Свой автомат он далеко убирать не стал, почти весь экипаж молча поступил аналогично, только заряжающий Паша уточнил:

— За кем это?

Тоже занятый устройством спального места Дима проговорил:

— Ну, за другими экипажами. Кто-то обходит дозором, а кто-то стоит на постах, — он неожиданно улыбнулся. — Так если ты спать не хочешь, я возьму твой комбез?

— Отставить комбез, — холодно сказал я. — Приказываю спать, Паша.

Дима ко мне обернулся и поднял насмешливые глаза. Встретился с моим взглядом и отвернулся, проворчав:

— Я ж спросил только. Уже и спросить нельзя.

Павлик тоже понял, что тут не шутят, и покладисто стал укладываться. Я сложил в пустой мешок котелок и кружку, нарвал туда для объёму травы, и положил его под голову, а сам спиной улёгся на комбинезон. Расположился в тени клёна и приказал себе чутко уснуть.

Однако не спалось. В экипаже гремели котелками и кружками, шуршали травой по моему примеру. Павлик спросил разрешения развести костёр, и Серёга сказал, что ему тут не пикник.

От соседних танков с одной стороны доносился перезвон гитары, а с другой, судя по возгласам:

— Лошадью ходи! — играли в шахматы.

И вообще днём спать не привык, оттого одолевали мысли. Вот в Корпусе те же люди скорого столкновения с врагом не ждали, но готовились к будущим сражениям каждую минутку.

А тут, когда бой может начаться сию секунду, каждая свободная минутка используется для отдыха. Большинством подсознательно используется, я один, наверное, умный. Ну и ещё два-три парня всё понимают, но мы никогда не скажем…

— Хорош уже впрок топить, — растормошил меня Павлик. — Питаться пойдём.

Я сразу проснулся и, вынимая из мешка манерку и кружку, думал, что спать про запас не бином Ньютона, нечего тут понимать. Прошёл с экипажем и занял очередь к одной из полевых кухонь.

Потёр рукой лицо, чтоб точно проснуться, отметил странность. Под рукой военный городок со столовкой, а готовят рядом в полевых условиях. Военная часть должна сверху выглядеть брошенной.

И солдатики из обслуги точно не местные военные. Как я это определил? По внешнему облику. Парни все одного возраста, около тридцати лет, и смотрят на вчерашних кадетов спокойно, что первогодкам не свойственно. И у каждого на груди знак автобата, а на правом рукаве герб Москвы и под ним надпись:

«Дружина боярина Большого».

Не, на рукаве любое можно написать, только по внешнему виду и поймёшь, что не вчера мобилизовали…

Получили мы первое, а за вторым снова пришлось отстоять очередь. Поедая суп, я твёрдо для себя решил под второе блюдо добыть миску. На войне главное устройство с питанием, а на втором месте гигиена. Но тут надо посмотреть, что решат командиры.

Закончили с питанием и вернулись к накоплению сил до вечерней кормёжки. После ужина взводный собрал у своей машины все три вверенные ему экипажа, включая свой. Предупредил, что под покровом темноты предстоит переход. Приказал не спать, а лучше размяться и ополоснуться. Все последовали рекомендациям.

В половину десятого снова пришли члены экипажа взводного и позвали к его танку. Вася конкретизировал задачу: сначала долго идём в своём взводе, потом выстраиваемся, и по его сигналу атакуем. Все команды флажками, радио только на приём. За попытку самовольного выхода в эфир до контакта с врагом расстрел на месте — исполнить нарушителя обязан каждый.

Экипажи, отдав честь, ответили:

— Слушаем.

И Вася сказал:

— Тогда бегом по местам.

Мы сорвались, как на пожар. Бежали без фанатизма, но всё-таки довольно быстро — по приказу командира кадеты просто не умеют иначе запрыгивать в танк. Ещё не пробовали.

Сижу себе спокойно, от скуки смотрю в прицел. По приказу Сергея Димон запустил двигатель. Ещё немного посидели и начали движение. Быстро смеркается, Дима включил фары.

В прицел вижу командирскую машину и тёмные силуэты деревьев, идём по лесной дороге не быстрее тридцати километров. Паша от скуки всего через час начинает звереть.

Я один маг в экипаже, чувствую парней. Я их и раньше ощущал, просто не заострялся — это точно от меня не убежит. Но что делать наводчику на переходе ночью?

Дима тоже скучает, он бы даже уснул, но ему нельзя, нужно вести танк за передним и соблюдать дистанцию. Командиру Серёге можно пока вылезти в свой люк. Я иногда смотрю в прицел.

А что остаётся семнадцатилетнему заряжающему Паше? Спать сидя в танке на марше? Я хоть в прицел могу смотреть, а ему только и дела, что медленно звереть.

Я парня немножко поддерживаю. Мог бы и усыпить, но лишь по его просьбе. С которой тот никогда не обратится из-за гордости, а сам я давно не лезу к людям без необходимости…

Серёге надоело наверху, и он сел пока на своё место, сказав в шлемофон:

— Заряжающий и наводчик, попробуйте поспать четыре часа.

— Угу, — проворчал Паша.

Через минуты пацан отрубается, а за ним засыпаю и я. Приказ командира — совсем другое дело…

Просыпаюсь и сразу смотрю на часы со светящимися стрелками. Спал ровно четыре часа.

— Просыпаемся, — говорю в шлемофон.

— Есть, — зевнул Павлик.

— Счастливчики, — по внутренней связи вздохнул Дима.

— Рассвет скоро, потерпи, — сказал командир.

Вот так. Какая-то часть машин полка — я достоверно знаю только про две — за летнюю ночь в неизвестном направлении по лесной дороге переместилась на сотню с лишним километров. Танки не только пушки и броня, они ещё быстро и далеко бегают.

Дима погасил фары, в прицеле проясняется картинка. Выезжаем из лесу, успеваю заметить впереди другие машины. Перед нами безымянная высотка. Сергей командует Диме:

— Встаём в ряд.

Командир торчит в люке. В прицел вижу окопы почти до вершины, на склоне почерневшие от копоти третьи и четвёртые «панцири» немцев, ниже обгоревшие и покалеченные наши «Ратник-28», трупы в серой форме там да сям. Густо взметаются султаны разрывов — с той стороны высоты вслепую бьют миномёты. На её гребне наблюдателю долго не просидеть.

Мы занимаем место в первой шеренге пятнадцати «Рысь-1». Всего две роты. Кто за нами, я не вижу, да оно мне и знать не нужно. Серёжа падает в своё кресло, опуская люк, и говорит:

— Фугасный! Наводчик, мочить гребень по готовности!

Я уже задрал пушку. На гребне появились фигурки в сером, жму на спуск. Паша досылает второй снаряд. Сергей говорит:

— Дима, полный вперёд.

Танк срывается с места, летим к вершине, не прекращая стрелять. Наверху появляются силуэты сразу трёх вражеских машин. Но команды на бронебойные Сергей не даёт. На всём разгоне крою фугасными по площади.

Неприятельские танки стреляют, нам прилетает в лоб башни. Танку фиолетово, а каково экипажу?

Враги одновременно вспыхнули! За нами точно идут свои машины — для таких попаданий нужна «дорожка», а наша шеренга бежит без остановок. Вражеские танкисты покидают машины и попадают под фугасные снаряды. Командир говорит водителю:

— Дима, на пригорке стоп…

А на гребне показались уже четыре вражеских «панциря»! И это почти в упор!

— Паша, бронебойный, — сказал Сергей.

Снова нам прилетает в лобовую проекцию! Противник у меня в прицеле, ловлю раскачивание пушки и давлю на спуск. Мой первый горит, перевожу ствол правее…

Ну, же Павлик! Снаряд в пушке, огонь. Загорелся второй. Ствол вниз…

Танк выкатывается на гребень и замирает, снаряд на месте. Ух, а вас тут много! Бью врага с сотни метров, промазать трудно. Особенно стоя на месте…

Рядом вспыхнули один за другим двое врагов — я тут не один. Рядочком встали на горе две роты «Рысь-1». Враг тоже идёт двумя шеренгами по пять машин, перевожу стрельбу дальше…

Из-за наших спин выкатились ещё пятнадцать «рысей» и без остановки летят вниз под нашим прикрытием. И тут вражеские танки пока кончились. Сергей командует:

— Дима, вперёд. Паша, фугасные. Артём, крой по готовности окопы.

Теперь мы во второй шеренге атакуем вражеские позиции. Паша подаёт снаряды, как робот, стреляю без остановки.