— Я не думала, что захочу есть, — сказала Джери-Ли.
В добрых глазах Анджелы запрыгали смешинки.
— В таком случае ешь! — сказала она. — Если захочешь еще, я приготовлю.
Она села на край стула, рядом с кроватью и налила себе чашечку кофе.
— Ты почему не ешь? — спросила Джери-Ли.
— Я хочу только кофе, — ответила Анджела. , — Почему ты вдруг пришла сегодня? — спросила она Анджелу немного погодя.
Анджела спокойно смотрела на нее.
— Мне подумалось, что небольшая помощь тебе не помешает.
— Ты знала? Анджела кивнула.
— Все знали. Джордж не способен держать язык за зубами. И твой агент ничуть не лучше.
Нигде нет никаких секретов, подумала она и принялась за яйцо.
— Ты не работаешь сегодня?
— Нет. Мы перевели на пленку вес номера нашего шоу на всю неделю.
Мне не нужно идти на студию до понедельника.
Анджела была инженю в ежедневном телевизионном спектакле «Звезды никогда не падают». Каждый день в два часа дня все домашние хозяйки по всей стране включали телевизоры и усаживались перед экраном.
— Пожалуй, это была самая популярная мыльная опера в истории ТВ. Те пять лет, что Анджела снималась в спектакле, он неизменно оставался во главе списка популярности.
Джери-Ли вытерла тарелку кусочком тоста.
— Все было очень вкусно!
— Поесть всегда полезно, — изрекла Анджела.
Джери-Ли рассмеялась.
— Моя мать тоже всегда так говорила.
Анджела взяла поднос и направилась на кухню.
— Если тебе еще что-нибудь понадобится, я буду здесь.
— Анджела! — позвала Джери-Ли. Девушка обернулась.
— Спасибо, Анджела, — сказала Джери-Ли.
Глаза Анджелы внезапно наполнились слезами, и она отвернулась, вышла из комнаты, закрыв за собой дверь движением ноги.
Джсри-Ли уставилась на закрытую дверь. Да, Анджела была неравнодушна к ней. Она всегда это знала. И она хорошо относилась к Анджеле. Но тут существовала маленькая разница. Она заключалась в том, что Анджела ей нравилась — и только, сама же Анджела была влюблена в Джери-Ли.
Анджела — высокая, стройная, красивая, такая холодная внешне и такая испуганная, задерганная внутри. Почему все так произошло? Ведь такой, как она, все в жизни должно даваться легко. Но на самом деле ничего, казалось, не могло принести ей удовлетворения. Успокоения. Все ее поиски настоящей любви казались бесконечными и безнадежными...
И все же, где-то ведь есть, ждет Анджелу настоящая любовь, так же, как ждет она и Джери-Ли! Но где? Как трудно ответить на этот вопрос — где!
Мы представляем собой сумму прожитого опыта до какого-то определенного момента. Но все дело в том, что этот момент постоянно смещается.
Для Джери-Ли все началось где-то между Порт Клером, Нью-Йорком и Лос-Анджелесом. Со всеми остановками в городах, расположенных между ними:
Питтсбург, Гери, Чикаго, Де Мойнс, Феникс, Лас Вегас. Она побывала во всех этих местах. Не только побывала, но и вляпывалась в жизнь все глубже, пока не очутилась в психушке.
Странно, что именно это вспомнилось ей сейчас. И ее охватила дрожь, страх вернулся на короткое время: а вдруг она опять скатывается туда, в мир страха, в мир, где каждый одинок и предоставлен самому себе? Нет! — подумала она. Обратно она не вернется.
Теперь уже она не повторит больше того, что было — ни за что! Никогда не позволит использовать себя никому ни за что, даже ради любви!
Она будет давать только то, что хочет и может. Слишком часто она пыталась стать тем, чем хотели ее видеть другие. И каждый раз это приводило к неудаче. Она не могла быть всем для всех. Она не могла быть всем даже для одного. И неудачи продолжались до тех пор, пока она не осознала это и не поняла ограниченности своих собственных возможностей и не научилась воспринимать себя такой, какая она есть, и избавляться от чувства вины.
Она знала, что не может пробежать милю за четыре минуты. Или парить, словно чайка в утреннем ветерке. Бывало, что наступало такое утро, когда казалось, что день перерастет в катастрофу. Но такие дни, такие времена всегда появляются в жизни человека. И если она научится различать их и принимать не как знак надвигающегося ужаса, провала, а как рутинную часть человеческого существования, права человека на несовершенство, тогда она уже никогда не станет бояться ужаса.
Это была одна из истин, которую она усвоила и которая ей помогала.
Теперь она, по крайней мере, сможет стоять на ногах сама, одна, без необходимости цепляться и хвататься за что-то в поисках поддержки. И все-таки, неплохо, когда рядом кто-то есть — не так-то и радостно быть одному...
Она взяла сигарету, прикурила от зажигалки, откинулась на подушки.
Вот в чем вся суть — одиночество, Во всем. И для всех — для женщин, для мужчин. Когда все позади, и они уходят, ты остаешься один на один со своим одиночеством. И все же теперь она знала, что там, за окном, существует мир, наполненный людьми.
Что это было, какая причина — она не могла бы сейчас с определенностью сказать, но однажды утром случилось вот что. Они лежали с Анджелой в кровати, и между ними валялись воскресные газеты. Анджела вдруг сказала:
— Мне кажется, Джери-Ли, ты никогда ничего не хотела по-настоящему.
Ты никогда никого не просила сделать для тебя хоть что-нибудь, даже если это всего-навсего чашка кофе. Как бы я хотела, чтобы ты хоть раз попросила меня сделать что-нибудь. Хотя бы таким образом я бы почувствовала себя необходимой тебе.
— Это лишь то, что для тебя самой необходимо — быть необходимой.
Анджела кивнула.
— Как я могу еще убедиться в том, что значу для тебя хоть что-то?
— Разве тебе недостаточно того, что мы вместе, что мы занимаемся любовью всю ночь, а?
— Это не любовь, это секс. Я знаю, что я не единственная, с кем ты спишь, и что нет ничего такого, что бы ты могла сделать со мной и не могла с другими. Но мне хочется большего. Я хочу стать необходимой для тебя.
— Тебе хотелось бы, чтобы я не смогла нормально существовать без тебя?
Анджела не ответила.
Джери-Ли внезапно рассердилась — больше на себя, чем на Анджелу:
— Разве я тебе когда-нибудь лгала, скажи? — потребовала она у девушки. — Я сказала тебе совершенно точно, какие у нас будут с тобой отношения, разве не так?
Анджела кивнула. В ее глазах была глубокая печаль.
— Да, — ответила она жалким голосом.
— Тогда чего же еще ты хочешь от меня?
— Чтобы ты меня любила.
— Я не могу любить тебя так, как ты этого хочешь. Я могу любить тебя только так, как люблю сейчас.
— Не сердись на меня, Джери-Ли.
Джери-Ли подошла к окну и залюбовалась ярким калифорнийским солнечным днем. Далеко внизу, на проспекте, начинало оживать после сиесты уличное движение.
— Посмотри, Анджела, там, за окном, целый огромный мир, — сказала она девушке. — И где-то в этом мире есть кто-то, кто будет любить тебя так, как ты мечтаешь, чтобы тебя любили. Все, что нужно, это — дать миру возможность принять тебя.
Анджела подошла к окну и встала рядом с ней.
— А для тебя там есть кто-то, Джери-Лн? — спросила она.
Сердце Джери-Ли пронзила внезапная боль, точнее, грусть, которая была порождением той боли, что жила и в Анджеле, и в ней самой. Словно они были сестрами, даже больше, чем сестрами... Они обнялись, и их слезы смешались.
— Я так надеялась на это... Мне ненавистна даже мысль о том, что там для нас никого нет...
И они пошли в кровать, и любили друг друга, и в сладкой агонии нежного секса снова и снова открывали свою схожесть и свою разобщенность.
Когда воскресенье уже доживало последние вечерние часы, они поняли, что их связь умерла, хотя очищенное от мелочных обид воспоминание и останется.
На следующее утро, когда Анджела уходила, она взяла с собой чемоданчик с вещами, но ключ от квартиры не оставила... Только потом Джери-Ли сообразила, как получилось так, что Анджела утром оказалась в ее квартире. Она не стала вставать — слишком устала, к тому же болела матка, наверное после вчерашнего.