— Да.

— И ты счел в своей компетенции начинать обсуждение подобных вопросов без предварительной консультации со мной?

— Не далее, чем год назад, я посылал вам письмо с просьбой разрешить мне начать переговоры с Зэнаком. Ответа я не получил, и Зэнака мы упустили.

— Если бы я хотел, чтобы ты переговорил с ним, — резко ответил Джонас, — я бы дал тебе знать. Почему ты думаешь, что Дэн не сможет сделать того, что может Боннер?

Дэвид колебался. Прежде чем ответить, он загасил сигарету в пепельнице на подлокотнике.

— По двум причинам, — осторожно ответил он. — Я не принижаю Дэна. Он показал себя исключительно способным администратором и руководителем студии. Он создал программу, по которой фабрика работает бесперебойно. Но он лишен творческих амбиций Боннера или Зэнака. Он не способен ухватиться за идею и превратить ее в великий фильм.

Он пытался разглядеть в темноте лицо Джонаса. На мгновение свет снова упал на его лицо: полуприкрытые глаза, бесстрастное лицо.

— Отсутствие творческих амбиций — это то, что отличает настоящего продюсера от просто администратора, каковым и является Дэн. Настоящий творец уверен, что может снять картину лучше, чем кто бы то ни было — и умеет заставить других в это поверить. На мой взгляд, в двух ваших картинах этого больше, чем в пятидесяти с гаком, которые Дэн сделал за последние два года.

— А вторая причина? — спросил Джонас, не обращая внимания на скрытую лесть, содержавшуюся в словах Дэвида. Роза улыбнулась про себя, заметив, что Джонас принял это как должное.

— Вторая — деньги, — ответил Дэвид. — Даже если бы в Дэне были такие возможности, то чтобы это проверить, нам потребовались бы деньги. Пять миллионов на две или три большие картины. Вы не желаете нам их давать. У Боннера есть свое финансирование. Он будет делать четыре фильма в год, и наши инвестиции будут минимальны. А его контроль за нашей программой не принесет нам ничего, кроме пользы.

— А ты подумал, как это подействует на Дэна?

— Дэн — в вашей компетенции. Я отвечаю за компанию. — Он секунду поколебался. — Дэн еще многое может сделать для студии.

— Но не в твоем варианте, — отрезал Джонас. — Во главе бизнеса не могут стоять сразу двое.

Дэвид молчал. Следующие слова Джонаса прорезали темноту, словно нож.

— Ладно, — сказал он. — Заключай сделку с Боннером. Но от Дэна придется избавляться тебе.

Он обернулся к водителю:

— Можешь отвезти нас обратно к машине мистера Вулфа, Робер.

— Слушаюсь, мистер Корд.

Джонас снова повернулся к ним.

— Я уже виделся с Невадой, — сказал он. — Он сделает нам эту серию.

— Отлично. Завтра же начнем отбирать сценарии.

— Не нужно. Это мы уже решили. Я предложил взять за основу персонаж из «Ренегата», Макса Сэнда.

— Как это? В конце прошлого фильма он уехал умирать.

Джонас улыбнулся:

— Предположим, что он выжил, сменил имя, обратился к вере. И он проводит остаток жизни, помогая людям, которым не к кому больше обратиться. И он стреляет только в крайних случаях. Неваде понравилось.

Еще бы Неваде не понравилось! Эта идея мгновенно захватывала воображение. За такой сюжет серии ухватился бы любой. Да, у Джонаса действительно есть творческие способности.

Машина остановилась у больницы. Джонас перегнулся через сиденье и открыл дверь.

— Вам выходить, — негромко сказал он.

Встреча была окончена.

Они стояли возле машины Дэвида, глядя вслед большому черному лимузину. Дэвид открыл дверцу, и Роза подняла на него глаза.

— Это была важная ночь, правда? — спросила она.

Дэвид кивнул:

— Очень.

— Вам не обязательно отвозить меня обратно. Я поймаю такси. Я не обижусь.

Он серьезно посмотрел на нее, потом улыбнулся.

— А не поехать ли нам куда-нибудь выпить?

Мгновение она колебалась.

— У меня домик в Малибу. Это недалеко отсюда. Можем поехать туда, если хотите.

Через пятнадцать минут они уже были у коттеджа.

— Не обращайте внимания на беспорядок, — сказала Роза, отпирая дверь. — У меня просто не было времени убраться.

Она включила свет, и он прошел за ней в большую гостиную, где почти не было мебели. Диван, несколько мягких стульев, два столика с лампами. Напротив камина было огромное окно с видом на море. Возле нее стоял мольберт с незаконченной картиной. Палитра и халат лежали на полу.

— Что будете пить? — спросила Роза.

— Виски, если есть.

— Садитесь, а я схожу за льдом.

Когда Роза вышла, он подошел к мольберту и взглянул на картину. Это был закат над океаном: ярко-красные, желтые и оранжевые блики плясали на почти черной воде. Услышав позвякивание льда о стекло, он обернулся. Она протянула ему виски.

— Ваша? — спросил он, беря виски.

Она кивнула.

— У меня неважно получается. На пианино я играю тоже не ахти как. Но так я отдыхаю и избавляюсь от досады из-за неудач. Так я компенсирую свою негениальность.

— Гениев очень мало, — ответил Дэвид. — Но я слышал, что вы хороший доктор.

— Может быть. Но недостаточно хороший. То, что вы говорили сегодня, очень верно.

— Что именно?

— Насчет творческих амбиций и способности делать то, чего не может никто другой. Великий врач или хирург тоже должен обладать ими. — Она пожала плечами. — А я — просто хороший работник.

— Вы слишком строго к себе относитесь.

— Нет, — поспешно возразила она. — Я училась у людей, которые были настоящими гениями, так что я знаю, о чем говорю. Мой отец тоже гений в своем роде. Он может создавать из пластика и керамики то, что больше никто не умеет. Зигмунд Фрейд — друг моего отца, Пикассо, с которым я познакомилась во Франции, Джордж Бернард Шоу, который читал лекции, когда я училась в Англии, — все они гении. У них одно качество — способность создавать уникальные произведения. Так что я точно знаю: я — не гений.

Дэвид взглянул на нее.

— Я — тоже. И я тоже был знаком с несколькими гениями. Дядя Берни, который создал компанию, был гением. Он в одиночку делал то, что сейчас делают десять человек. И Джонас Корд — тоже гений в некотором смысле. Только я еще не понял, в какой области. Его способности проявляются в стольких вещах, что даже жалко.

— Я знаю, что вы имеете в виду. Мой отец говорит то же самое.

Он заглянул ей в глаза.

— Печально, правда? Двое негениев стоят у окна и смотрят на океан.

В ее глазах мелькнула усмешка.

— И к тому же на такой большой океан!

— Самый большой! — серьезно проговорил он. — Или так утверждал еще какой-то гений? Так выпьем за это!

Они выпили, и Дэвид снова повернулся к океану.

— Тепло. Наверное, даже купаться можно.

— Думаю, океан не станет возражать, если двое обычных людей искупаются.

— А можно?

Она рассмеялась.

— Конечно! У меня найдутся плавки.

Дэвид вылез из воды и упал на одеяло. Он задержал дыхание, наблюдая за тем, как она бежит к нему. Она была настолько женственной, что он даже забыл о том, что она врач. Она упала на одеяло рядом с ним и бросила полотенце себе на плечи.

— Какая холодная вода!

Он рассмеялся.

— Чудесная! Когда я был мальчишкой, мы обычно купались в доках Ист-Ривер. Никакого сравнения!

Он раскурил сигарету и протянул ей.

— Стало лучше? — спросила Роза.

Он кивнул и снова рассмеялся.

— То, что доктор прописал!

— Отлично! — сказала она, затянулась и вернула сигарету Дэвиду.

— Знаешь, Роза, — сказал он почти робко, — когда мама велела мне прийти, я страшно не хотел.

— Знаю, — ответила она. — Я тоже. Я была уверена, что ты окажешься настоящим хамом.

Она очутилась в его объятиях; у ее губ был вкус морской соли. Он положил ладонь ей на грудь, под купальник. Ее тело затрепетало, сосок набух, а руки заскользили вниз по его животу. Он медленно спустил с ее плеч купальник и прижался лицом к ее груди. Вдруг она притянула его к себе и прошептала хрипло и требовательно: