Заряжающий Серёжа воткнул шланг, и мы всем экипажем принялись таскать снаряды и короба с пулемётными лентами. Девочки же рассказывали, что боеприпасы с некоего склада, и откуда они там взялись, они не знают. А горючее с молокозавода.

Не, хорошо, что снаряд держал невозмутимый я. Полсекунды подождал, когда Серёжа подберёт челюсть и ответственно примет снаряд, чтоб передать его Ване на броне. Передал я снаряд и спросил девчонок:

— Научились делать соляр из молока?

— Что ты! Бензин и машинное масло! — сказала одна. — А там оборудование для смешивания!

— Правда, от этой смеси моторы ломаются, — проговорила вторая. — Но танки всё равно раньше сгорят.

— А потом? — сказал я с очередным снарядом.

— Потом мы победим, и всё новое привезут из Европы, — ответила мне первая на полном серьёзе.

— И временно можно вымыть с какой-нибудь химией, — неуверенно добавила девчушка с косичками.

Я пока от дальнейших вопросов воздержался, решив адресовать их лично Дымову. Тем более что всех танкистов просили после погрузки проехать в новое расположение. За танки беспокоиться не надо, они уже под охраной девчат с винтовками, а парни получат денежное довольствие и решат другие вопросы с постоем.

Танкисты попросили девочек в танки не заглядывать, взяли с собой мешки с обычной формой и организованно залезли в пустые грузовики. Проехали пару кварталов, остановились у входа в двухэтажное здание строительного профессионального училища — у дверей висела вывеска.

На небольшой площадке возле моего «Виллиса» нас встречали водитель Серёжа, с ним бер Стёпа и ещё семеро танкистов. С ними стояли лично капитан Дымов уже в парадном мундире, и пожилой мужчина в штатском пальто и шляпе с пухлым портфелем.

Я направился к джипу, поздоровался с парнями. Нас обступили танкисты. Серёжа сказал, что просто перегнал мою машину за танками, а танкисты с автоматами приехали за компанию.

Бер Стёпа поведал, что из экипажей двенадцати потерянных танков трое погибли, пятеро ранены, восемь прибыли в моё распоряжение на джипе, остальные пока остались с пехотой.

А капитан Дымов заявил, что всё это очень мило и попросил всех построиться, у него короткое объявление. Я приказал танкистам встать в строй. Капитан вышел вперёд и звучно заговорил:

— Это ваша казарма. Не смущайтесь, в училище и так была немецкая казарма с кроватями. Новый персонал выдаст свежее бельё. Есть душевая, только вода холодная. В столовой уже готов ужин. Кого не устроят условия, пишите заявления и получайте на постой деньгами. Но в связи с обстоятельствами выдать могу одними марками по довоенному курсу. Так же марками получите денежное довольствие, или пишите заявление, если хотите подождать рублей. А по наградным пока данных нет, получите потом. Вот Лев Яковлевич, — Алёша указал рукой на штатского. — Будет выдавать в учительской.

Капитан Дымов на этом выступление закончил. Я скомандовал разойтись, и парни пошли в казарму. Дымов, Лев Яковлевич с портфелем, Серёжа с автоматом и я сначала поднялись в бывшую учительскую.

У дверей в очереди стояли танкисты в комбинезонах. Парни решили, что успеют переодеться, сначала надо получить марки. В учительской я поставил Серёжу с автоматом у стола охранять, а Дымов усадил за стол Льва Яковлевича.

Тот вынул из портфеля конторскую книгу, ручку и несколько пачек марок. Я подошёл первым и представился. Лев Яковлевич строго предупредил, что это довольствие за неделю вперёд, записал меня, вывел прописью: «две тысячи марок», и велел расписаться.

Расписавшись и приняв деньги, я заметил, что многовато дают. Дымов пояснил, что это нормально. Мне полагается за звание, за должность и за постоянное нахождение в осаждённом городе. Город считается осажденным, если хотя бы раз в неделю ведутся бои не далее, чем в двадцати километрах от него.

Я прикинул свои действия и работу танков Серёгина и важно кивнул. Капитан громко позвал следующего и тише предложил пройтись пока в мой кабинет. Оказывается, отвели мне кабинет директора.

Располагался он рядом с учительской. С кабинетом я получил стол с креслом, несколько стульев, шкаф и диванчик. Я прошёл к креслу за столом, Алёша уселся на стульчик и сокрушённо заговорил:

— Бедный Лев Яковлевич, предстоит выдать довольствие почти тысяче танкистов! И до этого моим выдавал!

— А откуда марки? — спросил я.

— Захватили казначейство армии, — небрежно сказал капитан. — Больше десяти миллионов трофейных денег.

— Странно, что европейцы с ними не удрали под шумок, — заметил я.

— А они не знали, что город захвачен, — грустно сказал Дымов.

— Тебе европейцев жалко? — не понял я.

— Себя мне жалко, — вздохнул Лёша. — Теперь все знают, что город у нас. Немецкого генерала из штаба фронта по телефону очень стыдили, а тот послал их в задницу. Отправили его уже под охраной соседям.

— А как европеец догадался? — спросил я с интересом.

— Да направили они в город резервы. Пушки и лошади ехали по железной дороге, а солдатики пешком шли, — Алёша снова печально вздохнул. — Ну, мои танкисты их у самого города в поле расстреляли.

— А пленные? — сказал я.

— Большинство всё равно расстреляли, — молвил он. — А пленных взяли даже лишних, ещё и Серёгин зачем-то притащил. Половину отослали к соседям, остальные работают.

— Гм, — решил я уйти от неприятной темы. — Капитан, а что делать с европейскими лошадьми?

— Отправили на мясокомбинат, — ответил Алёша.

— Зачем? — спросил я глуповато.

— Ну, зачем ещё лошадей туда отправляют! — раздражённо сказал Дымов. — Лошади не пленные, их можно и на мясо.

Я грустно воззрился на капитана, и он сварливо проговорил:

— Ты лучше спроси, нафига я с тобой тут сижу!

— Допустим, спросил, — сказал я.

— А я, допустим, отвечаю, что ты боярин и командир отдельного батальона. И я, допустим, ставлю тебя в курс ситуации, чтобы ты как бы понимал маневр, — назидательно молвил Лёша.

— Ну, как бы ставь, — лениво ответил я.

— Значит, со своих танков я приказал снять с крыш пулемёты, навесные гранатомёты. Потом из них выгрузили боезапас, оставив лишь по пять фугасных снарядов, и слили почти всё горючее, чтоб только хватило доехать до соседей, — заговорил он. — Отправил под прикрытием темноты сопровождать пленных и трофеи и приказал возвращаться.

— Предполагается, что они как честные люди заправят танки? — удивился я. — Или ты надеешься, что взамен пришлют солдат?

— Ни на что я не надеюсь, — с улыбкой махнул ладонью Лёша. — Просто предполагаю. Сидит сейчас пехота на новых позициях, фронт удлинили, а у них почти ничего нет. И тут приезжают танки. Их, конечно, заправят и снарядят, командиры всю ночь будут лично ездить в автобаты. К утру управятся.

Он печально вздохнул и доверительно сказал:

— Ну, не могу я кому-то передать вверенные машины. Все это знают, и европеец тоже. А он сегодня повидал мои танки у города.

— Ага, — улыбнулся я. — Врагу надо сбить пехоту с новых позиций, чтобы деблокировать свои дивизии и окружить город. Затягивать с этим нельзя, мы же можем уже сию секунду слать пехоте подкрепления…

— Не будет подкреплений, — мрачно сказал Дымов. — Но враг в этом не может быть уверенным, станет действовать второпях. А на позициях вдруг танки.

— Ну, поубивают там европейца, — задумчиво молвил я. — Это вообще хорошо, но нам-то какой прок?

— Пока атакуют пехоту, не лезут к нам, — строго сказал капитан. — И я же приказал танкистам вернуться. То есть отступать они под вражеским напором будут к городу, а с ними увяжется какая-то часть пехоты.

— Манёвр понял, — скромно я улыбнулся. — Теперь скажи, что будем делать мы?

— А я разве не сказал? — удивился Дымов. — Говорю же, что если мои прогнозы верны, спокойный денёк у нас есть. Всё время используем на подготовку города к уличным боям в полной изоляции. Завтра к восьми утра жду тебя в штабе с идеями.

— Кстати! — сказал я веско. — А почему нас убрали от вокзала, мясокомбината и молокозавода на кирпичный завод?