«Именно тогда, — подумал Джонни, — Питера стали преследовать мысли, что в кинобизнесе ведется религиозная война и что страдают евреи». Может, оно так и было, у Джонни не было уверенности. Однако фильмы должны снимать профессионалы, а не люди, раздираемые кипящими страстями и противоречиями. Закурив, Джонни подошел к окну. Да, их ошибки — это одна из причин. Потом кинобизнес стал расти, расти так, как никто и не предполагал. Раньше кинематограф был очень прост — ты делал фильмы и ты же их продавал, сейчас все стало иначе, совсем иначе. Сегодня в кинобизнесе надо быть и экономистом, и финансистом, и политиком, и актером. Надо уметь читать бухгалтерский отчет с такой же легкостью, как и сценарий, сводки о состоянии рынка так же легко, как и рассказы. Надо предвидеть вкусы публики на полгода вперед, потому что именно столько времени снимается картина.

Джонни повернулся и взял со стола маленький бюст Питера. Возможно, именно в этом и была самая большая ошибка Питера: Питер хотел быть всем сразу, он никогда не мог четко распределить обязанности и старался все делать сам, не доверяя никому, а методы у него были прежними.

«В этом-то все и дело», — подумал Джонни. Чтобы ориентироваться в сегодняшнем кинобизнесе, надо быть гибким, а Питер не обладал такой гибкостью, он привык все делать сам, и с годами такую привычку ломать все труднее.

Джонни поставил бюст обратно на стол. Многое говорило о том, что он прав. К примеру, отказ Питера сотрудничать с компанией «Борден Пикчерс» после самоубийства Бордена: он отказался работать с этими антисемитами, как сказал он, которые убили его друга.

Это тоже ударило по ним — не только потому, что в кинотеатрах Бордена перестали демонстрироваться их фильмы, но и потому, что теперь они не могли приглашать кинозвезд с киностудии «Борден» и договариваться с талантливыми режиссерами, работающими там.

Дела сразу пошли на спад, но, даже если Питер и сожалел о своем решении отказаться от всяких связей с «Борден Пикчерс», он никогда этого не показывал. Но вот оставить Марка во главе всей студии, когда сам Питер уехал за границу, было его самой большой ошибкой.

Марк начал работать на студии, вернувшись из Европы в тридцать втором году. По идее, он должен был облегчить работу отцу, взяв часть обязанностей на себя, но, по мнению Джонни, единственное, на что он действительно был способен, так это сорить деньгами в ночных кабаках Голливуда.

Марк был любимцем репортеров, просто находкой для них, — им достаточно было остановиться у его столика и послушать, о чем он говорит. Он с удовольствием разглагольствовал о том, что плохо в кинобизнесе Голливуда. Если бы Марк хоть немного работал, Джонни было бы все равно, но работы Марк старательно избегал, пока Питер не решил поехать в деловое турне по Европе. До этого Джонни, впрочем как и все вокруг, считал, что если Питер уедет куда-нибудь надолго, то оставит за себя Боба Гордона, пожалуй, самого подходящего для этой работы — он хорошо знал бизнес, поднялся с самых низов, и вообще Джонни надеялся, что Питер скоро поставит его во главе отдела производства.

Решение Питера произвело эффект взорвавшейся бомбы. Джонни позвонил тогда Питеру и спросил, почему он не оставил за себя Гордона. Питер яростно доказывал, что не доверяет Гордону. Боб слишком дружен с этими антисемитами в «Борден Пикчерс», сказал он, а Марк — его сын, на кого же он мог рассчитывать, как не на него? Кроме того, Марк — умный мальчик, разве не так пишут о нем газеты? Разве не цитируют его, когда он рассказывает, что плохо в кинобизнесе? Все, что ему нужно, — возможность проявить себя, и он хочет дать Марку эту возможность.

Джонни устал, болела нога, и он машинально массировал ее рукой. К чему все это приведет, он не знал. Он был озабочен. За эти годы кинобизнес сильно изменился и продолжал меняться каждый день, и они должны были быть готовы меняться вместе с ним. Надо было стараться сочетать опыт с умением приспосабливаться к новым требованиям, но таких людей в компании не было. У Питера был опыт, но не было гибкости, Марк обладал гибкостью, он был даже слишком гибок, но у него не было никакого опыта. Джонни оставался один.

Но он ничего не мог сделать. Во главе всего стоял Питер. Даже если бы ему и дали возможность, он не был уверен, что справился бы с этой работой. Это была нелегкая обязанность: даже в случае успеха у него заметно бы поубавилось друзей. Он бы заставлял работать всех до седьмого пота.

Джонни машинально пожал плечами. И зачем он обо всем этом думает? Пусть у Питера болит голова, а не у него. Питер сам определил его обязанности, Питер дал ему понять, чтобы он не совал нос не в свое дело. Прошло почти четыре года с тех пор, как Питер последний раз интересовался его мнением.

Он вздохнул. Но Питер все равно любил его и был о нем высокого мнения. Так что же произошло между ними? Может, Питер вошел во вкус власти и решил показать ее? Или Питер опасался, что уже стар и Джонни отобьет у Марка компанию?

Джонни не знал ответа, но на сердце у него было тяжело. Прежние дни, когда они вместе боролись за достижение своей мечты, остались далеко позади. Тогда все было по-другому, все было лучше; единственное, о чем приходилось волноваться, так это о кино. Они не боялись доверять друг другу.

Покачав головой, Джонни соединился с Джейн.

— Лучше отправь это письмо сегодня, Дженни, — сказал он и повесил трубку.

Питер сказал, чтобы о сокращении зарплаты сообщили сразу, а до пятницы было еще три дня. Питеру не понравится, если он не выполнит его решения.

Марк разлил шампанское по бокалам, и у него уже все плясало перед глазами. Он восторженно посмотрел на нее. Боже мой, она еще прекраснее, чем он ее помнил! Прекраснее любой женщины. Неудивительно, что Джонни не смог удержать ее, он не создан для такой женщины. Странно, что они снова встретились.

Он сидел за столиком в «Трокамбо» со своими друзьями. Он как раз поднялся, чтобы подойти к своему приятелю, стоящему у стойки бара, и задел плечом женщину, проходившую рядом. Чтобы удержаться на ногах, он схватил ее за руки.

— Извините, между столиками так тесно, — начал извиняться он и вдруг узнал ее.

Посмотрев на него, она улыбнулась и сказала:

— Ничего страшного.

Он улыбнулся в ответ. Ее волосы в полумраке ночного ресторана отливали золотом.

— Странно, что мы снова встретились, мисс Уоррен, — сказал он.

— Голливуд не такой уж большой город, Марк, — ответила она, продолжая улыбаться.

Ему стало приятно, что она помнит его имя, и он заулыбался еще шире. Он уже позабыл о приятеле у стойки бара и, вместо того чтобы пойти к нему, уговорил ее сесть с ним за столик что-нибудь выпить.

Это случилось шесть недель назад, когда его отец уже уехал в Нью-Йорк решать финансовые дела.

Он с улыбкой вспомнил, как Джонни спорил с его отцом, когда тот назначил его начальником отдела производства. Джонни думал, что у него нет должного опыта и что во главе отдела должен стоять Гордон, но старик настоял на своем. Он не доверял Гордону и прямо сказал об этом Джонни. Гордон тогда здорово обиделся. А на прошлой неделе его отец улетел в Европу, решив дела в Нью-Йорке. Ему хотелось, чтобы филиалы «Магнума» за границей работали еще лучше.

После той случайной встречи в ночном клубе Марк несколько раз звонил Далси и встречался с ней, и с каждым разом она все больше очаровывала его.

Много лет назад в Париже он узнал, что существуют только два типа женщин: те, которым нужна плоть, и те, которым нужна душа. И много лет назад он решил, что те, кто стремятся к душе, не для него, ему надо что-нибудь более осязаемое. Далси Уоррен была очень осязаемая женщина.

Сегодня Марк впервые был у нее дома. Он был приятно удивлен, когда она позвонила ему и сказала, что слишком устала, чтобы куда-то идти, и предложила зайти к ней выпить пару бокалов шампанского.

Пара бокалов превратилась в две бутылки. Она встретила его у двери в платье из черного бархата с красным шелковым поясом. Золотистые волосы обрамляли ее лицо. Когда она улыбнулась, сверкнули белые зубы.