— Если бы я хотел этих переговоров, то дал бы тебе знать, — резко сказал Джонас. — С чего ты взял, что Дэн справится хуже Боннера?

Некоторое время Дэвид колебался, потом погасил сигарету и сказал:

— Я ничего не имею против Дэна, он доказал, что является отличным администратором и руководителем студии. Он разработал программу, позволяющую студии работать с максимальной эффективностью, но ему не достает творческой жилки, которая есть у Боннера или Занука. Ему не хватает способности родить идею и лично воплотить ее в грандиозный фильм. — Он посмотрел на Джонаса. В этот момент они проезжали мимо уличного фонаря, и его свет на мгновение осветил лицо Джонаса. Глаза его были закрыты, лицо ничего не выражало. — Наличие творческой жилки как раз и отличает настоящего режиссера от руководителя студии, которым и является Дэн. Эта жилка заставляет его верить, что он может создавать картины лучше других, и дает ему возможность доказать это людям. Мне кажется, что в тех двух фильмах, которые вы сделали, гораздо больше творчества, чем в пятидесяти картинах Дэна, которые он сделал за два года.

— Что дальше? — спросил Джонас, игнорируя лесть, прозвучавшую в словах Дэвида.

— Второй вопрос касается денег. Для создания хороших фильмов Дэну нужны деньги, для того чтобы сделать два или три больших фильма, требуется пять миллионов. Вы денег давать не хотите, а Боннер сам финансирует фильмы. Он будет делать четыре фильма в год, и наши инвестиции будут минимальными, только перерасход. Что бы ни случилось, мы вряд ли проиграем. А его контроль за другими фильмами только поможет нам.

— А ты не подумал о том, что будет с Дэном? — спросил Джонас.

— Дэн это ваша забота, а не моя, — вздохнул Дэвид. — Я отвечаю за компанию, — он помялся. — Для Дэна найдутся другие дела.

— Понятно, два начальника в одном деле не нужны.

Дэвид промолчал.

— Хорошо, договаривайтесь с Боннером, но с Дэном улаживать дела будете сами. — Слова Джонаса резко, словно нож, прорезали темноту. Он повернулся к шоферу. — Отвези нас назад, к машине мистера Вулфа, Робер.

— Хорошо, мистер Корд.

— Я виделся с Невадой. — Джонас снова повернулся к своим спутникам. — Он будет делать для нас сериал.

— Отлично, мы сейчас же займемся отбором сценариев.

— Не надо, мы уже это решили. Я предложил ему в качестве главного героя использовать Макса Сэнда из «Предателя».

— Но ведь в конце «Предателя» герой скачет в горы умирать.

Джонас улыбнулся.

— Мы решили, что он не умрет, а останется в живых, изменит имя и уверует в Бога. Остаток своей жизни он использует для помощи людям, применяя револьвер только в качестве последнего довода. Неваде это понравилось.

Конечно, Неваде должен был понравиться такой сюжет, подумал Дэвид. Любой актер, играющий в вестернах, не упустил бы шанс построить на этом сериал. Именно это он и имел в виду, когда говорил о творческой жилке. У Джонаса она действительно была.

Автомобиль остановился перед больницей. Джонас перегнулся через сидение и открыл дверцу.

— Выходите, — тихо сказал он.

Разговор был закончен.

Какое-то время они наблюдали за удаляющимся черным лимузином. Потом Дэвид открыл дверцу своей машины, и Роза, взглянув на него, сказала:

— Сегодняшний вечер богат событиями, не так ли?

— Очень богат, — кивнул Дэвид.

— Вам нет нужды отвозить меня обратно, я могу взять такси. Я все понимаю.

Он посмотрел на ее серьезное лицо и улыбнулся.

— А может, нам поехать куда-нибудь выпить? Роза колебалась всего секунду.

— У меня коттедж в Малибу, — сказала она, — не так далеко. Если хотите, можем поехать ко мне. — Они добрались до коттеджа за пятнадцать минут. — Не обращайте внимания на беспорядок, — сказала Роза, вставляя ключ в замок. — У меня просто не хватает времени на домашние хлопоты.

Она зажгла свет, и Дэвид прошел за ней в большую гостиную. Мебели в гостиной было мало: диван, несколько стульев, два небольших столика с лампами. Возле одной стены был камин, другая стена, выходившая в океану, была стеклянной Перед ней стоял мольберт с незаконченной картиной, написанной масляными красками. На полу возле мольберта лежали рабочий халат и палитра.

— Что будете пить? — спросила Роза.

— Виски, если есть.

— Есть. Садитесь, я приготовлю лед и стаканы.

Дэвид подождал, пока она вышла в другую комнату, и подошел к мольберту. На картине был изображен закат солнца над Тихим океаном — ярко-красное, желтое, оранжевое полыхание над почти черной водой. Позади послышался звон льда о стекло. Он обернулся, Роза протянула ему стакан.

— Ваша работа? — спросил Дэвид.

Роза кивнула.

— Я дилетант, как, впрочем, и в игре на фортепьяно. Но таким образом я расслабляюсь, это скрашивает для меня сознание того, что я не гений.

— Мало кто гениален, — сказал Дэвид, — но вы великолепный врач.

— Хотелось бы думать. И все-таки я знаю, что я недостаточно хороший врач. То, что вы говорили сегодня, очень верно.

— Что вы имеете в виду?

— Вы говорили о творческой жилке, о возможности человека создать то, что не может создать никто другой. Великий врач или хирург должен быть именно таким. — Роза пожала плечами. — Я хороший ремесленник, не более.

— Вы не должны судить себя так строго.

— Это не строго, это справедливо. Я училась у действительно гениальных людей, поэтому знаю, о чем говорю. Мой отец тоже гений в своей области. Он может делать с пластмассами и керамикой то, чего не может никто в мире. Зигмунд Фрейд, который дружит с моим отцом, Пикассо, с которым я познакомилась во Франции, Бернард Шоу, который читал лекции у нас в колледже в Англии, — они гении. И всех их объединяет одно: они создают то, что до них никто не мог создать. — Роза покачала головой. — Нет, я точно знаю: я не гений.

Дэвид посмотрел на нее.

— Я тоже.

Отвернувшись к окну, он посмотрел на океан. Роза подошла ближе и встала позади него.

— И я знаю некоторых гениев, — сказал Дэвид. — Дядя Берни основал «Норман Пикчерз». Он один проделал работу, для которой сейчас требуется десять человек. Джонас Корд тоже гениален, но, правда, я не уверен, в какой именно области. Очень жаль, что он умеет так много.

— Я понимаю, что вы имеете в виду. Отец говорил о нем примерно то же самое.

— Печально, не правда ли? — спросил Дэвид. — Два негениальных человека стоят и смотрят на Тихий океан.

В глазах Розы промелькнули веселые искорки.

— Этот океан тоже единственный в своем роде.

— Громадный, — торжественно произнес Дэвид, — или, как говорят некоторые гении, самый большой в мире. — Он поднял стакан. — Давайте выпьем за это. — Они выпили, и он снова повернулся к океану. — Он теплый, в нем даже, наверное, можно купаться...

— Я думаю океан не станет возражать, если два заурядных человека искупаются в нем.

Дэвид посмотрел на Розу и улыбнулся.

— Вы серьезно?

— Конечно, — рассмеялась Роза. — Плавки вы найдете в ящике в кладовке.

Дэвид вышел из воды и лег на простыню. Повернувшись на бок, он смотрел на Розу, идущую по пляжу. Он перевел дыхание. Она была так женственна, что он почти забыл, что она еще и врач.

Роза опустилась рядом с ним и набросила на плечи полотенце.

— Не думала, что вода такая холодная.

— Вода отличная, — рассмеялся Дэвид и достал сигарету. — Когда я был мальчишкой, мы купались в доках на Ист-Ривер, но это было совсем другое. — Он зажег сигарету и протянул ее Розе.

— Ну как вы чувствуете себя? — спросила Роза.

— Как раз то, что надо, — кивнул он. — Разом развязались все узлы.

— Хорошо, — сказала она, затянулась и вернула сигарету Дэвиду.

— Вы знаете, Роза, — робко начал Дэвид, — когда мама позвала меня на обед, чтобы познакомить с вами, я не хотел идти.

— Знаю, — сказала она, — я и сама не хотела. Думала, вы настоящий разгильдяй.

Дэвид обнял ее, на губах у нее была океанская соль. Его рука нашла ее грудь под купальником. Дэвид почувствовал, как соски набухли под его рукой. Роза положила руку ему на бедро. Он снял с нее купальник и, бросив на песок, прижался лицом к ее груди. Ее руки сомкнулись вокруг его шеи, потом одна рука неистово скользнула по телу, нашла член и помогла ему войти в нее. Голос Розы был хриплым и настойчивым: