Зато втрое сэкономили и доехали от Семёновска до Столицы за какие-то двенадцать часов с четырьмя пересадками — рано утром отправились и к середине восьмого были в Москве. Если бы я сразу не предпочёл прямой поезд, только вышел бы пораньше, таким путём приехал бы в городок дружины около шести утра, а не в два.

Вот довёз он меня до вокзала, проверил внешний вид, спросил о самочувствии и отбыл домой. Обитал Миша с семьёй в пригороде, так ради меня проехал три лишние остановки. А я пошёл на метро.

Часик пути, и снова удивленные и радостные лица Авдея с Мухаммедом и Кати с Миланьей. С дороги душ и сразу ужинать. За едой Катя доложила о делах. Так с её слов, Мирзоева нужно увольнять — он просто не может понять, что такое продать доходный дом. Возит два раза в месяц документы ей на подпись — плачет, просит ещё подумать, и у самого просто рука не поднимается.

Я ей попенял, что такими кадрами разбрасываться нельзя. Человек же за дело переживает!

— За своё будущее он переживает, — мрачно поправила меня Катерина.

— Гм, — задумался я. — Ладно, сам с ним поговорю.

После ужина приличная беседа о моей практике. Катю больше заинтересовали приключения на губе. Она азартно переспрашивала и очень смеялась. Вот в приподнятом настроении отнёс её в койку и отомстил там. За всё. Особенно, за Свету.

Утром Авдей с Мухаммедом отвезли меня в Корпус. Я сдал заключение о практике за подписью командира и показал отметку в солдатской книжке. Потом два дня поджидали других ребят нашего курса и готовились к параду — в день по четыре часа.

Но оно точно того стоило! В жизни ведь не мечталось промаршировать по Красной Площади! Да только это одно полностью закрывает весь ад первого курса. Мы стали солдатами и в строю солдат идём перед командованием. Они пошлют нас на геройскую смерть, о нас сложат легенды. А пока ровные ноги на уставную высоту, держим спину. Ведут нас ректор и деканы. Прикольно смотрится во главе кадетов высокий дед с выправкой парня. С краю каждой колонны любимейшие преподаватели. Лишь Катю пока извинили, ей нашлось место на трибунах.

— Поздравляю кадетов Московского Кадетского Корпуса с окончанием первого курса! — торжественно говорит командующий Московским округом.

— Ура! Ура! Ура! — восторженно ревём мы.

Все сорок восемь. Мы первые потому, что самые юные. За нами Московское Общевойсковое, потом Московское Танковое, Лётное, Связи…

И военные оркестры — там-тарам!

Прошли эти десятки метров, замерли пока в строю. Но вот нас догнали остальные. Ректор обращается к нам:

— Большов, Затулин, выйти из строя!

Я и Дима чеканим вперёд по три шага.

— Вы по результатам лучшие в двух группах. Вас я представлю командующему. За мной, — сказал ректор.

Долго идём с Димоном за генералом, ноги предательски задрожали. Наконец, заходим на трибуны, перед нами всем известный генерал-маг, а за ним его гости. Встревоженное лицо Кати в задних рядах.

— Эти ребята показали лучшие результаты, — проговорил ректор. — Большов и Затулин.

— Благодарю за службу, братцы! — гаркнул генерал.

— Рады стараться, твоё превосходительство! — пролаяли я и Дима.

— Большов? — гудит кто-то русобородый в хламиде священника. — Он же, вроде бы, попал к нам из другого мира? Неудивительно.

Ноги перестали дрожать, в животе образовалась пустота. Мне всё стало ясно.

— Ты назвал меня попаданцем? — холодно обратился я к иерарху.

— А разве это не так? — простодушно и насмешливо спросил дядька.

— Подавись своим вопросом, тварь, — посоветовал я.

— Ты хочешь, чтобы я вызвал тебя на дуэль? — удивился мужчина басом. — Я маг, но я священник и лишён права вызывать. Тебе придётся самому.

— Тогда ты, тварь, или подавишься своими словами, или я тебя вызываю, — проговорил я механически.

— Хорошо, — пробасил он благодушно. — Завтра утром у Перунова камня на шпагах.

Вызванный выбирает место, время и род оружия. А я ни разу не держал в руке шпагу! На нас удивлённо смотрят, но какая сейчас разница…

Катя дома показала, как её держать. Преподала первый урок с убитым видом. Она держалась, но считала меня мертвецом. У меня просто не было хорошего выбора — обо мне многие догадываются… думают…

Под моим тяжёлым взглядом она сменила тему. Катерина, оказывается, боярская дочка. Но папу убили на дуэли тоже на шпагах. Его дружину унаследовал победитель. Он же получил половину земель проигравшего, а вторую половину забрала дума. Ей же нужно чем-то награждать новых бояр за редкую доблесть.

А Катино боярство было ликвидировано, и она как сильный маг и девочка из хорошей семьи поступила на службу и принесла новому боярину клятву. В семнадцать лет. И теперь придётся терять меня…

Я сказал ей не реветь и продолжил занятия. Ночью она хотела уйти в другую спальню. Типа мне нужна перед схваткой гармония духа. Да она просто не может трахаться с мертвецом!

Чтоб с собой ничего не сотворила, я её подчинил и приказал спать до следующей команды. Уложил её на кровать и сам заставил себя выспаться, что после парада оказалось несложным.

Авдей и Мухаммед эмоций совсем не проявили. Утром отсоветовали мне завтракать. Приехали к Перунову камню, парни отчего-то хорошо знали это место. Я с ними прошёл с парковки лесом к грубо обработанному валуну в зелёных пятнах, исписанному полу-стёртыми рунами.

У него уже стояли секунданты и противник с охранниками. Один секундант возвышался над всеми, это был мой ректор, он держал подмышкой длинный футляр. Генерал ведь не мог пропустить схватку его ученика.

Вторым являлся кто-то из епархии. Охранники моего врага просто буйволы в костюмах и с настороженными, лишёнными привлекательности харями. Почти как мои Авдей и Мухаммед. Мой противник оделся как боец на шпагах — в трико и камзол с кружевами. А я был в кадетской повседневке.

Секунданты торжественно заявили, что участники собрались. Затем оба признали, что боярин имел право вызвать боярина по дуэльному кодексу за сказанное прилюдно предположение.

Далее мне предложили признать предположение, извиниться и отозвать вызов. Я помотал лицом.

— Тогда участники могут обратиться к Перуну! — молвил мой ректор.

Я поклонился камню и поклялся посвятить жертвенную кровь божеству. Мой соперник не обернулся к валуну — для священника тот не существовал.

— Я взял дуэльные шпаги, — сказал мой ректор, открыв футляр. — Клянусь, что они не заговорены. Вызванный участник выбирает первый.

Мой противник небрежно взял один клинок, а я схватил другой.

— Сходитесь! — молвил второй секундант.

Мы подняли шпаги остриями вверх, держа их у груди, и подошли друг к другу на два шага.

— Начали! — крикнул мой ректор.

Мой противник начал опускать шпагу и улыбнулся. А я просто ударил его в переносицу. Он не успел понять, что это было. Да никто не понял, отчего он упал навзничь с блаженной улыбкой на бородатом лице.

Ну, не видел я смысла в поединке. Не просто так я слушал взрывы в стволах… и напуган был сверх меры, пусть по мне и не скажешь. Я посмотрел на труп и проговорил:

— Мы пойдём?

— Только шпагу отдай, — напомнил член епархии.

— Положи на камень Перуна, — сказал ректор. — Ты обещал.

— Раньше бы потребовали отделить голову! — проворчал Мухаммед.

— То раньше, — мягко сказал генерал. — Теперь по желанию.

Я стряхнул странную оторопь, положил шпагу на Перунов камень, поклонился и пошёл к машине. Авдей и Мухаммед невозмутимо пошли за мной.

Дома я расцеловал Миланью в раскисшие от слёз щёчки. Прошёл в спальню, присел на кровать и велел Кате просыпаться. Она протёрла глазки, уставившись на грустного меня.

— Всё кончилось, я победил, — сказал я нежно.

Катя сначала открыла ротик и зависла на целую секунду. Потом прикрыла рот и деловито проговорила:

— Тогда порабощай меня! Быстрее! Я этого хочу!

Вот никогда не умел отказывать красивым девчонкам…