научится воевать правильно, а я ей верю, в людях она разбирается. Поэтому сейчас на юг мы направляем армию Толбухина: она сказала, что кроме него, Одессу никто толком не защитит.

— Она думает, что немец до Одессы дойти может?

— Она думает, что Толбухин там Бухарест возьмет с минимальными потерями. Но это все же не самая срочная из стоящих перед нами задач.

— Да уж… а как она сама-то?

— Как-как… пузо на нос уже лезет, но она спокойна как слон. Я ей утром вкратце ситуацию описал, а она: жалко, я думала что мы побольше самолетов посбиваем — и дальше спать пошла.

— Угу. Вчера в семь вечера еще весь Химпром перевела на мобилизационный режим работы, то есть на себя взяла ответственность буквально за миллиардные траты… как слон, говоришь? Нам бы таких слонов побольше. А на самом деле у тебя какие планы?

— Все те же. Как закончим сплошную эвакуацию из прифронтовой полосы, отведем войска на вторую линию обороны — это в Белоруссии, а когда фашист, обрадовавшись, начнет туда же войска с севера перемещать, начнем зачистку Эстонии с Латвией и освободим Литву.

— Хорошие у тебя планы, а с Украиной что делать будем?

— Я еще вчера Старухе не верил, а теперь буду ее совету следовать. Она на самом деле в людях разбирается: мне уже доложили, что во Львове почти никто на эвакуацию не согласился, как она и предупреждала. Ты не поверишь, даже евреев хорошо если процентов десять эвакуироваться собираются, а ведь там в городе половина евреев из Польши, должны же знать, что их ждет…

— Должны. А что Старуха тебе насоветовала-то?

— Отойти на линию Сталина… в смысле, в укрепрайоны по старой границе, и вот оттуда уже готовиться к наступлению. Там сейчас товарищ Карбышев срочно недоделанное доделывает, все что можно укрепить — укрепляет, боеприпасы подвозим и размешаем, прочие запасы создаем. Опять же, новые аэродромы этот укрепрайон полностью сверху прикроют…

— И когда?

— К концу июня, если фронт не обрушится. Там ведь тоже, как Старуха и предупреждала, флуктуация: у немца перевес в живой силе почти тридцатикратный. То есть она не про Украину предупреждала, а о том, что при таких флуктуациях мы фронт не удержим — а на укрепе мы уже преимущество сократить раза в три-четыре сможем.

— И будет десятикратное, думаешь, нам сильно полегчает?

— Сильно. Очень сильно, мы при таком перевесе у врага Финляндию вон взяли…

— Так то Финляндию, и не взяли, а освободили!

— Что совой о пенек, что пеньком по сове… тьфу, вот родит Старуха, пойду ей язык отрежу! А финны — они вояки тоже вполне себе упорные и умелые были. И тем не менее…

— А про мобилизацию что думаешь?

— То же самое. То есть что Старуха сказала: добровольцев на службу брать и отправлять в тыл на обучение — кроме рабочих дефицитных специальностей, если жареный петух клевать начнет, то выгребаем сначала тех, кто только что демобилизовался и по направлениям Совнаркома и НТК распределен: они еще работать толком не научились, ущерб промышленности будет минимальным. И пока всё, особой нужды объявлять всеобщую я пока не вижу.

— Это пока, а как припрет?

— Припрет, так облегчимся. Необученный боец создает проблем больше, чем решает, поэтому пока в школах — во всех — вводим начальную военную подготовку, и девочкам тоже, но уже по желанию. А на предприятиях не оборонного профиля организуем кружки по военной подготовке. Но так, чтобы просто оружие новое освоили: карабинов-то у нас уже достаточно, всю РККА на них перевели, теперь, считай, на склады работаем…

— Понятно, согласен. Помощь от кого нужна?

— Кто бы тебе помог!

— Да уж… Старуха в декрете, а без нее… тьфу, опять мы туда же! Вечером заседание у Шапошникова, два вопроса к рассмотрению. Первый: Тува и Монголия просят рассмотреть вопрос о приеме в РККА тамошних добровольцев, второй — товарищ Ким предлагает отправить на фронт еще и корейских пять-семь дивизий… С одной стороны вроде глупость, но…

— Ты не поверишь, — на лице Лаврентия Павловича впервые за этот день появилась легкая улыбка, — Старуха еще неделю назад мне сказала о неизбежности таких предложений и даже объяснила подробно, почему мы предложение Кима должны будем с благодарностью принять… в ограниченных масштабах, а предложения Тока и Чойбалсана с еще большей благодарностью отклонить.

— И почему?

— До вечера не потерпишь? Ну тогда я пару минут еще у тебя займу… по пути к обеду. У меня приказ хорошо кашку кушать.

— Нино? — понимающе улыбнулся Сталин.

— Нет, начальство! Сам же Старуху зампредом ГКО назначил, вот она и стала надо мной начальницей. А она строгая! Пойдем, тебе тоже не стоит о еде забывать: силы нам сейчас как никогда нужны…

Вера, несмотря на начавшуюся войну, весь день провела совершенно обычно: погуляла с детьми, вовремя ела, днем поспала еще пару часиков. А вернувшемуся с работы Вите сама приготовила вкусный ужин.

— Вер, ты что, совсем перестала делами государственными заниматься? — с некоторой тревогой поинтересовался ее муж, когда она отказалась выслушивать его рассказ о том, что творится на работе. — Ты себя хорошо вообще чувствуешь?

— Нормально я себя чувствую. Просто не волнуюсь напрасно о том, на что повлиять никак не могу. Мне вообще волноваться вредно.

— Что, уже рожать собралась?

— Нет, в мае рожать что-то не хочется. Есть такая примета: кто в мае женится, тот всю жизнь маяться будет, и мне что-то не хочется, чтобы ребенок на себе проверял верность поговорки. Так что пока потерплю.

— Да тут терпи-не терпи… как время подойдет…

— В июне подойдет, не дергайся. Ты с сеструхой-то поговори, может у нее еще кто из родни, из девочек, в Москве учиться хочет, а то Даша нас покидает, а в одиночку мне все же трудновато будет.

— Я маму позову…

— Она с тобой намучалась, дай ей пожить спокойно. Нино Теймуразовна тоже помощь предлагала, и знакомую какую-то молодую сватала мне в помощницы, но я все же родню предпочитаю: родне-то и подзатылину дать можно, а посторонних лупить как-то некузяво.

— Тогда я с отцом поговорю, у него племянниц штук шесть разных. А что на фронтах творится, ты знаешь?

— У вас радио на работе отключили?

— Радио-то мы слушали непрерывно почти, но…

— Ясно. Знала бы, и то не сказала бы, форма допуска у тебя недостаточная. Но — не знаю, мне просто неинтересно. Если что-то плохое случится, то мне сообщат… скорее всего сообщат, а раз не сообщают, то все пока неплохо идет и волноваться не о чем.

— Понял. Вер, я завтра в командировку, дня на два, в Нижний: там на станке нашем здоровенной какая-то заковыка случилась, нужно разобраться… очень срочно.

— Корпус реактора уже точить начали?

— Уже третий, это я тебе говорю как человеку с достаточным уровнем допуска. А первый вообще уже в Комсомольске… и ребята оттуда звонили, тоже помочь сильно просили. Отпустишь? Я где-то на недельку…

— А твое начальство?

— Они уже мне и командировку выписали…

— Вить, мы с тобой — просто работники, и обязаны, тем более теперь, распоряжения начальства выполнять. И, заметь, твое начальство — это не я, я тобой только дома командовать имею право, как, впрочем, и ты мной. А теперь я вообще в декрете и твоему начальству вообще не указ. Спасибо, что хоть предупредил… маму пока пригласи, одной мне действительно трудновато будет. И ты это… мы — победим! Доел? Тогда посуду сам помой, я что-то устала…

Борис Михайлович внимательно изучил сводки с фронтов и ненадолго задумался. Ему, как начальнику Генштаба, было интересно и то, что хотел получить враг — и по всему выходило, что целей своих немцы не достигли. Да, имелись у них отдельные успехи, но в целом определенное преимущество пока было на стороне СССР. Пока было — а вот что будет дальше, предсказать было очень трудно. Ведь немецкие генералы — отнюдь не дураки, они умеют очень быстро и правильно оценивать обстановку, и получив по морде в одном месте они наверняка быстро придумают, как не получить во второй раз. Но если понять, заранее понять, что они могут придумать, то можно и выработать нужные противодействия. Вот только как бы это понять заранее?