— Нет, — прошептала она.
— Тогда что с тобой?
Она молча опустила голову, тепло его рук начало разжигать в ней огонь.
— Скажи мне, — настаивал он. На глазах у нее появились слезы.
— Я не могу.
— Можешь, Дженни, можешь. Я знаю, что ты чувствуешь. Ты чувствуешь то же самое, что и я. Я мучаюсь бессонницей, мечтая о тебе, представляя тебя рядом.
— Нет, пожалуйста, не сейчас.
Его сильная рука, рука хирурга, погладила ее по щеке.
— Я люблю тебя, Дженни, — сказал он. — Я люблю тебя.
Дженни смотрела в его глаза, чувствуя, что его лицо приближается все ближе и ближе, потом он поцеловал ее в губы. Она закрыла глаза, чувствуя, как горит все тело. Дженни резко отстранилась и направилась в глубь комнаты. Доктор догнал ее и снова обнял за плечи.
— Ты любишь меня, — сказал он, — скажи мне об этом.
— Нет, — прошептала она и посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
Его пальцы крепко сжали ее плечи.
— Скажи! — хриплым голосом приказал он.
Дженни снова ослабела от его прикосновения, она не могла оторвать взгляда от его лица.
— Я люблю тебя, — сказала она.
Он снова прижался губами к ее губам. Дженни почувствовала, как его руки проникли под халат и расстегнули бюстгальтер. Грудь вырвалась из плена и сама устремилась к нему в руки. Дженни задрожала всем телом.
— Пожалуйста, не надо, — прошептала она, — это нехорошо.
Подняв ее на руки, он отнес ее в спальню и опустился на колени рядом с кроватью.
— Когда мужчина и женщина любят друг друга, — прошептал он, — то все, что происходит между ними в их собственном доме, не может быть нехорошим. А это наш с тобой дом.
И он снова поцеловал ее в губы.
* * *
Том посмотрел на часы, висевшие на кухне, был уже одиннадцатый час. Он свернул газету.
— Думаю, что сегодня она уже не придет. Пойду-ка я спать. Ребята из союза сказали, что будут наблюдать, как я работаю, поэтому мне нельзя опаздывать.
Элен презрительно фыркнула.
— Послушать этих коммунистов из Рабочего союза, так ты должен молиться на них за то, что получил эту работу.
— Они хорошие парни, этого нельзя отрицать. Ведь именно они настояли, чтобы меня приняли на полный рабочий день, а не на половину. Они защищают интересы рабочих.
— Коммунисты все безбожники. Отец Хадли говорил мне, что они против церкви, потому что не верят в Бога. Он сказал, что они заигрывают с рабочими, чтобы захватить власть, как в России. А захватив власть, они закроют все церкви и превратят нас в рабов.
— Ну и что, что безбожники? Сам-то отец Хадли не нашел мне работу и не оплатил наши счета. Нет, именно союз предоставил мне работу, и я достаточно зарабатываю, чтобы выплачивать аренду и покупать пищу. Меня не интересует, как их называет отец Хадли, главное, что они хорошо отнеслись ко мне.
Элен презрительно ухмыльнулась.
— Хорошая у меня семейка. Муж коммунист и дочь, у которой никогда нет времени зайти домой.
— Наверное, она занята, ты же знаешь, какая у нее ответственная работа. Сестры из колледжа Святой Марии говорили на выпуске, что ей повезло, что она будет работать с таким знаменитым врачом.
— Конечно, но должна же она иногда приходить домой?
Могу поспорить, что она не была в церкви с тех пор, как закончила колледж.
— Откуда ты знаешь? — сердито спросил Том. — Разве церковь Святого Павла единственная в Сан-Франциско?
— Знаю, — ответила Элен. — Я это чувствую. Она не хочет приходить к нам, потому что зарабатывает теперь уйму денег и стыдится нас.
— А чем ей гордиться? Твоими церковными проповедями или ребятами на улице, которые все еще перешептываются и смеются ей вслед. Что ей за радость приходить домой?
Элен пропустила его речь мимо ушей.
— Не хорошо, если девушка ночует не дома, — упрямо твердила она. — Мы с тобой знаем, что творятся там, на холмах, где все спят с чужими женами и пьянствуют. Я тоже читаю газеты.
— Дженни хорошая девушка, она не будет этим заниматься.
— А я не уверена. Соблазн всегда сладок, а мы ведь с тобой знаем, что она уже вкусила соблазна.
— Ты что, не веришь ей? — сердито спросил Том. — Ты веришь этим двум ублюдкам, а не собственной дочери?
— А почему она тогда не пошла в суд? Если в их словах совсем не было правды, то чего ей было бояться? Так нет, она взяла тысячу долларов и заработала славу шлюхи.
— Ты ведь отлично знаешь, почему она так поступила, — ответил Том. — И можешь сказать за это спасибо своей церкви. Они даже не пожелали пойти в суд, чтобы подтвердить ее добропорядочность. Побоялись, что родителям парней это не понравится, и они урежут свои еженедельные пожертвования.
— Церковь послала ее учиться в колледж и обеспечила работой.
* * *
— Так на что же ты тогда жалуешься?
Элен тихо сидела на кухне, прислушиваясь как муж сердито сбрасывает ботинки и раздевается в спальне. Потом она поднялась и пощупала водогрей. Горячая ванна должна немного успокоить боль, от дождевой погоды опять разыгрался артрит.
Она взяла спички и наклонилась к нагревателю. Чиркнув спичкой, отвела в сторону рычаг запальника, пламя вздрогнуло и спичка потухла. Не было газа, красный флажок был поднят вверх. Она встала и пошла за кошельком, но в нем не было монет по двадцать пять центов, только пятицентовые и десятицентовые монеты. Сначала она хотела попросить монету у Тома, но потом решила, что и так достаточно наслушалась обвинений в свой адрес. Ладно, придется обойтись сегодня без ванны, оставить это удовольствие на утро, когда она вернется из церкви. Элен прошла в ванную и остатками теплой воды сполоснула лицо. Когда она вышла, Том по пояс голый стоял на кухне. Элен бросила на него быстрый взгляд и отвернулась.
Том зашел в ванную и стал шумно плескаться, внезапно пошла холодная вода. Он выругался про себя, быстро вытерся полотенцем, вынул из кармана монету в двадцать пять центов и опустил ее в щель счетчика. Красный флажок опустился, он удовлетворенно кивнул.
Войдя в спальню, он не закрыл за собой дверь и не обратил внимания на легкое шипение, доносившееся из нагревателя. Он присел на край кровати, а через минуту со вздохом лег, коснувшись плечом жены. Она повернулась к нему спиной.
«Ну и черт с ней, — подумал он, поворачиваясь набок. Наверное, коммунисты правы со своей идеей свободной любви. В конце концов, мужчина не может жить с такой женщиной».
Глаза его начали слипаться, он слышал мягкое дыхание жены, она спала. Он улыбнулся в темноте — при свободной любви у него будет достаточно женщин, тогда она попляшет. Веки его сомкнулись и он соединился со своей женой во сне. И в смерти.
* * *
Дженни сидела на кровати, прикрыв простыней наготу и смотря широко открытыми, испуганными глазами на стоящую в дверях женщину. На другой стороне кровати Боб торопливо застегивал рубашку.
— Ты думаешь, что он бросит меня ради тебя? — крикнула женщина Дженни. — Ты думаешь, ты первая? Разве он не говорил тебе, сколько раз я заставала его в подобной ситуации? — В ее голосе прозвучали нотки презрения. — Или ты думаешь, что он действительно любит тебя? — Дженни молчала. — Скажи ей, Роберт, — сердито сказала женщина. — Скажи ей, что сегодня вечером ты хотел заняться любовью со мной, а когда я отказалась, ты приехал сюда. Скажи ей.
Дженни взглянула на доктора Гранта. Лицо его было белым, он не смотрел в ее сторону. Потом он взял с кресла пальто и подошел к жене.
— Ты так возбуждена, позволь мне отвезти тебя домой.
Домой. Это слово больно кольнуло Дженни. А их дом — его и ее, о котором он говорил?.. Ведь здесь они были вместе, здесь любили друг друга. Сейчас-то он имел в виду другое место.
— Я всегда возбуждена, не так ли Роберт? Каждый раз ты обещаешь мне, что это никогда не повторится. Но мне-то лучше знать. Хорошо, — голос ее прозвучал резко и холодно. — Пошли, но прежде скажи ей.
— Пожалуйста, дорогая, — быстро сказал он, — в другой раз, не сейчас.