— Я читал в газетах, что Форд работает над трехмоторным самолетом, который сможет перевозить тридцать два пассажира, — сказал Баз.

— И когда он будет готов?

— Года через два-три.

— Да, — ответил я, — но мы не можем дожидаться Форда. Тем более, что на самом деле это будет лет через пять, а нам надо быть во всеоружии уже через два года.

— Два года? Но как мы это сделаем, это невозможно.

— Сколько у нас сейчас летает почтовых самолетов? — спросил я.

— Тридцать четыре.

— А если мы заключим новый контракт?

— Понадобится в два, а то и в три раза больше. Что будем делать?

— Производители самолетов заработают на нашем почтовом контракте больше, чем мы.

— Если ты думаешь о собственном авиационном заводе, то это глупость, — сказал Баз. — Одно строительство займет два года.

— Зачем же, мы купим готовый завод, — ответил я.

Баз задумался.

— Локхид, Мартин, Кертисс-Райт — они все в деле, они не продадут. Единственный, кто мог бы продать, так это Уинтроп. У него плохо пошли дела после того, как сорвался армейский контракт.

— Верно рассуждаешь, молодец, — улыбнулся я.

Баз посмотрел на меня.

— Но я работал у старого Уинтропа, и он клялся, что никогда не продаст.

Мы находились уже над территорией аэропорта Бербанк. Я сделал разворот над южной оконечностью летного поля, где располагался завод Уинтропа, и накренил машину так, чтобы Базу было хорошо видно.

— Посмотри-ка вниз, — сказал я. На черной крыше завода, освещенная двумя прожекторами, была видна надпись, сделанная гигантскими буквами:

КОРД ЭРКРАФТ ИНКОРПОРЕЙШН

Как только мы выпрыгнули на землю, нас обступила толпа репортеров. Свет от вспышек резал глаза, и я зажмурился.

— Вы устали, мистер Корд? — закричал один из них.

Я потрогал небритые щеки и усмехнулся.

— Свеж, как маргаритка. — Под ногу мне попался камень, я повернулся к самолету и крикнул Базу: — Эй, кинь мне ботинки.

Он рассмеялся и бросил их вниз, а репортеры защелкали фотоаппаратами, запечатлевая, как я обуваюсь.

Баз присоединился ко мне, и мы двинулись к ангару, а репортеры все продолжали снимать.

— Как вы чувствуете себя дома? — крикнул один из них.

— Хорошо.

— Очень хорошо, — добавил Баз.

И это действительно было так. Пять дней назад мы вылетели из Ле-Бурже под Парижем. Ньюфаундленд, Нью-Йорк, Чикаго, Лос-Анджелес — пять дней.

Теперь репортеры вытащили блокноты.

— Сам по себе перелет Чикаго — Лос-Анджелес — рекордный, не говоря уже о том, что за весь полет вы установили еще пять рекордов.

— По одному рекорду в день, — усмехнулся я, — грех жаловаться.

— Значит ли это, что вы получите почтовый контракт?

Позади репортеров у входа в ангар я увидел Макаллистера, приветственно махавшего рукой.

— Это уже деловой вопрос, — ответил я. — Господа, я оставляю вам своего партнера, он все объяснит.

Я быстро вышел из толпы, сомкнувшейся вокруг База, и подошел к Макаллистеру. На лице его было волнение.

— Я думал, ты не прилетишь вовремя.

— Я же сказал, что буду в девять.

Он схватил меня за руку.

— У меня здесь машина, поедем-ка прямо в банк. Я сказал, что привезу тебя.

— Минутку. — Я вырвал руку. — Кому сказал?

— Представителям группы синдикатов, которые согласились с твоей ценой на лицензию на высокоскоростное литье под давлением. В этот раз приехал даже представитель Дюпона. — Он снова схватил меня за руку и потащил к машине.

Я снова вырвался.

— Подожди, я не был в кровати пять дней, я разбит. Повидаюсь с ними завтра.

— Завтра? — вскричал он. — Но они ждут тебя сейчас.

— Ну и черт с ними, подождут.

— Но они дают тебе десять миллионов!

— Они мне ничего не дают, могли бы с таким же успехом приобрести патент, как это сделал я. В то время они все были в Европе, но поскупились. А если им теперь понадобилась лицензия, то могут подождать до завтра.

Я сел в машину и сказал:

— В отель «Беверли-Хиллз».

Расстроенный Макаллистер уселся сзади.

— Завтра? Он они не хотят ждать.

Я посмотрел на Макаллистера, и мне стало немного жаль его. Такую сделку провернуть было нелегко.

— Тогда вот что. Дай мне поспать шесть часов, а потом встретимся.

— Но ведь будет три утра! — воскликнул он.

Я кивнул.

— Приводи их ко мне в номер, я буду готов.

В номере меня ждала Моника Уинтроп. Когда я вошел, она поднялась с дивана, отложила сигарету, подбежала ко мне и поцеловала.

— О, вот это борода, — удивленно воскликнула она.

— Что ты тут делаешь? — спросил я. — Я искал тебя на аэродроме.

— Я не пошла туда, потому что боялась встретить отца.

Она была права. Эймос Уинтроп был не таким уж простаком, чтобы не догадаться, в чем дело. Его беда заключалась в другом — он не умел правильно распределять свое время, поэтому женщины мешали работе, а работа мешала общению с женщинами. Моника была его единственной дочерью, но, как всякий распутник, он думал о ней не то, что она представляла собой на самом деле.

— Сделай мне выпить, — сказал я, проходя за ней в спальню. — А не то я усну прямо в ванной; от меня так несет, что я сам это ощущаю.

Моника протянула мне виски со льдом.

— Прошу! А ванна уже полная.

— Но как ты узнала, когда я приду?

— Слышала по радио.

Я потихоньку потягивал виски, а Моника сидела рядом.

— Я считаю, что тебе не надо принимать ванну, этот запах так возбуждает.

Я отставил стакан и направился в ванную, снимая на ходу рубашку. Повернувшись, чтобы закрыть дверь, я увидел на пороге Монику.

— Подожди, не залезай в ванну. Так жалко смывать этот мужской дух.

Она обвила меня руками за шею и прижалась всем телом. Я хотел поцеловать ее в губы, но она отвернула лицо и уткнула его в мое плечо, глубоко вдыхая запах кожи. Она тихо застонала.

Я обхватил ее лицо руками и повернул к себе. Моника закрыла глаза и снова застонала. Я расстегнул ремень, брюки упали на пол. Я откинул их ногой в сторону и повернул Монику спиной к туалетному столику, стоявшему возле стены. Не открывая глаз, она вскарабкалась на меня, как обезьянка на кокосовую пальму.

— Вдыхай глубже, крошка, — сказал я, когда она сдавленно вскрикнула, — возможно, я уже никогда не буду так пахнуть.

Вода была мягкая и горячая, усталость постепенно покидала тело. Я попытался намылить спину, но ничего не получилось.

— Давай я, — сказала Моника.

Я протянул ей мочалку. Круговые движения были мягкими и плавными, от удовольствия я закрыл глаза.

— Еще, — попросил я, — так хорошо!

— Ты прямо как ребенок, за тобой обязательно кто-то должен ухаживать.

Я открыл глаза и посмотрел на нее.

— Я тоже так думаю, пожалуй, я найму слугу-японца.

— Слуга так не сумеет, поднимись, я смою мыло.

С закрытыми глазами я перевернулся на спину, Моника нежно начала тереть мне грудь. Открыв глаза, я увидел, что она смотрит на меня.

— Он выглядит таким маленьким и беспомощным, — прошептала она.

— Совсем недавно ты говорила другое.

— Да, — снова прошептала она, устремив на меня туманный взгляд.

Зная этот взгляд, я обнял ее руками за шею и притянул к себе. Пока мы целовались, она все время гладила меня.

— Он уже опять становится сильным, — прошептала Моника прямо мне в лицо.

Я рассмеялся, и в этот момент зазвонил телефон. Она взяла с туалетного столика аппарат и протянула мне.

— Слушаю, — рявкнул я.

Это был Макаллистер, он звонил из вестибюля.

— Я же сказал, что в три.

— Но сейчас три часа, — ответил он. — Нам подниматься? Тут с нами еще Уинтроп, он сказал, что хочет видеть тебя.

Я посмотрел на Монику. Не хватало, чтобы отец застал ее здесь.

— Нет, — быстро ответил я, — я еще в ванной. Отведи их в бар и угости выпивкой.

— Бары уже закрыты.

— Ну хорошо, я сам спущусь в вестибюль.