Но я немного забежал вперёд. Параллельно с тотемным развитием происходили интересные события.

На той же неделе, когда в понедельник пришли рыжие признаваться, в четверг последней парой у нас случилась практика на танках. Переоделись мы в танкистские комбинезоны, и инструкторы разделили нас на экипажи.

Командовать и через круг заряжать пушку в нашем танке должны Коля с пятого курса и Дима с четвёртого. Я буду рулить, а стрелять мой кузен Миша. В целом хороший подобрался экипаж, почти нормальный.

Стоим в готовности «смирно», ждём команду «по машинам» и любуемся командующим уроком инструктором и гостями его. Рядом с военным один худой и в сером пальто склонился у кинокамеры, уже навёл на нас и танки, а другой тип обычной комплекции и с усами, тоже в сером пальто и в чёрном берете, что-то ему вполголоса говорит.

Военный сначала попросил штатского заткнуться и громко обратился к нам:

— Кадеты! Эти двое хроникёры! Пожалуйста! Не нужно их непременно давить! И стрелять в них лишнее! Они с разрешения ректора просто снимут танки и ваши дебильные рожи! Постарайтесь не обращать на них внимания!

Инструктор взял паузу для усвоения информации и скомандовал:

— По машинам!

Мы привычно кинулись к танку. Всё-таки как хорошо быть водителем! У меня отдельный люк. Устроился я за рычагами, запустил двигатель и временами немного добавляю оборотов, чтобы послушать его рычание.

В шлемофоне щёлкнуло, заговорил командир Коля:

— Экипажу доложить о готовности.

Мы согласно регламенту докладываем, я первый. Даже если пушка не стреляет или нет снарядов, удирать лучше на танке. Коля всех выслушал и обратился ко мне:

— Водила. Давай за пятёркой с походным интервалом.

«Пятёрка» — это просто танк с цифрами «05» на броне. У нас, как нетрудно догадаться, «06». Подождал я, когда соседняя машина выйдет вперёд и начнёт поворот, плавно отпустил сцепление и дал двигателю газу.

Если кто не понял, это было первое упражнение урока. И лишь через два месяца оно стало простым. Дальше веселее, только следи за обстановкой, слушай машину и жди команды командира.

Занимаемся себе. Командир временами орёт:

— Дорожка!

Выжимаю сцепление. Тот же голос в шлемофоне:

— Выстрел!

Через томительную секунду в наушниках резкий щелчок и всё равно слышимо сотрясается орудие и вся машина.

Командир орёт:

— Водила! Стоп у пригорка!

Сам догадайся, у какого пригорка. Но я уже догадливый. Танк с места беглым даёт три выстрела, и я чуть раньше командирского крика включаю «заднюю» от греха. Тут нас должны накрыть ответным огнём. Пока условным, только у меня хорошее воображение.

С рычагами и педалями не нежничаю, танк только не глохнет, скрежет и завывания. Машина качается, как пьяная на резких остановках, рвёт с места из-под себя, на поворотах с гусениц летит земля клочьями.

Командир против моего стиля вождения не говорит ни слова. Экипажу бы только остаться в живых. Только бы лишний раз за урок не услышать в эфире голос инструктора:

— Шестёрка, это была похоронная процессия? Ну, так приехали, вы подбиты.

Военному головой обо что попало не биться и не торчать в этой сбрендившей жестянке. Ему легко назначать виноватых. Он с пригорка всех видит, назначает упражнения и раздаёт оценки.

Но в этот раз военный отчего-то говорит в рацию:

— Постойте все пять минут, подумайте, на кой вы такие Родине…

Такое обычно при завершении круга, когда заряжающий и командир меняются местами. Наверное, те двое гражданских бегают с кинокамерой. И точно! За десять минут до окончания пары инструктор командует:

— Опять вы просрали сражение! Все подбиты, спасайтесь.

В свою очередь строго по команде покидаю танк и палю в божий свет. А эти два недоразумения стоят в сторонке в своих пальто и направили камеру на нашу машину. Тогда впервые я пожалел, что патроны у нас холостые…

Думаете, закончили урок и погнали танк на место? Подошёл инструктор лично. Мы геройским экипажем стоим в ряд, тянемся в струнку и пожираем глазами начальство. А у самих застряла мыслишка:

— Ну, чего тебе ещё, скотина⁈

А ско… э… инструктор посмотрел на нас весело и представил одного из гражданских:

— Это знаменитый репортёр Фомин, пожалуйста, ответьте на его вопросы.

А второй снимает всё это на плёнку. Фомин к нам приблизился с микрофоном и начал каждого спрашивать, как его зовут, с какого он курса и почему так Родину любит, что аж стал кадетом.

В свою очередь учтиво представляюсь:

— Московский боярин Большов Артём, — и ласково говорю. — А теперь оставили кинокамеру и пошли вон.

— Кадет Большов! — вспылил инструктор.

— Сниматься в хронике не входит в мои обязанности, — напомнил я холодно. — И я не давал разрешения на съёмку.

Обернулся к штатским и удивился:

— Вы ещё здесь?

— А… э… — промычал Фомин военному.

— Ты хочешь, чтобы тебя вызвал на дуэль боярин? — уточнил я вкрадчиво.

— Нет, — прохрипел отчётливо Фомин, и двое штатских развернулись прочь, оставив камеру.

Парни всё время растерянно смотрели на меня, но, когда гражданские удалились, перевели преданные взоры на инструктора.

— Гоните танк на место, — проворчал он.

Мы, по его команде, запрыгнули в машину и поехали на площадку. Через пять минут сдали танк техникам и пошли в раздевалку.

— Вот ты дал, боярин! — непонятно сказал Миша.

— Мы не обязаны унижаться перед этими козлами, — ответил я. — Странно, что вы этого не знали.

— Вообще, оно так… — вздохнул Дима.

А не сказал он, что я боярин, мне ничего не сделают. Да и пофиг! С легкой душой я сходил в душ и оделся в кадетскую повседневку. Зашёл в казарму за формой и прошёл в спортзал, где уже сидели на лавочке унылые близнецы. Только сказал им переодеваться для физкультуры, как заходит посыльный ректората и говорит:

— Большов точно здесь! Тебя срочно к ректору!

Я приказал Стёпе и Пете переодеваться дальше и разогреться пока, а сам снова накинул китель и, застёгиваясь на ходу, двинул за посыльным. Поднялись мы на второй этаж. Подтянутый парнишка, коротко стукнув в двери, вошёл и почти сразу вышел, сказав мне:

— Заходи.

Захожу в кабинет. За столом ректор, в кресле для посетителей Фомин, а второй пока просто стоит возле камеры у треноги.

— Кадет Большов по твоему приказанию явился, — отчётливо доложил я, отдав честь.

— Вредина Большов, — проворчал генерал-лейтенант, протянув какую-то бумагу. — Подойди, ознакомься.

Подхожу к его столу и читаю документ. Значит, Епархия Православной церкви просит его, ректора, провести в Корпусе съёмку патриотического ролика и отдельно очень просит организовать моё в нём участие. Я вернул бумагу ректору, и он спросил:

— Тебе всё ясно?

— Так точно! — пролаял я и любезно обратился к Фомину. — У вас, кажется, были какие-то вопросы?

Он поднялся со стула и сухо указал мне:

— Вставай здесь.

Его помощник уже включил кинокамеру и проговорил, глядя в окуляр:

— Нормально. Только скажи ему улыбаться.

Я расцвёл улыбкой. Фомин взял микрофон и поднёс его к моему лицу. И я в кабинете ректора проговорил:

— Московский боярин Артём Большов, второй курс. Родину люблю потому, что берёзки и, вообще, за Родину всех порву.

— Достаточно, — сказал Фомин.

— Большов, свободен, — сделал свои выводы Григорий Васильевич.

Я покинул кабинет, и, направляясь, в спортзал, думал, что хотел порадовать близнецов. Рассказать им вдобавок эту историю? Ну… если перехода от общих вопросов к практике им покажется недостаточно…

Близнецам вполне хватило практики, и пока речь не о них. В пятницу приехала Катя и дала на подпись новые запросы. Я их не спеша подписал, растягивая секунды, когда она со мной. Потом суббота, снова практика на танках, и я на полном основании после занятий прошёл через КПП.

Приехали за мной только Авдей и Мухаммед. По дороге сказали, что Катя с новыми подружками занята в библиотеке. Ну, нам положен второй водитель, и никто не может запретить боярыне просто дружить. Вот с одной девушкой Клавой, воином-рысью, Катя просто дружит, пока вторая, тоже воин-рысь Надя, водит нашу «Волгу»…