Думаю, зачем усложнять? Заходим всем отрядом. Из подвала сразу попали в хозяйственные помещения. Все площади до потолка заставлены ящиками, оставили лишь узкий проход. Сначала в ящиках обнаружили бутылки европейской яблочной водки.

Я приказал передать по цепочке, что голову оторву даже за лёгкий запах, а у кого найду спиртное, ещё и в задницы их засуну. Им тут на секундочку боевые действия в активной фазе, а не это вот всё!

И чтоб не били мне бутылки! Пусть европеец дальше употребляет больше и чаще — нам от этого только легче. А встреченные французы в солдатской форме не считаются, может, они тут грузчиками работали. Мы сюда пришли, вообще-то, французов резать.

Мимо коробок с блоками сигарет я прошёл равнодушно, но призадумался, когда начались штабели ящиков с тушёнкой, коробок с фасованной копчёной колбасой в плёнке, пачек макарон, галет и с банками консервированной фасоли и томатной пасты.

Как это всё упереть? Бойцы могут взять по ящику или коробке, но кто за них будет воевать? И куда переть продукты? Задумчивый я заглянул в просторную комнату. В центре топили углем большую железную печь, на ней варили только макароны и жарили тушёнку с колбасой и соусом из пасты. Тоже мне французская кухня!

Ножами ликвидировали троих упитанных европейцев, явных поваров, да в соседнем помещении у раковин с грязной посудой ещё двоих. Приходили люди в солдатской форме, приносили грязные тарелки. Их укладывали в кучку с остальными.

«Официанты», — подумал я.

У приличной гостиницы должен же быть ресторан? Тарелки носят через служебный вход, а публика заходит в зал с улицы и из фойе отеля…

Но это только догадки. Как всё сложно без знания языка, подумал я, зарезав нового француза с подносом грязных тарелок. Он упал, а я, подхватив поднос, спросил у бойцов, владеет ли кто-нибудь французским языком. Отряд в основном сосредоточился на кухне, и оттуда ко мне вскоре вытолкнули радиста.

— Откуда знаешь язык? — спросил я строго.

— Бабушка из Франции, — доложил парнишка.

Очередного официанта резать пока не стал. Врезав ему коленом в промежность и, приставив к шее нож, сказал:

— Тогда переводи.

Француз в целом подтвердил мои догадки. Он пришёл из ресторанного зала. Вход с улицы закрыт, можно войти только через фойе. Сообщил, что из кухни дополнительная дверь ведёт в коридор. В третьем кабинете справа сидит управляющий, а дальше по коридору вестибюль.

Я разделил отряд на две половины. Через десять минут они под руководством магов Вити и Стёпы атакуют ресторанный зал, одна группа по служебному входу, другая из фойе.

В зале главное, не перестрелять друг друга, потому лучше сначала укладывать посетителей мордами в пол, типа это ограбление. Группе Стёпы вдобавок следует контролировать центральный вход.

Парни сверили часы, группа Вити приготовилась, половинка отряда Степана вышла из кухни в коридор, а за ними тронулся и я с радистом и перепуганным французом.

Дошли до предполагаемых дверей. Я ткнул пальцем и спросил:

— Сюда?

Радист перевёл, и солдатик энергично закивал. Я культурно постучал, изнутри что-то промычали. Открываю двери и первым заталкиваю солдатика, потом вхожу сам, а за мной радист.

В кабинете накурено! Некто высокий и худощавый в военном мундире играет в карты с пухлым, курчавым, светловолосым месье среднего роста в гражданском костюме. На столе в пепельнице тлеет окурок, початая бутылка водки, рюмки, карты и кучи незнакомых пока купюр, наверное, франки.

Темноволосый военный поворачивает ко мне смуглое лицо с прямым носом и ловит в лоб пулю из моего «Парабеллума». Военный не нужен. Левой рукой втыкаю нож под лопатку французскому солдатику, он тоже сыграл свою роль.

Тот падает со слабым стоном. Я прохожу к столу, сапогом спихиваю военного на пол и сажусь в его кресло. Тщательно гашу окурок и говорю месье:

— Руки держи на столе. Дёрнешься, и ты труп.

Радист перевёл. Бледный француз что-то спросил, и радист ответил. Тогда месье горячо выдал целое предложение. Когда тот закончил, радист сказал:

— Он спросил, кто мы такие, бандиты или регулярная армия. Я сказал, что армия. А месье заявил, что вот это всё не военный объект, а коммерческое предприятие, и потребовал от нас уйти.

— А как он тут оказался? — уточнил я.

Радист спросил, и франк горячо ответил. Радист сказал по-русски:

— Месье говорит, что его не интересует политика. Он не нарушал никаких законов. Из здания сбежали владельцы — ему неинтересно, почему. Он просто разместил здесь своё… э… заведение.

— Как тебя звать? — сказал я.

Радист снова заговорил по-французски, но я его прервал:

— Я спрашиваю, тебе как зовут?

— Серёжа, — застенчиво ответил радист.

Блин, и этот тоже! Ладно, пока оно к делу не относится.

— Так вот, Серёж, — сказал я ласково. — Ещё раз мне только покажется, что ты от меня что-то утаиваешь, пристрелю без предупреждений. Это ясно?

— Так точно! — проговорил Сергей.

— Какое у француза заведение? — уточнил я.

— Публичный дом! — отчеканил он.

Я холодно улыбнулся месье, взял его за левую ладонь и с хрустом сломал ему безымянный палец. Месье заорал, но к счастью никто не обращал внимания — через несколько секунд его крика раздались автоматные очереди.

Я взял месье за кучерявые светлые волосы и три раза приложил рожей об стол. Он перестал верещать, и я сказал:

— Я военный преступник, месье может считать нас бандитами. Поэтому сам выдаст всё ценное.

Радист перевёл. Француз что-то воскликнул, и радист проговорил:

— Он утверждает, что все его деньги и так на столе.

Я снова взял француза за ладонь и сломал ему мизинец, а чтоб не орал приложил его разбитым лицом об стол. Когда он заскулил, я сказал:

— Ты врёшь магу. Я буду тебя пытать, пока не услышу правды.

Меня учили в Корпусе на манекенах развязывать пленным языки. Правда, практика на приговорённых преступниках ожидалась лишь с четвёртого курса, но ничего, буду практиковаться на войне.

Месье, словно услышал мои мысли. Сморщив рожицу в крови и слезах, тот поднялся, подошёл к несгораемой кассе в углу кабинета и правой рукой вытащил из внутреннего кармана ключи. Открыл дверцу и гундосо что-то проговорил. Серёжа перевёл:

— Здесь всё. Сегодняшняя выручка ещё на ресепшене и у официантов. Вы меня не убьёте?

— Мы не убиваем штатских. Скажи ему лезть под стол и сидеть там, пока не разрешат выйти, — сказал я.

Радист перевёл, и месье шустро спрятался под столом. Я снял с плеч мешок и сложил купюры со стола. Прошёл к кассе. Мдя. Пачки франков и горка золотых изделий: колечки, серёжки, цепочки, зубные протезы…

Зря я сказал, что не буду его убивать. Но раз уж пообещал. Сложил ценности в вещмешок и сказал Серёге:

— Пойдём.

Когда мы вышли из кабинета, донеслись отдалённые, но отчётливые пушечные выстрелы. Очень много выстрелов! Я рефлекторно посмотрел на часы. Уже четыре утра, как время-то летит! Однако это точно палят не европейцы, они ещё спят. Тогда это козырь Дымова? Среди ночи⁈

А почему бы, собственно, и не ночью. Первая цель — позиции вражеской артиллерии. Они все известны, да враг их особенно и не прятал. Считалось, что кончились у нас орудия.

Сейчас позиции вражеской артиллерии обстреливают, а с бипланов запускают осветительные ракеты и корректируют. Очень мило, к рассвету у европейца не останется пушек.

В приподнятом расположении духа захожу в ресторан. А там ни одного живого европейца, и всех новых сначала культурно приглашают в зал, расстреливают у стенки и обыскивают.

Не, артиллерия это очень хорошо, но у нас и свои задачи. Кто же попрёт продукты? И вспомнил я, что это бордель, в номерах должны оставаться французы.

Позвал магов и приказал комнаты аккуратно обыскать. Голых мужиков согнать вниз. Девочек за связь с врагом полагается казнить, но ведь французы будут других искать. Потому работниц не трогать, высказать устное порицание.