— Слушаю, боярин, — сказал тот и вышел из кабинета.

— Он тебе сказал «боярин»? — по-немецки осторожно спросил генерал.

— Мне, — сказал я.

— И ты настоящий боярин? — удивился немец.

— Настоящий, — ответил я сдержанно.

— А почему такой молодой? — уточнил пленный.

— Потому что заткнись нахрен, — сказал я подчёркнуто вежливо.

Он оскорблено поджал губы, настала долгожданная тишина. Через четверть часа вернулся Серёгин с коробками в руках и привёл молодого танкиста — тот нёс чайник и вещмешок. Вдвоём принялись накрывать на стол.

В чайнике оказался горячий и сладкий чай. В вещмешке оловянные ложки, кружки, булка хлеба и три банки американской тушёнки, а в коробках стандартный сухой паёк. Я вытащил из ножен на поясе нож и стал резать хлеб и сухую колбасу.

Танкист пожелал всем приятного аппетита и вышел. Немец подозрительно смотрел на продукты. Я сказал генералу:

— Ешь. Всё равно другого не будет.

Он взял банку тушёнки и попытался, подражая нам, открыть её ключом. Получилось с первого раза. Немец взял ложку, попробовал и быстро вошёл во вкус.

— Ишь как по мясу соскучился, — прокомментировал Серёгин и, понизив голос, сообщил мне доверительно. — Говорят, они к нам от бескормицы полезли. Даже генералы недокормленные.

— Может и так, — пожал я плечами.

Когда пили чай с бутербродами, пришёл Дымов и привёл танкиста с автоматом и двух пожилых женщин, одна в очках и полноватая, а вторая худенькая с перманентом.

— Так и знала! — воскликнула дама в очках. — Давятся в сухомятку!

— А это мама моя Людмила Васильевна, — сказал Алёша. — И её коллега, учитель немецкого Регина Иогановна.

— Очень приятно, — сказали я и Серёгин, а немец что-то благосклонно промычал с полным ртом.

— Где у тебя кухня? — строго обратилась Людмила Васильевна. — Не может быть штаб без кухни.

— Спросите у немца, — ответил капитан Дымов. — А у нас совещание.

— Только недолго! — сказала она властно. — Уже пора обедать.

— Ага, — молвил Алёша и поспешил выйти.

Я и старший лейтенант Серёгин пошли за ним. В приёмной он сказал, что надо уйти в соседний кабинет или даже дальше. Мы прошли по коридору два кабинета и зашли в третью дверь.

На столе сидели два танкиста и, положив рядом автоматы, играли в немецкие карты с голыми девками. Дымов велел им встать с той стороны у дверей на охрану. И когда они бросили карты на стол и, прихватив автоматы, вышли, предложил мне и Серёгину присаживаться.

Дымов смахнул со стола иностранную полиграфию, чтоб не отвлекала, и строго заговорил:

— Тут я должен просто приказывать, а вы исполнять. Но вы же мой заместитель и целый боярин, должны понимать маневр. Мы захватили город, и немец этого пока не знает. Нужно этим воспользоваться. Старший лейтенант Большов, ты с батальоном осторожно выходишь из города на восток, перекрываешь дороги окружённой армии и встаёшь в засады. Артиллерию на марше пропусти, пехотные части расстреливай. До огневого контакта радиосвязь запрещена.

— Слушаю, — сказал я.

— Старший лейтенант Серёгин, — проговорил капитан. — Ты с первым батальоном аккуратно берёшь в плен всех, кто подойдёт к городу.

— Слушаю, — сказал Серёгин.

— Совещание окончено, приступайте, — велел Дымов.

— А маневры⁈ — возмутился я. — Вот ты, например, что будешь делать?

— А я организую тылы, — невозмутимо ответил Дымов. — Думаешь, быстро захватываются города? Вот на станцию прибывают немецкие поезда с грузами, кто их будет разгружать? На чём отвозить? Куда складывать?

Я неуверенно посмотрел на Серёгина и сказал виноватым тоном:

— Да-да, занимайся всем этим сам!

— Тогда выполняйте приказ, — проговорил капитан.

— Слушаю! — сказали мы с Серёгиным, подскакивая, и, козырнув, поспешили на выход.

Сначала зашли с Серёгиным в большой кабинет на первом этаже. Несколько наших офицеров при помощи пленных разбирались с картами, переводил Дитрих. Серёгин сказал, что нам как раз нужны комплекты карт восточных окрестностей города. Парни живо собрали нам полные сумки.

Во дворе мои танкисты стойко держали оборону — все после обеда спали в машинах. Я выдал им карты, и сказал направляться к вокзалу, а мне ещё надо заехать за остальными, а то радиосвязь запрещена.

Серёгин взял «Опель капитан», мне достался «Опель адмирал» с водителем из танкистов Дымова. Разумеется, водитель ехал на заднем сиденье, пока я рулил по городу. Требовалось заехать к своим на молокозавод и мясокомбинат, выдать карты, и назначить задачи.

На вокзале я вышел из легковой машины, отпустив водителя. Потом собрал командиров танков, выдал карты и объяснил задачу. Парни уложили карты в планшеты, серьёзно покивали, разбежались к машинам. Я залез в свой танк, флажками скомандовал идти за мной и велел Ване трогаться.

Я специально дал Серёгину небольшую фору во времени, ехали по дорогам по следам танков и свернули в поле, когда они кончились. Чтобы пленить пушки, его войскам хватит пятнадцати километров, нам нужно столько же, чтобы их пропустить. И, примерно, двадцать километров останется до позиций противника, оставил про запас.

Каждый ротный выбирал свои точки сбора машин и контроля, я нарезал лишь сектора. То есть лично я не парился, просто приказал Сане. Ехали полем да редкими опушками, а я смотрел в люк и размышлял о жизни.

Что-то я делаю в жизни не так. В прошлый раз меня со всеми талантами никто не любил, даже избили в туалете, а закончил на гоночной трассе, в лютой борьбе.

Ладно, прошлый раз родился и вырос в маленьком городке, мама никто и звать никак — всё сам. Но сейчас ведь боярин! Денег навалом! И что происходит в данную секунду? Меня все не любят и хотят убить. Даже Дымов не любит и убил бы, только в его положении это не выход.

И раньше ведь все меня не любили и пытались убить. Одних дуэлей сколько. В Корпусе, правда, меня заодно многому научили. Мухаммед и Авдей рыси, они вообще никого не любят. Катю сначала поработил. Только Миланья христианка, любит всех и меня тоже. Наверное…

Не в ней дело. Просто не могут все люди подряд так ошибаться! Неужели я настолько вредный? В экипаже нормально ужился, и в батальоне всё хорошо. Тут другое, что-то с целеполаганием…

Ага, Саня выбрал лесную опушку за холмиком от дороги. Ну, вроде, пойдёт. Я развернул командирскую оптику назад, заехали задним ходом между деревьями.

Я как самый сильный маг и Павлик Зимин как мой заместитель поднялись на холмик. Залезли на берёзу, чтоб в бинокли было видно, и смотрим по очереди на дорогу. Пока очередь Паши.

Вообще, на берёзу я залез потому, что командир всегда должен оправдывать своё существование и из-за шила в жопе. Ну, как бы я дожидался сигнала в машине⁈ А так мой или Павлика взгляды не почувствует средний маг.

Пусть и не было у врага магов, может, ночью привезли? А не-маг может в упор на меня смотреть и ничего не видеть, если я того не хочу. Значит, просто исполняю я свою командирскую работу и думаю о своей неправильной жизни.

Ведь всё делаю верно! Вдалбливали с рождения, что нужно быть умным, смелым и защищать слабых, чтобы быть нормальным мужиком. У нормального мужика всегда всё нормально. А в результате? Сижу на берёзе и смотрю в бинокль на дорогу. Моя очередь. Загадочная сука жизнь!

Паша отпросился с берёзы слезть и размяться. Я, конечно, разрешил. Не пробовали минут пять просидеть на ветке? Вот и не пробуйте, лучше на слово поверьте — всё сразу затекает, как ни ёрзай.

Залезли мы на дерево очень вовремя, через полчаса на дороге показались мотоциклисты. Передний дозор — это обнадёживает. Ещё через десять минут проехали грузовики с красными крестами в белом круге на тентах, первым ехал госпиталь.

Потом моё лицо расплылось в злой усмешке. Сколько воюю, а ещё ни разу не видел, как европейцы возят по дорогам орудия. Наверно, когда их по тылам танками давил, пушки стояли на позициях или на железнодорожных платформах. А тут по шесть коней тащат полевое орудие! И боеприпасы на телегах!