вечер он сильно выпил, и его видели с женщиной, у которой была дурная репутация. Но в газетах, широко писавших о гибели первого героя войны, жителе города, эти слухи не появились.

Джон Рэндол отлично помнил, как после смерти Боба он проверял его банковское дело. Для такого неуправляемого и необузданного человека его финансовые дела были в удивительном порядке. Тогда он полагал, что заслуга принадлежит миссис Джеррарти. На совместном счету лежало около одиннадцати тысяч долларов и еще семь сотен на текущем. Из дела явствовало, что она владела более чем двумя тысячами долларов, полученных от военных займов по их полной цене. Закладная, которую банк выдал на их дом, — на двадцать пять тысяч долларов — была практически полностью выплачена за счет сбережений по страхованию жизни, так же, как выплачен и небольшой заем, выданный ей лично в размере одной тысячи долларов. Этот заем Боб сделал за месяц до гибели. Кроме того, имелась страховка компании «Джи Ай» на десять тысяч долларов, превращенная в страховой полис. В банке считали, что есть и еще несколько более мелких полисов, общая сумма которых оставалась неизвестной. И наконец, в добавление ко всему, вдова имела право на различные воспомоществования и пенсии на себя и на детей. Все вместе говорило о том, что она обеспечена гораздо лучше, чем большинство людей в их местах.

Джон Рэндол послал Веронике записку с выражением соболезнования и сочувствия и получил вежливый ответ с искренней благодарностью.

Через несколько недель после похорон она пришла в банк, и он помог ей переоформить счета на ее имя. После этого он не видел ее почти два месяца, до того дня, когда она снова пришла в банк и спросила, не найдется ли работы для нее. Как сказала Вероника, ей хочется работать не потому, что есть финансовая необходимость, а просто потому, что она будет чувствовать себя лучше, зная, что полностью обеспечивает текущие расходы из заработной платы. Он подумал, что она проявляет удивительное благоразумие. Если бы существовало больше женщин, подобных ей, в мире было бы гораздо меньше различных проблем. К счастью, как раз в это время в банке открылась вакансия, и она начала работать со следующей недели в качестве младшего клерка в окошке личных сбережений.

Она проработала около трех месяцев, когда он решился и пригласил ее в ресторан.

Она засомневалась.

— Не знаю, — сказала она. — Мне кажется, что это слишком рано...

Люди могут плохо подумать.

Он согласился и сказал, что понимает ее и разделяет ее взгляды. Он знал, о чем она думала, — мистер Кар-сон, президент банка, был ревностным пресвитерианцем, и у него были четкие представления о том, как должны себя его служащие в тех или иных случаях. Он регулярно высказывался самым критическим образом о разлагающем воздействии современного мышления на мораль страны.

— Я буду ждать, — сказал Рэндол.

— Благодарю вас, — ответила Вероника.

Прошло еще три месяца, и, наконец, состоялся первый их совместный вечерний выход — вначале в кино, а затем в ресторан, поужинать.

Она вернулась домой к одиннадцати. У порога ее дома он пожелал ей спокойной ночи.

Возвращаясь к своей машине, он кивнул сам себе — да, дом чудесный, уютный, комфортабельный, хотя и небольшой, в образцовом порядке и в замечательном месте. Она станет очень хорошей женой для серьезного человека, даже если он собирается быть президентом банка.

Медовый месяц они провели на Ниагарском водопаде.

В первую брачную ночь Джон стоял у окна в новой пижаме и шелковом халате. Рядом с ним на столике в ведерке со льдом мерзла бутылка шампанского, которую отель обычно презентовал всем новобрачным. Проспект обещал прекрасный вид на водопад из окна каждого номера, но забыл, правда, упомянуть, что этот вид ограничивают два других отеля так, что видно только узенькая полосочка воды. Зато можно было невозбранно любоваться облаками над водопадом, что он и делал, когда в комнату вошла Вероника.

На ней была ночная рубашка из тончайшего шелкового шифона с шелковой же отделкой на груди, а сверху наброшен прозрачный пеньюар. На лице застыло почти испуганное выражение.

— Ты не возражаешь против бокала шампанского? — спросил он.

Она кивнула.

Неумело он откупорил бутылку. Пробка хлопнула, вылетела и отскочила от потолка. Он засмеялся.

— Именно этим и отличается хорошее шампанское от плохого, — сказал он с видом знатока. — Пробка должна лететь в потолок.

Засмеялась и она.

Он наполнил два бокала и один подал ей.

— У меня тост. За нас! — сказал он при этом. Они пригубили искристый напиток.

— Неплохое шампанское, — сказала она.

— Иди сюда, посмотри в окно, — позвал он. Она взглянула ему в глаза и покачала головой.

— Пожалуй, я лягу в постель. Я немного устала после такой долгой поездки.

Он наблюдал, как она укладывает пеньюар на стул, ложится в кровать, закрывает глаза.

— Тебе не слишком режет глаза свет, дорогая? — спросил он.

Она кивнула, не открывая глаз.

Он выключил верхний свет и подошел к кровати с другой стороны.

Укладываясь, он услышал ее легкое дыхание. Осторожно прикоснулся к ее плечу.

Она не пошевелилась.

Тогда он повернул ее лицо к себе. В слабом свете ночника он увидел, что глаза ее открыты.

— Пожалуйста, помоги мне, — прошептал он смущенно. — Я никогда... видишь ли... еще ни разу... — он совсем смутился и умолк.

— Ты хочешь сказать... — спросила она и умолкла.

— Да! — вздохнул он. — Конечно, я бы мог... Но я знал, что не смогу себя заставить лечь ни с кем, кроме как со своей женой.

— Господи, как это прекрасно! — воскликнула она. Все ее страхи мгновенно рассеялись. Наконец-то по крайней мере никто не будет сравнивать ее с другими бабами, как, несомненно, сравнивал вечно Боб. И требовать, чтобы она кончала, и говорить, что ей никогда не будет хорошо, если она не научится кончать. Нет, она сделала правильный выбор!

— Джон... — прошептала она.

— Да?

Она протянула к нему руки.

— Первое, что ты должен сделать, — прижаться ко мне и поцеловать меня.

Медленно, нежно она провела его через все таинства своего тела до того момента, пока вздрагивающий от желания его член не стал таким твердым, что он уже больше не мог терпеть. Тогда она взяла его в руки и впустила в себя.

С непроизвольным стоном он тут же мгновенно излился в долгом болезненном, сотрясающем все тело оргазме. Когда он затих, она взяла в руки его взбухшие яички и, нежно массируя, выдавила остатки спермы из них, как учил ее Боб. От ее прикосновения он застонал опять, потом умолк, тяжело дыша. Тогда она выскользнула из-под него.

Он погладил ее лицо с удивлением и благодарностью.

— Я никогда ничего подобного не испытывал, — сказал он.

Она не ответила.

— А тебе было хорошо?

— Очень хорошо, — ответила она сонным голосом.

— Я слышал, если мужчина кончает слишком быстро, женщина не получает никакого удовлетворения. Она улыбнулась снисходительно:

— Не правда. Может быть, женщины определенного сорта... Ты мне дал все, чего я желала.

— Ты не просто так говоришь, чтобы успокоить меня? — спросил он озабоченно.

— Конечно, нет. Я говорю тебе истинную правду. Мне никогда не было так хорошо, даже с Бобом. Я вполне удовлетворена.

— Я страшно рад, — прошептал он.

Она подвинулась к нему и поцеловала нежно.

— Я люблю тебя, — сказала она тихо.

— И я люблю тебя, — ответил он и вдруг добавил с ноткой удивления в голосе. — Знаешь, я думаю... я опять хочу...

— Постарайся не думать об этом. Больше одного раза за ночь вредно, это может вызвать серьезные нарушения, и ты навредишь своему здоровью.

— Потрогай меня еще, — попросил он. — Он опять твердый...

Она разрешила ему взять свою руку и положить туда. Ей показалось, что он высечен из камня. Она удивилась: даже Боб никогда не возбуждался вторично так быстро.

— Мне кажется... если только сегодня... второй раз, то ничего страшного не будет, а? — сказал он умоляюще. — Возьми меня... пусти к себе...