— То есть нетрудно догадаться, что ничего хорошего не сделает, — проговорил Йозеф. — А так я даже представить себе боюсь, что он сотворит.

— Ну… — промычал Адольф Шульце. — Не надо сгущать, князь Москвы ведь не один в Гардарике. И эти румыны всё-таки пытали русских пленных, сами во многом виноваты, — он сделал умное лицо, помолчал немного и изрёк. — Тем более, когда на чаше весов будущее Германии, все румыны её не перевесят! Наплевать на Румынию, передайте русским, что мы согласны!

Йозеф оглядел коллег и непонятно сказал:

— Я ж вам говорил, что он обыкновенная сволочь!

— Да мы тоже догадывались, — проговорил Фридрих, вынимая из внутреннего кармана портмоне.

Густав тоже отчего-то полез за кошельком. Они вынули по купюре в сто марок и протянули их Йозефу, а Густав проговорил с убитым видом:

— Мы же не ставили на то, что он совсем отвергнет предложение из-за Румынии! Я считал, что возьмёт на раздумья хотя бы день…

— Речь шла о часе, — возразил Фридрих. — Я ставил на то, что он будет думать не менее часу.

Адольф Шульце с открытым ртом разглядывал своих секретарей. Наконец, он прошипел змеем:

— Так это был розыгрыш? Вам уже заняться нечем? — и заорал. — Всех троих на фронт! Немедленно на…

Слова застряли у него в глотке. Адольф разевал рот, но звуки не желали издаваться. Йозеф на него насмешливо посмотрел и сказал холодно:

— Это не розыгрыш. Отдать Ване Румынию — просто главное условие русских.

— А предварительное, как сигнал, что условия принимаются, — улыбнулся Фридрих. — Твоё повешение, фюрер.

Густав залез в ботинках на стол перед носом Адольфа Шульце и весело сказал:

— Отпустите ему говорилку, интересно, что оно будет вякать напоследок.

Фюрер неподвижно сидел в кресле, не мог пошевелить и пальцем, но слова стали выговариваться:

— Помогите! — сдавленно просипел он.

— Угу, — ответил Фридрих и подошёл к нему.

Он ловко вытащил шёлковый чёрный галстук фюрера, развязал и подал Йозефу. Тот смастерил петлю и подал Густаву. Он принялся привязывать её к фигурному светильнику над столом, бормоча:

— Ещё хорошо, что русские не потребовали вздёрнуть его публично.

— Они деловые люди и не требуют лишнего, — заметил Йозеф.

Адольф Шульце осознал, что ничегошеньки не может сделать против этих магов.

— Но почему я⁈ — всхлипнул фюрер. — Повесили бы хоть того же Сатилье!

— О нём речи не было, — сказал Густав. — Давайте фюрера на стол.

— Ну, просто сами повесьте Сатилье передо мной! — воскликнул Шульце.

— Француз ещё может принести пользу, — сказал Йозеф. — Давай, Адольф, полезай на стол.

Фюрер почувствовал, что тело его движется вопреки желаниям. Он всё понимал, но не мог противиться чужой воле. Он встал, забрался на кресло и с него перешёл на стол. Густав накинул ему петлю. Шульце прохрипел:

— Что будет с моей семьёй?

— Ну, наконец-то, спросил! — весело воскликнул Густав, спрыгнув со стола. — Хорошо всё с ними будет, им за тебя даже назначат пенсию.

— Ну, вредных привычек у тебя нет, — деловито проговорил Фридрих. — Последнюю рюмку и сигарету не предлагаю.

Йозеф вынул из чехла фотоаппарат, установил освещённость и задержку, прицелился фюреру в лицо и проговорил нараспев:

— Скажи «чии-из».

Адольф ощутил, как против его желания в улыбке растянулись губы. Йозеф принялся щёлкать затвором, а Фридрих сказал:

— Прощай, сволочь, — и вместе с Густавом толкнул ногой стол.

Стол опрокинулся, фюрер немецкого народа подёргался в петле и затих. Секретарь Йозеф пошёл звать офицера охраны — дело должно пройти по всем инстанциям.

Вместо покончившего жизнь самоубийством Адольфа Шульце единственная в Германии партия прогресса и единства выдвинула на пост президента и главнокомандующего войсками Европы гросс-адмирала Карла Дёница. Его сразу утвердили в рейхстаге и в остатках европарламента.

С Румынией всё прошло очень легко. Её власти и сами головы ломали, как спрыгнуть с европейского поезда, и только им осторожно намекнули, заявили о выходе страны из состава Европейского Союза. Рейхстаг и европарламент заявку удовлетворили.

Американцы и англичане поздравили румын с мудрым решением. В тот же день полторы тысячи бомбардировщиков Гардарики вывалили им на свободные уже головы от пяти до десяти тонн авиабомб каждый.

Русские войска летом деблокировали Одессу, освободили свои земли и встали у румынских границ. Конечно, румыны не могли установить пограничные заставы, русские их просто уничтожали всех, но и пересечь границу не пытались.

Председатель Совета обороны князь Иван заявил, что с Румынией у Гардарики будет отдельный разговор. Русские станут пинать эту страну, пока князь Иван не скажет «хватит». И тогда Румынию ждёт только полная капитуляция, никаких переговоров не планируется. Румыны на весь свет заверещали:

— Убивают!

А толку? Действия Гардарики даже в ООН не осудили, не было ООН.

Утром оговоренного с европейцами дня в войсках Гардарики объявили перемирие. На уши солдат надавила непривычная тишина. Не работали пушки, замерли танки, не стреляли ружья, автоматы и пулемёты. В небе не видно ни одного самолёта.

Европейские и русские штабы установили прямую связь, встретились группы офицеров и стали вдумчиво разбираться, где пролегала граница, и кому, куда следует отойти. Это ж только в кино пограничные столбы спокойно дожидались всю войну, когда на них обратят внимание.

Польша осталась в Европейском Союзе. Многие поляки очень хотели бы из него выйти, только за такие заявки немцы расстреливали, за это кто-то должен воевать. И за земельные приобретения Польши солдаты Советского Союза сложили головы.

Только Гардарика всегда преследовала лишь свои интересы, и поляки остались без немецких земель в немецком Европейском Союзе. Там же остались страны «социалистического лагеря»: Болгария, Югославия, Албания, Венгрия, Чехия, Словакия. А так же капиталистическая Австрия.

Вот Дания совсем другое дело, она же королевство Гардарики, её связывают с русскими многочисленные договоры. В захваченные европейцами её западные порты пришли русские корабли.

Европейцы передавали русским управление, грузились на суда русских, и те везли их под носом у англичан и американцев, но в сопровождении боевых кораблей и с авиационным прикрытием, в порты Северной Германии.

Если европейским армиям было ближе идти в датские порты на востоке страны, дело упрощалось — управление передавать не нужно. Они грузились на русские суда, и те так же везли их в порты Северной Германии.

Войска Европейского Союза вышли из Дании за какие-то три дня, а это около ста тысяч человек при танках, орудиях и прочем имуществе. Только эти силы могут изменить обстановку на любом фронте, что уж говорить о перемирии между войсками Европы и Гардарики⁈

Перед англичанами и американцами неожиданно появлялись во всё больших количествах мотивированные и оснащённые немецкие войска. Их появление переворачивало представление союзников о войне как о череде обязательных побед. Дошло до абсурда — немцы на отдельных участках добились паритета в воздухе!

Такое, разумеется, вызвало у англосаксов бешенство. Русских посланников в Британии, в Северных и Южных штатах, в Канаде, в Мексике, в Техасе и на Кубе вызвали в правительства и долго и гневно говорили о союзническом долге и вероломстве.

Русские посланники всё это терпеливо слушали, а когда поток иссякал, просили для ознакомления текст союзного договора. Как нет текста? То есть Гардарика никаких союзов не заключала⁈ Ах, кто-то себе о чём-то думал и во что-то верил! Так это их проблемы, русские посланники не причём.

А тем временем гросс-адмирал Дёниц приехал в Москву и подписал с князем Иваном мирный договор. Гардарика признаёт Европейский Союз в старых границах, за исключением Румынии и, чтоб ей одной не было скучно, Португалии.

Европа и Гардарика отказываются от всех предвоенных и военных финансовых и других претензий…