Разобравшись с ПВО, я направился сразу в поместье прямо в броне. Поместиться в дверные проёмы было непросто, однако мне удалось. Так как главный вход был обрушен вместе с секцией, теперь мы все заходили через чёрный ход. Можно сказать, что семья Барбинери жила теперь в руинах, но сейчас с этим можно было смириться, особенно когда нет иного выбора.

Сразу с чёрного хода можно было попасть в подвалы, куда и повели пленников. Здесь коридоры были больше и шире. И помимо обычных и технических помещений здесь были камеры. Самые настоящие камеры разных видов: карцеры, обычные комнаты с решёткой и даже комнаты для допросов.

Вижу, что Барбинери тоже знали толк в допросах, но на их счёт я и не строил никаких иллюзий. Если ты более-менее крупная семья, то у тебя должны быть подобные помещения, пусть это и не дотягивало до настоящих камер инквизиторов.

Помню, как однажды Марианетта рассказывала мне об этих местах.

— Они были построены ещё при наших предках. Раньше их использовали для того, чтобы держать зверей.

— А звери были, как я вижу, прямоходящие? — обратил в тот момент я внимание на кандалы, которые свисали со стен.

— Ну… не совсем. Раньше это были действительно вольеры, — смутилась она. — Но время шло, и врагов у нас становилось не меньше, поэтому иногда… да, иногда мы применяли их.

Что ж, видимо, придётся применять их вновь. Как говорил великий инквизитор Гайтерий, оружие будет всегда привлекать смерть. Имеется в виду, что созданная для чего-то вещь, рано или поздно будет использована по назначению. Сейчас бы этого великого инквизитора сюда, он бы на раз-два разложил всю секту с демонами по частям.

Ты уверен, что мир бы пережил его приход?

Он был хорошим инквизитором.

Ага, и каждый инквизитор видит потенциальную ересь. Если брать этот мир, то он едва ли не сам по себе рассадник ереси. Именно так он мог бы воспринять его.

Пленников посадили на табуретки в одну из комнат для допроса, где помимо этого стояло деревянное кресло. В случае необходимости на нём можно было закрепить человека по рукам и ногам, чтобы допросить с пристрастием и инструментами. Пока что им рано пользоваться, однако, как только Марианетта решит, что делать с ними…

А вот, кстати, и она, стоит у двери и дожидается меня в сопровождении солдат.

Я сразу направился к женщине. Не заметить меня было сложно. Мои металлические башмаки чеканили каждый шаг по каменному полу, которые расходился пугающим эхом по коридору. Марианетта смотрела на меня напряжённым взглядом, и когда я подошёл к ней вплотную, сделала шаг назад.

— Эм… а… кто ты?

Это было единственное, что Марианетта смогла произнести, увидев меня в активной броне. Видимо не ожидала увидеть меня в полном облачении. Да, она видела костюм. Но видеть его неработающим и в действии две разные вещи.

— Грант, — негромко поприветствовал я её.

— Грант, — кивнула она, всё равно сторонясь меня. — А почему ты… в костюме?

— В броне, Марианетта. Подумал, что это добавит веса в вашем разговоре с пленниками, если они решат показать свой характер.

— Понятно… ну, это было предусмотрительно, — её слабая улыбка вернулась на губы, но настороженность не прошла. — Как всё прошло? Я слышала, что вы напали и на Кэлэрдайнов.

— Уничтожены.

— Уничтожены? — она будто удивилась этому. — Все?

— Абсолютно. Семьи больше нет, — подтвердил я.

— Но… там помимо родителей были их дети. Если мне не изменяет память три сына и две дочери. Там даже одна была… ну совсем юной, — тихо произнесла она.

— Да. Они ликвидированы, — подтвердил я.

Сложно понять, что Марианетта хотела сказать. Она смотрела на меня таким взглядом, будто пыталась понять, шучу я или нет. Буду честным, я не знаю, кто из нас устранил их, в общей бойне было не до того, чтобы разбираться, в кого ты целишься. Это не жестокость — это война. Поймал на прицел — выстрелил. Всё. Мы уже по факту опознали всех.

Я не буду отрицать, среди жертв семьи Кэлэрдайнов были и совсем юные. Однако они не пытались сдаться, как эти двое. Кто-то принял бой, кто-то пытался спрятаться, кто-то хотел убежать, но никто не сказал, что сдаётся. Я в этом уверен.

— Но Грант, там же были дети, — сказала Марианетта, глядя на меня и словно спрашивая, что я натворил.

— У вас тоже были дети, — ответил я сразу.

Это был удар ниже пояса.

— Да, у меня были дети, — негромко ответила Марианетта. — Часть из них отобрали у меня навсегда. Я знаю, что это такое, и не хочу становиться в один ряд с теми, кто это сделал.

— Вы не становитесь в один ряд с ними. Они знали о последствиях, когда объявляли войну. И будьте уверены, Кэлэрдайны бы пировали на ваших костях и костях ваших детей, одержи верх. И никому бы не было дела до ваших детей. Просто мы сделали это первее.

— И надо опуститься на один уровень с ними? Начать убивать всех без разбору?

— Чтобы уничтожить врага, надо всегда быть одного уровня с ними, — ответил я холодно. — Вы не победите варваров словами. На насилие отвечаешь насилием, на слова отвечаешь словами. Они выбрали насилие, мы ответили тем же.

— Ты знаешь, о чём я, Грант. Откуда тебе столько жестокости?

— Знаю. И это не жестокость. Это война.

— Ты же хороший человек, — негромко произнесла Марианетта. — Я знаю тебя. Почему ты видишь… всё…

— Логически? — предположил я.

— Как машина? Чисто человеческие чувства тебе не чужды, но ты отмахиваешься от них. А как же просто милосердие? Жалость даже к тем, кто был не прав, или к тем, кто даже не несёт ответственности за содеянное кем-то другим?

— Если бы по вам стреляли или стреляли вам в спину, чего я, естественно, не допущу, вы бы поняли меня, — ответил я. — Лучше быть жестоким живым, чем милосердным мёртвым.

— Дети стреляли тебе в спину? — задала Марианетта встречный вопрос.

— Я не проверял, времени не было. И я не убивал ради убийства, Марианетта, чтобы вы понимали. Я просто выполнял свою работу, — ответил я, после чего вздохнул. — Хорошо, чтобы вам в следующий раз было спокойнее, я буду заранее обсуждать, кого убивать, а кого брать в плен, хорошо?

Марианетта не поймёт, что это такое. Она смотрела мне в прорези шлема, будто могла увидеть через бронестекло и камеры мои глаза и то, что было за ними, после чего кивнула.

— Отлично, — ответил я. — Тогда с вашего позволения я предложу войти и опознать пленников.

— А почему ты их пощадил? — спросила она, положив руку на ручку.

— Они сдались.

Марианетта ничего не ответила. Просто открыла дверь и вошла внутрь в сопровождении меня и ещё нескольких солдат, где своей участи дожидались двое человек.

Я сразу направился к ним. От каждого моего шага пленные вздрагивали, почти подпрыгивали на месте. Я без каких-либо церемоний сдёрнул мешок сначала с парня, позволяя Марианетте лично взглянуть на него.

— Одного мы опознали. Это второй наследник Марши, — указал я на перепуганного парня. — По идее, он сейчас и есть наследник семьи Марши.

Сдёрнул мешок с женщины.

— Её опознать мы не смогли, но она была с ним в комнате.

— Да? А я, кажется, знаю её… — подошла к женщине Марианетта не без помощи слуги, который поддерживал её под руку. Осторожно двумя пальцами, она приподняла за подбородок опущенную голову женщины, чтобы взглянуть на лицо.

Видимо, пленница тоже её знала.

— Г-госпожа Барбинери?

Я не стал спрашивать, кто это, лишь терпеливо ждал, пока мне пояснят.

— Это гувернантка, — произнесла Марианетта спокойно. — Хильда Теральсон, если я правильно помню.

— Да-да, госпожа, всё правильно, я Хильда Теральсон, я…

— Тс-с-с… — приложила к её губам палец Марианетта, заставляя замолчать. — Я знаю её. Она работала гувернанткой у нас. У Финисии, если быть точнее, до того момента, пока всё не случилось.

Какая мысль у меня возникла в этот самый момент?

Верно…

— Что будете с ней делать? — сразу спросил я.

— А у тебя есть какие-то предложения? — поинтересовалась Марианетта.