К нам с речью обратился старый генерал-лейтенант. Никто никуда не идёт, тем более не бежит на фронт. Все продолжают учёбу, ерунда же осталась. Сдадим экзамены, перейдём на другой курс, и все пойдут на войну.

— А сейчас. По учебным классам! Р-р-разойдись! — скомандовал Григорий Васильевич.

И Кадеты пошли учиться далее. Я, например, направился в класс истории. После обязательных приветствий Пётр Васильевич вдруг сказал:

— Рад?

Я честно смешался. Предвидел всё, ждал, готовился, и всё равно как-то неожиданно и не так…

— Вижу, что рад, — проговорил добродушно учитель. — Ты уже победил…

Я не понимал, чему он грустно улыбается.

— Но победил ты в войне, которую придумал, к которой готовился, — сказал Пётр Васильевич серьёзно. — Ещё не понял?

Я помотал лицом.

— Вот чем раньше поймёшь, тем быстрее победишь в настоящей войне, — молвил историк. — Если тебя не убьют.

Умеет он озадачить! Впрочем, это было прощальное занятие, оторвался дядька на мне напоследок. На следующей неделе экзамены, а потом капитан убывает в распоряжение Совета обороны.

Пётр Васильевич в Корпус перешёл командиром полка, как и большинство наших капитанов. Интересно, а кем тогда станет генерал-лейтенант? Наш дедушка возглавит армию или фронт?

Хотя оно не моего ума дело. Кадеты прощались с учителями, военные давали последние наставления и желали вернуться. Англичанка смотрела на нас широко распахнутыми глазами, словно старалась запомнить каждого. Наказывать перестали, мы просто вместе закопали позиции. С особым чувством ездили на танках, скоро на таких же машинах мы пойдём в бой.

В четверг я читал «Московский еженедельник», привык, наверное. Главная тема вероломное нападение Европейского Союза. Думы княжеств, царства, и парламенты королевств признали войну большой, ввели у себя военное положение и наделили советы полномочиями.

Совет обороны объявил всеобщую мобилизацию. Война будет вестись до полного освобождения всей территории Гардарики и пока все не убедятся, что ни одна падла европейская больше не дёрнется. Я так понял, пока шевелится хоть один европеец.

Начат сбор средств в фонд победы, выпущены облигации займа. Редакция «Московского еженедельника» присоединяется и что-то передаёт. Движение «Отечество» подключилось и предлагает Совету обороны считать его своим подразделением. За поддержку Совета выступили трудовые коллективы…

Блин! Всё время забываю, что здесь не там. Здесь мнение не задаётся партией сверху, в магической Гардарике за мнение не сажают… только бояр на дуэлях убивают, но это другое.

Приводятся слова поддержки дружеских государств. С какого-то перепугу к нам обратились Британия и Конфедерация. А «дружеская» Бизантия высказалась за скорейшее урегулирование «конфликта». С-с-с…

Сводок с фронтов пока почти нет, но враг, конечно, просчитался и везде встречает героический отпор. Ну, скоро всё увидим своими глазами, какой отпор, и кто что не учёл.

На выходной отпустили всех, но кое-кто остался в Корпусе. Одним слишком далеко, у других нет другого дома…

А за мной приехала Клава. По пути рассказала, что Павла Фёдоровича мобилизовали, из клиники обзвонили пациентов перед закрытием. Все частные клиники закрываются и переходят в ведение Совета. И вторую нашу «Волгу» Катя передала в фонд, машину уже забрали.

Дай доктору бог вернуться с войны, а лишним броневик на фронте не станет. И даже если не на фронт забрали, пускай — Катя же так решила. Провёл с ней и Светой выходные. Дочка ещё не понимает, куда делось столько взрослых, и почему вдруг все стали такие душевные…

Потом экзамены, возможно, последние в жизни. И сдавали мы их, как последний раз. Хотелось что-то себе и всем доказать, а если разобраться — одни эмоции.

Разрешили позвонить домой и предупредить, что выходного не будет. После экзаменов на плацу ректор зачитал приказ Совета. Выпускникам присвоить звания младших лейтенантов, пятому и четвёртому курсам сержантов, остальным рядовых.

Решением Совета из-за особых обстоятельств три кадета получают индивидуальные назначения, остальные направлены в дружину боярина Большова.

От себя Григорий Васильевич приказал получить военную форму, переодеться и подходить снова на плац. Нас отвезут на вокзал автобусами, там нас ждёт литерный поезд на войну…

Дед отчего-то взял паузу и странно домашним голосом сказал:

— Идите, ребята.

Я бегом обернулся и сумел сесть в первый автобус. Полтора часа в дороге, и на перроне я сразу их увидел. Катю со Светкой на руках, Миланью, Надю и Клаву. До отхода поезда мы друг другу отчаянно улыбались, что-то говорили и даже смеялись.

Я их всех расцеловал, когда поезд уже тронулся. В этот раз точно не дёрнут стоп-кран. Я догнал последний вагон и рысью запрыгнул на площадку, меня подхватили крепкие руки. И я сразу ушёл в вагон, не оглядываясь. Не хочу видеть, как Миланья меня крестит.

Двое суток даже в плацкарте кадету отдых. Хочешь — спи на отдельной полке, не хочешь — просто валяйся или болтай с другими кадетами. Все вокруг свои.

А захотели размяться, так с нами ехали настоящие военные, наши командиры. Три раза в день назначали, кто побежит на кухню и пойдёт обратно с вёдрами супа, чаю, мешками хлеба или стопками мисок.

Я опасался нападений вражеской авиации, но мы ехали даже днём, и нас никто не трогал. Всё должно быть совсем иначе! Чтоб ехали в товарных вагонах стоя, чтоб кормили на полустанках из полевых кухонь. И чтоб «Воздух!» каждый час.

Но ладно, встали среди дня в каком-то городке, и нам сказали, что приехали. Вышли на привокзальную площадь, построились, и военные нас повели колонной по двое куда-то на окраины.

Привели в пустой военный городок. Отдохнуть с дороги не дали, снова построили на плацу, и к нам вышла группа офицеров. Самый из них старший сказал, что он капитан Лунин наш новый командир, а мы его танковый полк.

Сейчас нас разобьют по экипажам и заодно представят наших взводных и ротных, дальнейшие указания мы получим у них. Стал я наводчиком, командир экипажа Сергей, выпускник, заряжающий малой Паша, а водитель неожиданно пятикурсник Дима.

Всем, конечно, стало интересно, отчего такое умаление, так Димон сказал, что сам любит больше сидеть за рычагами, чем командовать. А командиров у нас — два комбата, шесть ротных и двадцать взводных! И они из основного состава дружины.

А мы все, включая меня, дополнение, и нам танки выделит родной Совет обороны. Вот нынче вечером прибудут тремя поездами. Только поедим, немного отдохнём и пойдём обратно на вокзал. Присутствовать там всему экипажу незачем, Дима и сам справится, только так положено, и ему одному бегать скучно.

Знает всё это Дима потому, что в дороге не дрых, как некоторые, а общался с военными. И сейчас мы все должны не его спрашивать, стоя в очереди к полевой кухне, а поговорить хотя бы со взводным. Кстати, кто его запомнил?

— Ага, чтоб без нас всё вкусное съели! — недовольно вякнул Паша.

Я строго посмотрел на малого и сказал Диме:

— Спасибо за сведения.

У кухонь всем давали именные ложки и манерки, сразу их наполняли наваристым супом. После еды выдали оловянные кружки с солдатским чаем и приказали не терять. Пока ложку в карман, кружку и котелок привязали на ремень тесёмками.

Хотел после еды пройтись, поискать рысей, но Стёпа и Петя сами меня нашли. Успели поговорить о печальном. Трёх тотемных воинов отправили в их кланы, но к близнецам оно не относится — у них боярин воин-рысь. Они в моей дружине и теперь перед кланом за меня отвечают, так как находятся ближе всех.

— Сошлётесь на боярский приказ, если что, — сказал я.

— А какой приказ? — спросил Петя.

— Приказываю в бою думать только о боевой задаче, — проговорил я. — А вне боя я сам всё решу.

— Ты давно в трансе не был? — проявил заботу Стёпа. — Подраться не хочешь?

— Не хочу, — ответил я честно. — Духу рыси интересно со мной, когда я молюсь.

Близнецы озадаченно переглянулись и недоверчиво на меня уставились.