Мы спросили, где бы помыться, и Карл проводил нас в «летний душ». Просто вода в чёрной бочке на крыше сарая нагревалась весь день, так если будем полоскаться все вместе, воды нам хватит. Но напор лучше держать умеренным и долго под струями не стоять.

Карл на всех выдал кусочек хозяйственного мыла — ну, хоть что-то. Я не рассчитывал и на это, а сам уже думал, где тут найти баню. Должна же быть в Германии хоть одна сауна!

После вкусного ужина в сумерках посидели, поговорили о делах. Карл деликатно намекнул на скудость нашего гардероба, даже запасных трусов нет.

Я сказал, что ничего тут пока не понимаю, так если он будет любезен приобрести нам хотя бы бельё, вот две тысячи марок для начала. Карл деньги принял и заявил, что всё равно одежду и обувь надо мерить, так он на нас рассчитывает.

— Наверное, завтра после обеда, — решил я.

— Тогда до завтра, — сказал Карл и вышел из комнаты.

Я снял комбез, ботинки, улёгся в кровать и сразу уснул.

Проснулись традиционно в шесть утра. Взяли ведро на веранде, и пошли плескаться к колонке. В Германии тепло, ещё можно мыться на улице. Только и в Германии нельзя на улице снимать трусы, обливались так.

Потом надели комбинезоны, зарядка и пробежка по кварталу сонного немецкого городка. Попросили закрыть за нами калитку Карла, тот, оказывается, тоже просыпался рано. Скорее он сильно удивлялся, что ленивые русские уже поднялись.

Прибежали как раз к началу завтрака, Клара сварила суп из сухого молока и макарон. Поджарила гренки, пили тот же «кофейный» напиток. Карл пошёл ковыряться в свой маленький огородик, а мы отправились в казарму.

Там вскоре собрались все парни отряда, начали день с обычной политинформации. Я сказал ребятам, что после обеда все должны прогуляться по местным магазинам, прикупить местную одежду и обследовать городок. Мало ли придётся удирать, так чтоб не бросаться в глаза и не спрашивать дорогу.

До полудня обычные тренировки, на наши упражнения любовалось ещё больше немецких солдат. Они на службе тут или в цирке? Хоть притащили каски, сами определились с очерёдностью, и мы наносили руны в перерывах.

В полдень всех как ветром сдуло, наверное, пошли обедать. Мы тоже разошлись по домам. После обеда Карл напомнил мне, что мы обещали сходить с ним в магазин.

Бельё он нам купил, мы переоделись, а грязное Клара забрала в стирку. Карл проводил нас в приличный по его словам магазин. По меркам Гардарики так себе заведение, хотя я ж подхожу с московскими мерками.

Мы выбрали форму дорогого, офицерского материала и шитья. С ней полагалось носить сапоги, и мы, хоть и морщась, взяли по паре. Благо, что давно обучены мотать портянки.

Выполняя собственный приказ, разделились и направились гулять по городу. Зашёл в кафе, уселся за столик. Спросил у девушки-официантки кофе и пирожное.

Так эта прелесть уточнила, желаю я натуральный кофе или заменитель. Я, конечно же, пожелал настоящий. Сто марок за чашечку, или семь рублей. Как за пирожное из натуральных продуктов.

Хотя в Гардарике в таком кафе посчитали бы так же. Привычка сравнивать, наверное, у меня надолго. Я наудачу сказал девушке, что в городке человек новый, так не знает ли она какие-нибудь сауны.

Она отчего-то смутилась и сунула мне в руку визитку. Я не стал её нервировать ещё больше, расплатился и вышел. Мне припомнился виденный давеча писчебумажный магазинчик.

Я прошёл туда и купил карту Хофена. Признаться, с этого и следовало начинать, но так хотелось почувствовать себя мирным человеком. В общем, на карте я нашёл адрес, указанный на визитке, и составил маршрут. Город небольшой, идти близко.

Во дворике в полуподвальном помещении обнаружилось искомое заведение. Ярко накрашенная фрау средних лет за стойкой сказала, что баню топить начинают в семь, а сейчас вода только тёплая. И девушки ещё сидят по домам.

Я попросил с последнего пункта объяснить подробнее. Дама пояснила, что сможет организовать мне встречу, а там, как договоримся. Девушки приходят сюда после семи, а сейчас она может договориться лишь с некоторыми — не у всех есть телефон. За звонок с меня полагается триста марок.

Я отсчитал на стойку деньги, дама их прибрала и взялась за трубку телефона. Навертела номер и заговорила:

— Алё, Китти? Ты свободна? Да, есть… как смертный грех, но при деньгах. Ну, спросишь вдвое! Короче, к тебе направлять или я другим позвоню? Ладно, жди в ближайшее время.

Дама мне сразу адрес не сказала, сначала продала мне бутылку сухого вина, сыру и копчёной колбасы. Хлеба на продажу у неё не оказалось! Она взяла с меня ещё тысячу марок и подробно рассказала, как дойти.

Китти жила в двухкомнатной квартирке на третьем, последнем этаже. Она рассмотрела меня в глазок и открыла двери. Симпатичная молодая немочка в розовом халатике.

— Я думала, Роза угорает! — сказала она. — А у тебя действительно уши с кисточками!

— Да, меня трудно не узнать, — сказал я, проходя, и вручил ей пакет с продуктами.

Она его взяла и ушла куда-то, прокричав:

— Проходи в комнату!

Я стащил сапоги, убрал портянки и натянул свежие носки. Пошёл за Китти на кухню помочь в хлопотах. Врубил на всю мощь рысье обаяние…

Ну, подробности опущу, упомяну лишь знаковые, по-моему, моменты. Меня умилила железная печка на кухне, и труба в форточку. У стенки лежали дрова.

Китти сказала, что платит по десять марок за вязанку, если с доставкой. Дорого, но деваться некуда, это всё равно дешевле керосина и неудобного примуса. И печка пригодится зимой.

Она сказала, что вообще не такая, да мужа лейтенанта Клауса Порта сожгли в его танке на восточном фронте ещё год назад. Возможно, я его и убил, а теперь разговариваю с его вдовой.

Этот момент мне показался особенно забавным, ведь так и должно быть. Я победитель в побеждённой стране и просто беру всё, что нравится. Как это ни назови.

Китти спросила с меня за ночь тысячу марок. Я расплатился и сразу позвонил к себе домой, чтоб не ждали сегодня ночью, я у знакомых. Потом… ну… бедная девочка даже не представляла себе, что такое сильный рысь в трансе. Она так стонала!

В общем, решил я неотложные вопросы, начал обживаться, и через три дня к началу политинформации приехал на «опель-капитане» в казарму лейтенант Курт Ридер. Я ему даже обрадовался, совершенно не знал, какую ещё пургу нести пацанам.

Вот он сказал, что майор Йохан Цейс просит приехать к нему. У него интересные для меня гости. Весь заинтригованный я уселся в машину, и через минуты лейтенант предложил мне входить в кабинет.

Захожу и чуть не падаю. На стульчике у стола майора сидит подполковник Виталий Логинов и рядом с ним какой-то немецкий пацан примерно моих лет в чине лейтенанта. Особенно смешно смотрелись на его мордашке веснушки.

Я откозырял Виталию, со всеми поздоровался, и хозяин кабинета предложил мне присаживаться на свободный стул. Виталик заговорил по-немецки:

— Мы догадываемся, почему вы сдались в плен. Инцидент с повторной бомбардировкой расследуется. Это всё-таки прогон сорока самолётов, и сто тонн авиабомб на пустое место.

Я важно кивнул, и он продолжил:

— Но это даже неплохо, что ты оказался в Германии. В Гардарике тебе сейчас лучше не появляться. В думе пытались тебя утвердить представителем, но кто-то откопал твои записи ещё времён Корпуса. Ты своей рукой написал ужасные вещи и нарисовал русскую интеллигенцию, повешенной за шею.

— Русскую⁈ — переспросил я в весёлом ужасе.

— Ты подписал, что это все прогрессивные силы. И ниже ты писал, что у русских не может быть своей интеллигенции, это просто животные, что повторяют за европейцами.

— Это выписки из статьи немецкого журналиста, — сказал я.

— Да уже неважно. Ты русофоб, Тёма! — проговорил Виталик.

— Угу, — кивнул я. — И кто воевал за Гардарику три года?

— И в конце перешёл к противнику с оружием, — скривившись, добавил Виталий. — Такие звучат обвинения в твой адрес! И неважно, что война сразу после этого закончилась! Ты больше не представитель Москвы, некоторые даже хотели голосовать о лишении тебя боярства!