Радиостанцию в Филадельфии Джек приобрел, наняв два десятка филадельфийцев, которые обратились в Федеральную комиссию по связи с жалобами, что передачи радиостанции не соответствуют интересам общества. Потом он оплатил услуги адвокатов, которые отстаивали позицию граждан перед комиссией. В итоге ФКС не возобновила лицензию радиостанции, а «Лир бродкастинг» приняла участие в конкурсе за право вещания на освободившейся волне и победила. После этого Джек приобрел имущество радиостанции по бросовой цене.

Его репутация безжалостного бизнесмена беспокоила Кимберли. Дела он ведет как еврей, говорила она отцу. Кимберли пыталась создать мужу совсем иной имидж.

Летом Кимберли арендовала дом на Кейпе[61], рядом с летним коттеджем, принадлежащим ее родителям. Маленькие Лиры провели все лето на берегу под присмотром бабушки Эдит.

Сесили Камден их покинула. Великобритания, сказала она, на пороге войны, и ей нужно вернуться домой, чтобы помочь семье пережить это ужасное время. После отъезда Кимберли и детей Сесили провела в доме на Луисбург-сквер еще три недели, и Джек мог гораздо больше времени проводить с ней в постели, получая при этом максимум удовольствия.

Поскольку в доме они были одни, Сесили раздевалась перед Джеком догола, чего не могла позволить себе раньше. Ей нравился игольчатый душ, и они занимались там любовью не меньше десятка раз.

— Вроде бы ты хотела остаться в Америке, — как-то напомнил ей Джек.

— Были у меня такие мысли, — признала Сесили.

— Тебе двадцать девять лет. Я знаю, что ты не хочешь до конца жизни оставаться в нянях. Я уже решил предложить тебе место в радиовещательной компании, как только дети чуть подрастут. Я также мог бы стать твоим поручителем при получении гражданства.

— Мне не нужен поручитель. Гражданство я получу и так, потому что прожила здесь достаточно долго.

— А может, ты передумаешь? Я смогу дать тебе работу прямо сейчас.

— Есть еще одна маленькая проблема, — потупилась Сесили.

— Какая же?

Она улыбнулась и поцеловала Джека в шею.

— Ты действительно не знаешь? Не можешь ты быть таким бесчувственным. Ты же догадываешься, что я тебя люблю. Или ты думаешь, что я позволяла бы тебе трахать меня только потому, что я работаю в твоем доме? За кого ты меня принимаешь?

Джек глубоко вздохнул.

— Тем более у тебя есть все основания остаться. Я найду тебе работу, которая позволит нам видеться чаще.

— И я буду твоей любовницей, а ты останешься мужем хозяйки? Нет, Джек, так не пойдет. К тому же я действительно считаю, что должна вернуться домой, учитывая грядущие события.

Джек привлек ее к себе. Он понял, что недооценивал эту милую девушку.

— Сесили… Мне будет недоставать тебя. Что я могу для тебя сделать, какой преподнести прощальный подарок?

— Ну… ты можешь дать мне триста долларов.

— Триста долларов? Но почему именно триста?

Она встретилась с ним взглядом, потом опустила глаза.

— Именно столько мне нужно, чтобы до отъезда избавиться от твоего ребенка. Я нашла хорошего доктора и должна заплатить ему триста долларов… почти все, что я скопила.

— Почему ты мне ничего не сказала? Я бы заплатил.

— Ты мог попытаться отговорить меня. И… ты мог решить, что больше не тронешь меня. А мне так хорошо с тобой. Я помню каждую минуту, которую мы провели вдвоем.

Джек поцеловал ее.

— Ты чудесная девушка, Сесили. Но ты права. Негоже тебе быть любовницей женатого мужчины. Разумеется, я дам тебе эти триста долларов. А сколько стоит твой билет?

— Я поплыву на «Аквитании» третьим классом и…

— Как бы не так. Ты поплывешь первым классом!

— Джек! Для первого класса у меня нет одежды!

— Об этом мы позаботимся до твоего отъезда.

Сесили опустилась перед ним на колени, взяла пенис в руки и положила его между грудей. Потом сжала их, заточив пенис в мягкую, теплую плоть. Задвигала корпусом вверх-вниз, из стороны в сторону, медленно доводя Джека до острого и сильного оргазма, который нельзя было сравнивать с тем, что он испытывал раньше.

Потом она страстно целовала его глаза, уши, щеки, шею, губы. И тихонько шепнула: «Пусть твоя миссис попробует сделать то же самое».

— Мне будет недоставать тебя, Сесили, — повторил Джек.

Джек редко бывал на пляже. Но в последнюю неделю лета согласился приехать на Кейп-Код в четверг и остаться на День труда[62].

Кимберли выбрала ему купальный костюм. Много лет мужской костюм включал в себя длинные темно-синие трусы, перетянутые белым поясом, и белую же жилетку. Поэтому на пляже все мужчины словно надевали униформу. Теперь же Кимберли заявила, что такой костюм — пережиток прошлого, и купила Джеку муаровые так называемые боксерские трусы безо всякой жилетки. Да, трусы эти длиной превосходили прежние, но с голой грудью Джек чувствовал себя не в своей тарелке, тем более что все остальные мужчины были в жилетках.

— У меня нет уверенности, что меня не оштрафуют за обнажение на публике, — поделился он своими опасениями с Кимберли.

— Никто не посмеет оштрафовать мужчину в самом красивом купальном костюме, — безапелляционно заявила Кимберли.

— Или мужа женщины, у которой самый красивый на пляже купальный костюм, — проворчал Джек.

Действительно, купальный костюм жены вызывал у Джека двойственное чувство. Никогда раньше он не видел купального костюма из нейлона. Впрочем, второго такого на Кейп-Код просто не было. Компания отца Кимберли тесно сотрудничала с «Дюпоном», и Харрисону Уолкотту подарили рулон нового экспериментального материала белого цвета, так как красить нейлон еще не научились. Кимберли наняла опытную портниху, которая сначала сшила из него вечернее платье, а из остатков — купальный костюм. Целиковые купальные костюмы уже носили, но они должны были скрывать округлости женской фигуры. Эластичный нейлон, наоборот, облегал тело, как вторая кожа, и блестел на солнце. Кимберли появлялась в нем на пляже уже несколько недель, но в присутствии Джека надела впервые. И он не мог не задаться вопросом, а не потянется ли за ними шлейф скандальной репутации.

Но Джек знал, что Кимберли так не думает и вообще она не прислушивается к чужому мнению. Кимберли полагала, что они с Джеком — самая красивая семейная пара на всем пляже и все остальные восхищаются ими. Возможно, в этом она не ошибалась.

Маленький Джон подбежал к ним:

— Мама! Папа! Ничего, если я вытащу на пляж Барбару? Вместе купаться веселее.

— Да, конечно, — кивнула Кимберли.

Мальчик повернулся и побежал к соседскому дому, в котором жила девочка на два года старше Джона.

Джек поднялся с песка.

— Пожалуй, и я пойду окунусь. Глупо прийти на пляж и не искупаться.

— Я должна тебе кое в чем признаться. — Кимберли погладила нейлон. — Этот материал, намокая, становится чуть ли не прозрачным. Так что сегодня я купаться не буду.

Шагая к воде, Джек гадал, зачем она надела купальный костюм, который нельзя мочить. И сам тут же нашел ответ. Вспомнил, что у Кимберли был костюм для тенниса, хотя она никогда не выходила на корт, и костюм для верховой езды, но при этом она ни разу не садилась на лошадь.

Джек тоже не ездил верхом, так как к лошадям относился с подозрением. Но он вырос в Калифорнии, а потому хорошо плавал и отменно играл в теннис. И этим летом он несколько раз показывал свое мастерство, завоевав репутацию достойного соперника. Его даже пригласили сыграть на турнирах двух местных клубов, куда посторонние допускались крайне редко.

Джек нырнул в набегающую волну. Кто-то закрепил плот ярдах в пятидесяти от берега. Джек поплыл к плоту, взобрался на него и оглянулся.

Он увидел Джона и Барбару, радостно скачущих в пене прибоя, загляделся на них и не сразу заметил, что Кимберли уже не одна. Когда Джек посмотрел на нее, она призывно помахала ему рукой.