Он был само обаяние.
— Неудивительно, что запад называют более прогрессивным, — у нас на востоке адвокаты не выглядят столь прекрасно, как вы.
— Спасибо, мистер Синклер.
— Я бы не стал вызывать тебя так срочно, но нам надо обсудить одно очень важное дело. — Он посмотрел на Джейн.
Она встала.
— Если вы, джентльмены, хотите обсудить дела, почему бы мне не спуститься в бар?
— Если вы не против, — сказал он. — Я был бы очень признателен.
Мы подождали, пока за ней закрылась дверь. Он повернулся ко мне.
— Выглядит неплохо. И хороший юрист?
— Думаю, да, — ответил я. — По крайней мере все ею довольны.
— Как насчет выпить? — спросил он.
Я кивнул и последовал за ним к маленькому бару в углу комнаты. Налил два виски с содовой.
— Мне не такой крепкий, — попросил он.
Я добавил воды в его стакан и протянул ему.
— Ну как?
— Отлично.
Мы сели на диван. Несколько секунд Синклер молчал, пока мы пили виски.
— Ты не удивляешься, почему я тебя вдруг позвал? — спросил он.
Я покачал головой.
— Мне шестьдесят пять, — сказал он. — Совет директоров хочет, чтобы я остался еще на пять лет, они хотят изменить правила ухода на пенсию.
— Они хитрые парни, — усмехнулся я.
— Но мне этого не хочется, — заявил Синклер.
Я отпил виски.
— Вот уже три года, как ты ушел, — сказал он. — Жизнь легче не стала, и мне уже трудно со всем управиться. — Он поставил бокал на стол и посмотрел на меня. — Если не считать фонда и акций, которые у меня есть, ты — самый крупный держатель акций нашей компании.
Я знал, что он имеет в виду. Пятнадцать процентов, которые принадлежали Барбаре, а также те, что она получила от своей матери.
— Со мной никаких проблем не будет, — сказал я. — Я отдам тебе право голоса, которое имею, и могу продать свои акции любому, кого ты укажешь.
Немного помолчав, он снова заговорил:
— Мне нужно не это.
— А что?
— Я хочу, чтобы ты вернулся, — сказал Синклер.
Я пока не понимал, куда он клонит, поднялся, подошел к бару и налил себе еще виски. Отпив немного, я вернулся к дивану.
— У меня — тридцать процентов, у фонда — двадцать пять, с твоими акциями это семьдесят процентов, — перечислил он и, вздохнув, признался: — И нет никого, кому я мог бы все это доверить.
— У тебя полно хороших работников, — сказал я.
— Они хорошие работники, но они совсем не то, что ты. Это люди, которые работают на своих местах. Если другая телесеть предложит им завтра зарплату выше, чем у меня, они уйдут. Они не люди Синклера.
— Ты — единственный Синклер, — сказал я.
— Нет, — возразил он. — Ты тоже Синклер. Это не только имя. Это отношение, сущность. Ты понимаешь, о чем я говорю.
Я понимал. Он говорил об образе жизни. Человек Синклера не просто занимался бизнесом ради бизнеса или даже ради денег, он строил памятники. Мосты в будущее, которые переживут его. Только он не понимал, что это был памятник ему. А вовсе не мне.
Я так долго молчал, что он снова заговорил:
— Я никогда не хотел, чтобы ты уходил. Ты ведь знаешь это.
Я кивнул.
— Это лучшее, что я мог сделать. Для всех нас.
— Я тогда был с тобой не согласен. Не согласен и сейчас, — сказал он. — У других были ошибки покрупнее, и то они не обращали внимания.
— Но это были они, а не я.
— Опять ты и твое чувство совершенного. — Синклер поморщился. — Неужели ты не можешь до сих пор понять, что в мире нет ничего совершенного?
— Дело не в этом.
— А в чем же? — спросил он. — Ты сделал то, что вознамерился сделать. Ты спас дело своего глупого друга, а ему было наплевать, что случится с тобой. Его интересовало только, сможешь ли ты заплатить ему деньги. С чего же тебе чувствовать вину? Зачем тебе казнить себя? В конце концов, это никому не принесло вреда — ни твоему другу, ни нам. Только тебе.
— Дело и не в этом, — повторил я.
— Так в чем же? Ты должен мне сказать.
— Я просто вымотался…
— Не понимаю.
Я отпил немного виски.
— Здесь нет ничего сложного. Я вел все эти войны снова и снова, и всегда одни и те же. Война за рейтинг, война за привлечение новых талантов, война за бизнес. Сколько войн надо выиграть, чтобы доказать, что ты чего-нибудь стоишь? Может, я выиграл слишком много войн. Может, подошло время, и я проиграл одну, просто для того, чтобы ощутить новизну поражения. В конце концов, это было нечто другое.
— Но ведь это не все, — сказал Синклер.
Он был хитер.
— Верно, — признался я.
— Так что же еще? — спросил он.
— У меня была мечта, — признался я. — У меня была прекрасная, уникальная возможность что-то сказать другим людям, но мы ее упустили. Все из-за этих войн. Столько всего мы могли сделать — и не сделали.
— Еще не поздно, — сказал он. — Если вернешься, ты сможешь сделать все, как хочешь. Я поддержу тебя.
— Слишком поздно. Теперь это все в прошлом. Слишком много всего случилось. Да и все стало гораздо сложнее.
Он испытующе смотрел на меня, потом вздохнул:
— Жаль.
Я ничего не ответил.
— Ты действительно хочешь отдать свое право голоса мне? — спросил он.
— Да.
— А ты был бы против, если бы мы продали компанию?
— Ни в коем случае, — ответил я. — Если ты считаешь, что так лучше…
— Ко мне уже обращались из многих мест, — сказал Синклер. — Я тогда с ними не говорил, может, стоит это сделать сейчас?
Что-то должно было случиться. За все то время, которое мне показалось целым веком, я впервые стал оживать.
— Ты действительно собираешься это сделать?
Он кивнул.
— Да. А почему ты спрашиваешь?
— У меня есть мысль, — сказал я. — Предположим, я покажу тебе, как получить все финансовые выгоды от продажи компании, не продавая ее на самом деле?
— Мне и раньше предлагали слиться с какой-нибудь другой компанией.
— Я немножко не то имел в виду.
— А в чем разница?
Целых три минуты я объяснял ему. Было заметно, что он заинтригован.
— Ты думаешь, это выгорит? — спросил он, когда я закончил.
— Не знаю. Дай мне шесть часов, и я сообщу тебе о результатах.
— Я дам тебе больше времени, — сказал он. — Я не спешу.
— Я узнаю все через шесть часов. Где ты будешь сегодня вечером, чтобы я мог связаться с тобой?
— Здесь, — удивленно ответил Синклер. — А где я еще могу быть? Я уже слишком стар для ваших игр.
* * *
Я выехал на бульвар Сансет из ворот «Бель-Эйр». Было темно, и фары встречных машин ослепляли нас.
— А он не совсем такой, каким я его представляла, — сказала Джейн. — Он такой обаятельный.
— Он может быть обаятельным, когда захочет.
— Я думала, он холодный как лед, — продолжала она. — Но он совсем не такой по отношению к тебе.
Я посмотрел на нее.
— Мы с ним в некотором роде еще и родственники.
— Не понимаю, — сказала она.
— Когда-то я был женат на его дочери, — сказал я.
— А-а, — протянула она. — Понятно. — Она взяла сигарету, я поднес зажигалку. — Может, лучше отвезешь меня сейчас в аэропорт?
— Почему? — спросил я.
Джейн затянулась сигаретой.
— Ну, у тебя, кажется, сегодня дела, я буду тебе только мешать.
— Не говори глупости, — сказал я. — Если бы я не хотел, чтобы ты была здесь, я бы не привез тебя с собой.
Она молчала.
— Ты хочешь переспать со мной, так?
— Да. В том числе.
— Почему «в том числе»?
— Потому что ты еще и адвокат, — засмеялся я. — Будь рядом. Возможно, ты мне скоро понадобишься.
Не знаю, понравилось ей это или нет. До самого дома она молчала. Я загнал машину под навес, заглушил мотор и выключил фары.
Она не сделала попытки выйти из машины, будто ждала, что ее поцелуют. Я обнял ее. Губы ее были горячими и страстными. Мы долго просидели так — обнимая друг друга. Наконец она высвободилась.
— Не надо начинать. Я не смогу пережить разлуку вновь.