Она нехотя подвинула к нему деньги, и монетка, звякнув, исчезла в кассовом ящике под прилавком. На грязно-сером мраморе ярко белели тонкие палочки сигарет. Девушка медленно взяла одну, потянулась к спичечному коробку, однако лавочник ее опередил и предупредительно чиркнул спичкой. Мария с наслаждением затянулась.

— Хорошо! Я думала, что уроки никогда не кончатся. Ужасно хотелось курить и никто не дал даже затянуться.

Мистер Рэннис широко улыбнулся, показав редкие испорченные зубы.

— Где ты пропадала, Мария? Я не видел тебя целую неделю.

Она вздохнула:

— Денег не было. Я ведь вам порядочно задолжала...

Старик окинул ее многозначительным взглядом, перед которым, по его мнению, не могла устоять ни одна женщина:

— Как тебе не стыдно, Мария? Разве я когда-нибудь напоминал о долге?

Девушка молча затянулась еще раз. Мистер Рэннис протянул руку через прилавок и крепко сжал тонкое запястье:

— Ты же знаешь, как я радуюсь каждому твоему приходу.

Мария мельком глянула на грубые пальцы старика и вызывающе ухмыльнулась:

— Вы радуетесь любой девочке.

Он удрученно покачал головой:

— Да ни одна из них не может сравниться с тобой! Я всегда любил тебя больше других... даже тогда, когда ты была во-от такой малюсенькой.

Девушка состроила недоверчивую гримасу:

— Так я вам и поверила! Как же...

— Честное слово! Сама посуди, разве стал бы я от кого-нибудь другого терпеть долг в три доллара двадцать пять центов?

Все это время Мария внимательно следила за стариком и, заметив, что его глаза подернулись томной пеленой, решительно высвободила руку:

— А вот и неправда! Фрэнси Киган говорила, что вы ей давали без денег.

Мистер Рэннис облизал пересохшие губы:

— Да, давал. Но заставил вернуть все до единого цента. Разве об этом она не сказала? А тебе я никогда не напоминал о деньгах.

Мария не ответила и с преувеличенным интересом оглядела лавку:

— Что-то здесь изменилось...

Лавочник гордо улыбнулся:

— Я перекрасил задние комнаты.

Девушка восхищенно приподняла бровь:

— О!

— Да, в такой приятной светло-зеленый цвет. Получилось очень уютно. Как только накоплю деньжат, покрашу еще и торговый зал.

Она резко рассмеялась:

— Накоплю деньжат? Ха-ха! Неужели вы считаете меня последней дурой, мистер Рэннис? Да всем известно, что у вас их куры не клюют.

Старик обиженно надул губы:

— Ах, детишки-детишки... Все вы почему-то так думаете. На самом деле у меня мелкий, пустячный бизнес. И доходы...

— Да-да, это видно.

Неожиданно девушка вплотную прижалась к стеклянной витрине, словно рассматривая через нее конфеты, и у старика перехватило дыхание.

Отделенный от Марии только прозрачной перегородкой, он разглядывал нежные изгибы ее тела, высокую тугую грудь в тесноватой белой блузке.

— Хочешь шоколадку?

С притворной грустью она опустила глаза:

— У меня больше нет денег.

Лавочник вкрадчиво забормотал:

— При чем здесь деньги? Я и так знаю, что у тебя их нет. Какую ты хочешь?

Мария на секунду подняла смеющиеся глаза.

— Любую. Ну... молочную.

Поедая девушку жадным взглядом, старик принялся копаться в картонках. Руки у него дрожали.

Лившееся с улицы яркое солнце подсвечивало сзади точеную девичью фигурку, пронизывало полупрозрачную ткань юбки и очерчивало под ней линию стройных ног.

Однажды (а это случилось давно) мистер Рэннис заметил, что свет из открытой двери четко обрисовал сквозь одежду силуэт вошедшей женщины. С тех пор он предпочитал обходиться без освещения, поджидая в полутемной лавке очередную покупательницу. Приятные наблюдения приносили к тому же немалую экономию электричества, а оно, как известно, недешево.

Тем временем Мария начала терять терпение. Интересно, сколько времени может на нее пялиться этот старый похотливый козел?

Все окрестные девчонки знали о прозрачном экране мистера Рэнниса, хихикали и злословили над слабостями старика, но терпели липкие взгляды в надежде на бесплатное лакомство.

Несколько минут Мария молча наблюдала за трясущимся лавочником, не испытывая при этом ничего, кроме скуки, потом равнодушно отошла к другой витрине.

Мистер Рэннис поднял красное от напряжения лицо, выложил на прилавок плитку молочного шоколада, но как только девушка потянулась за ней, страстно вцепился в ее руку.

— Мария — ты самая красивая девушка в округе.

Она подавила вздох досады, но вырываться не стала, поскольку шоколадка все еще лежала на прилавке.

— Самая! Поверь, самая красивая.

Мистер Рэннис стиснул ее пальцы, потом разжал нежную девичью ладонь.

— И руки у тебя красивые. Очень красивые руки! Хотя... ты совсем еще ребенок.

Мария едва заметно поморщилась и быстро возразила:

— Я уже не ребенок. Мне вот-вот стукнет шестнадцать.

— Не может быть!

Старик искренне изумился. Как быстро в этих кварталах взрослеют девушки! Не успеешь оглянуться, как малышка выросла и выскочила замуж.

Мария самодовольно подтвердила:

— Точно. Осенью.

— Подозреваю, что все мальчики в школе сходят по тебе с ума.

Она неопределенно пожала плечами и покосилась на шоколадку.

— Наверное, они стараются зажать тебя в самом темном углу. А? Я прав?

Мария сделала недоуменное лицо:

— Что вы имеете в виду, мистер Рэннис?

— Ты прекрасно знаешь, плутовка.

— Нет, мистер Рэннис, не знаю. Если вам не трудно, объясните, пожалуйста.

Мария скромно потупила искрящиеся смехом дерзкие глаза. Старик положил шоколадку к себе в карман и отошел за прилавок подальше от входной двери.

— Иди сюда, Мария. Я объясню.

С привычной полуулыбкой на непроницаемом лице девушка медленно подошла к лавочнику.

— Я слушаю вас, мистер Рэннис.

Дрожащей рукой он неуверенно потянулся к белой блузке. Мария не шелохнулась.

— Неужели они не хотят потрогать тебя?

Теперь старик говорил прерывистым свистящим шепотом.

— Ведь хотят?

Она посмотрела сначала на застывшие в нескольких дюймах от нее старчески веснушчатые пальцы, потом прямо в потное, неподвижное лицо и наивно пропела:

— Где, мистер Рэннис?

Старик провел горячей ладонью по ее упруго подавшейся груди и тут же испуганно замер, но девушка спокойно улыбнулась:

— О! Конечно, мистер Рэннис. Все время хотят. Они словно взбесились из-за меня.

Ответ поразил старого лавочника.

— И ты разрешаешь?

С улыбающегося, нежного, почти детского личика на старика глянули откровенные глаза взрослой женщины.

— Когда как... В зависимости от настроения.

Мария сделала шаг назад и требовательно вытянула руку.

— Мою шоколадку, мистер Рэннис!

Словно завороженный, лавочник немедленно протянул плитку. В его негнувшихся пальцах продолжало жить ощущение мягкой упругости под белой блузкой.

— Мария, может быть, ты посмотришь, как выглядят задние комнаты после ремонта?

Не удостоив лавочника ни ответом, ни взглядом, она развернула шоколад и аккуратно откусила маленький кусочек.

Старик проглотил слюну.

— Если зайдешь туда на пару минут и будешь себя хорошо вести, я забуду про три доллара двадцать пять центов.

Его голос прерывался от возбуждения.

Задумчиво глядя на лавочника, девушка молча откусила еще кусочек, потом без единого слова направилась к выходу.

Мистер Рэннис взмолился:

— Мария! Не уходи. Я дам тебе денег.

Она неторопливо сняла с мраморной плиты оставшиеся сигареты и, словно не слыша старика, подошла к двери.

Он почти плакал:

— Мария! Я отдам тебе все, что захочешь. Останься.

Она обернулась уже с порога:

— Нет, мистер Рэннис. Я не для вас... Пока еще не для вас.

Девушка проговорила это вежливо и серьезно.

Последний раз вспыхнув золотом ее волос, погас свет за захлопнувшейся дверью. Все. В лавке стало темно и тихо. С трудом переставляя от усталости и огорчения ноги, старик скрылся в светло-зеленых комнатах.