— Тяжелые были времена, — дипломатично заметил Бейдр.
— В вашей семье кто-нибудь воевал?
— Нет. Наша страна очень маленькая, и, скорее всего, никто не счел бы ее заслуживающей внимания.
Бейдр умолчал о том, что принц Фейяд заключил договор, по которому, в случае победы Германии, его род стал бы контролировать все нефтяные месторождения Ближнего Востока.
— Как вы думаете, — не отставал американец, — будет Новая война на Ближнем Востоке?
Бейдр посмотрел ему прямо в глаза.
— Вы можете только гадать — так же, как и я.
— Ну что ж, если это все-таки произойдет, вы поддадите им жару. Давно пора поставить евреев на место.
— У нас не слишком много евреев среди клиентов, да? — осведомился Бейдр.
— Нет, сэр, — выразительно заявил банкир. — Мы их не очень-то приваживаем.
— Поэтому мы и расторгли соглашение по Ранчо дель-Соль? Потому что некоторые директора — евреи?
— Вот именно. Они хотели сотрудничать с сионистскими банками Лос-Анджелеса.
— Мне просто интересно. Кто-то сказал, будто нам специально сбивали цену. Лос-Анджелес ссудил их по номиналу, а мы вроде бы запросили полтора пункта сверху.
— Евреи намеренно подставили нам ножку, — подтвердил Хатчинсон.
— В следующий раз вы им подставите. Я хочу, чтобы наш банк стал конкурентоспособным. Это единственный способ привлечь солидных предпринимателей.
— Даже евреев?
Голос Бейдра утратил всякое выражение.
— Не следует смешивать разные вещи. Мы говорили о долларах. Долларах США. Та сделка могла принести нам два миллиона за три года. Даже если снизить процентные ставки на полпункта, все равно остается полтора миллиона. Это тоже деньги, которые мне бы не хотелось упустить.
— Но сионисты продолжали бы сбивать цену.
— Возможно, — ответил Бейдр. — Тогда мы могли бы дать понять, что отныне являемся равноправными финансистами.
— О’кей, — согласился Хатчинсон. — Вы—босс, вам виднее.
— Кстати, — припомнил Бейдр, — названная вами сумма на строительство Города Развлечений все еще в силе?
Да, двенадцать миллионов долларов. Японцы настаивают на ней.
— Застолбите это дело и по этой цене.
— Но постойте. У нас нет сейчас таких денег.
— Я сказал: застолбите, а не немедленно вносите деньги. Полагаю, к концу недели у нас появится партнер.
— Чтобы, как вы выражаетесь, застолбить, потребуется задаток десять процентов, то есть, миллион двести тысяч. Иесли партнер не подвернется, плакали наши денежки. Боюсь, что ревизорам это не понравится.
— Я все-таки рискну. В худшем случае сам внесу деньги. Если же все пойдет как надо, никому не придется вкладывать ни пенни. Шесть миллионов дадут японцы, а остальные шесть поступят через нью-йоркский банк от ближневосточной фирмы — это троекратно окупится за счет процентов от денежных поступлений и дивидендов по акциям. Деньги имеют способность к росту и самовозобновлению.
Наконец Хатчинсоны ушли. Джордана вернулась в гостиную и без сил упала в кресло.
— О, Господи! Просто не верится.
— Чему? — улыбнулся Бейдр.
— Что таких зануд носит земля. Я думала, они все давно вымерли. Когда я была маленькой, частенько встречала подобные типы.
— Как правило, люди не меняются.
— Я так не считаю. Ты ведь изменился. И я тоже.
Бейдр поднял на нее глаза.
— И не обязательно к лучшему, да?
— Это зависит от восприятия. Вряд ли я смогла бы вернуться к прежнему образу жизни. Так же, как и ты не согласился бы вернуться на родину и навсегда остаться там.
Бейдр не ответил. В определенном смысле Джордана была права. Он вряд ли захотел бы повторить жизненный путь своего отца. Мир полон соблазнов.
— Я бы не отказалась покурить, — многозначительно произнесла Джордана. — Нет ли у Джабира гашиша?
— Наверняка есть. — Бейдр хлопнул в ладоши, и из соседней комнаты появился слуга.
— Да, господин?
Бейдр что-то быстро сказал по-арабски. Через минуту Джабир вернулся с серебряной папиросницей. Он открыл ее и протянул Джордане. Она бережно взяла аккуратно свернутую пахитоску, после чего Джабир предложил портсигар Бейдру, и тот последовал примеру жены.
Джабир поставил папиросницу на кофейный столик и, чиркнув спичкой, дал Джордане прикурить, вежливо соблюдая при этом дистанцию. Потом он точно так же помог Бейдру.
— Спасибо, — вымолвила Джордана.
Джабир ответил по-арабски, всем своим видом изображая покорность:
— Вы оказали мне честь, госпожа, — и он незаметно удалился.
Джордана вдохнула ароматный дым и сразу почувствовала успокаивающее действие гашиша.
— Изумительно, — проговорила она. — Никто не умеет готовить его лучше Джабира.
— Его родные выращивают травку у себя на плантации, недалеко от того места, где родился мой отец. Арабы называют ее травой, из которой делаются грезы.
— Я того же мнения, — вдруг рассмеялась Джордана. — Знаешь, с меня, кажется, уже довольно. Усталость как рукой сняло.
— Со мной то же самое, — Бейдр опустился в кресло напротив, положил пахитоску в пепельницу и взял руку жены. — Чего бы ты сейчас хотела?
К глазам Джорданы подступили слезы.
— Вернуться в прошлое — когда мы только познакомились. И начать все сначала.
— Я тоже, — признался Бейдр. — Но это невозможно.
Джордана во все глаза глядела на него, по щекам струились слезы. Она вдруг спрятала лицо в ладонях.
— Бейдр, Бейдр! Что с нами случилось? Почему все пошло наперекосяк? Мы так любили друг друга!
Он притянул ее голову к своей груди и вперил унылый взор в пространство.
— Не знаю, — еле слышно вымолвил он и вспомнил, как она тогда была прекрасна.
Он вспомнил холодный, ослепительно белый свет, белый снег и белые здания вокруг площади, где должна была состояться инаугурация. Дело было в январе 1961 года. Великая страна праздновала вступление в должность новогопрезидента, молодого человека, которого звали Джон Фитцджеральд Кеннеди.
Полгода назад никто на Ближнем Востоке не слышал этого имени. Потом его вдруг выдвинули кандидатом от Демократической партии, и Бейдр получил телеграмму от принца Фейяда:
«Какова его позиция по ближневосточному вопросу?»
Последовал лаконичный ответ:
«Произраильская. Больше ничего не известно».
На следующий день состоялся столь же немногословный телефонный разговор.
— Найдите возможность вложить миллион долларов в избирательную компанию Никсона.
— Это будет нелегко, — ответил Бейдр. — В Соединенных Штатах существуют ограничения для подобного рода деятельности.
Принц отреагировал коротким, хитрым смешком.
— Политики везде одинаковы. Я убежден, что вы найдете способ. Мистер Никсон и мистер Эйзенхауэр поддержали нас в 1956 году, когда англичане и французы пытались наложить лапу на Суэцкий Канал. По крайней мере, мы покажем, что умеем быть благодарными.
— Попробую, — пообещал Бейдр. — Но мне кажется, стоило бы также вложить средства и в кампанию Кеннеди — на всякий случай.
— С какой стати? Или ты считаешь, что у него есть шанс?
— Судя по предварительным данным, нет, но Америка есть Америка. Никогда не знаешь заранее.
— На твое усмотрение, — разрешил принц. — Мне начинает казаться, что ты уже больше американец, чем араб.
Бейдр рассмеялся.
— Американцы так не считают.
— Как поживает твоя семья? — неожиданно поинтересовался принц.
— Прекрасно. Вчера я разговаривал с ними. Жена и дочери сейчас в Бейруте.
Тебе следовало бы их навестить. Я все еще рассчитываю на наследника. Не затягивай с этим делом. Годы идут, я не молодею.
— Да хранит вас Аллах, — сказал Бейдр. — Живите вечно.
— В раю — пожалуй, — приглушенный голос Фейяда тем не менее, эхом разнесся по всей линии, — А на земле — нет уж!
Бейдр в задумчивости положил трубку. Принц ничего не говорил просто так. Неужели до него дошли слухи, что у Мариам после рождения последней девочки больше не будет детей? Но если так, вряд ли он стал бы упоминать о наследнике. Скорее настоял бы на том, чтобы Бейдр развелся и женился во второй раз. По мусульманским законам бесплодие считалось поводом к разводу, но Бейдру не хотелось на это идти. Не то чтобы он любил Мариам — этого он никогда к ней не чувствовал, а чем дальше, тем меньше между ними оставалось общего. Мариам была слишком провинциальна и питала нескрываемую неприязнь к Европе и Америке. Она была счастлива лишь в своем домашнем окружении, маленьком, целиком понятном ей мирке. Вот в чем дело, подумал Бейдр. Она слишком арабка. Ему не улыбалось вновь жениться на арабской девушке.
