Впрочем, в целом отношения Веры и товарища Вахрушева были «взаимовыгодными». Василий Васильевич по сути выстроил — главным образом силами и средствами своего наркомата — железные дороги до Воркуты и Нерюнгри, и возле воркутинской дороги Химпром выстроил и рудник по добыче исключительно ценной «тяжелой нефти», и рудник по добыче титана с цирконием. А после того, как дорога к Нерюнгри пересекла Вилюй, уже Вера — приняв, по договоренности с угольным наркомом, под своё управление «железнодорожные подразделения» наркомата, потихоньку начала тянуть дорогу в сторону Олёкминска. Очень потихоньку, прикрываясь строительством ГЭС на тамошних реках (включая постройку станции на двести мегаватт на самой Олёкме), но лелея мысль о том, что когда-то дорога дотянется до чуть ли не единственного к востоку от Байкала богатого соляного месторождения…

Конечно, всеми этими делами она не лично занималась — но вот работать над всеми такими проектами ей приходилось с утра и до поздней ночи. И больше всего времени у нее уходило на подбор рабочих, которые все проекты Химпрома будут воплощать: Ворошилов чуть ли не ежедневно передавал ей (не как руководителю Химпрома НТК, а как зампреду ГКО) списки сокращаемых частей РККА. В которых, по согласованию с Верой, особо указывал образование каждого из сокращаемых красноармейцев, военную профессию и многое другое — и для сортировки всей этой информации Вере пришлось создать отдельное подразделение в своем управлении.

Сокращение армии происходило простым и незатейливым образом: сначала специальные комиссии (в которые всегда входили уполномоченные сотрудники КГБ) проводили аттестацию всех командиров, начиная с комвзводов, затем не прошедших эту аттестацию просто увольняли, а вот прошедшие — они на службе оставлялись. Если в дивизии аттестацию проходило больше половины командиров, то дивизия просто кадрировалась, и на место уволенных назначались командиры из других подразделений. А если аттестацию не проходило половина и больше, то дивизия полностью расформировывалась, а прошедшие аттестацию командиры служили пополнением в кадрируемых частях.

И результаты такой деятельности Клима Ефремовича сильно печалили: из почти двух сотен дивизий, подлежащих сокращению, больше восьми десятков пришлось расформировать. Главным образом, по причине поголовного пьянства личного состава. А вот Лаврентия Павловича результаты проведенной работы уже радовали: выдернув из расформируемых частей и неплохих командиров, и наиболее приличных бойцов, он уже к сентябрю сформировал почти восемь новых дивизий КГБ. И особенно его радовало то, что многие летчики или танкисты в этих дивизиях очень быстро превращались во вполне дисциплинированных и весьма умелых специалистов. Не все, но в подавляющем большинстве: увольняемым из армии сотрудники КГБ предлагали совершенно добровольно попытаться воспользоваться «еще одним шансом стать уважаемым защитником Родины», заранее извещая о грядущих требованиях по дисциплине и предстоящим методикам переобучения, а так же о наказаниях для тех, кто условия выполнять не станет. В принципе, наказание-то было одно: окончательное увольнение (если, конечно, содеянное нарушителем не попадет под статьи Уголовного кодекса). Все равно около двадцати процентов на этапе переобучения отсеивались, но сам Лаврентий Павлович поначалу опасался, что нарушителей дисциплины будет гораздо больше…

Весь сентябрь у Веры прошел в жуткой суете: приходилось одновременно заниматься множеством самых разных дел, в основном организационного плана, но к концу месяца все же получилось эти дела хоть как-то организовать и привести в определенный порядок. А с точки зрения самой Веры главным стало то, что «вопрос с солью» на Дальнем Востоке получилось решить относительно успешно. То есть поваренную соль для употребления внутрь все еще возили с солепромыслов в европейской части страны, а вот соль техническую, необходимую для выработки хлора, начали производить на месте. Не совсем «на месте», ее теперь главным образом из Маньчжурии возили — а там ее просто в море добывали. Еще ее возили из-под Владивостока и из Кореи, и корейские поставки выглядели довольно забавно: вагоны-солевозы в тот же Ушумун везли соль, а обратно — тоже соль перевозили. Просто в Корею везли соль пищевую, чистую — а из Кореи техническую, которую в пищу употреблять было можно, но противно: в морской соли было много хлористого магния, делавшего соль горькой, но соль-то была хлоридом и хлор из нее получался ну ничем не отличающийся от хлора из соли поваренной.

Усилиями Кржижановского и Рамзина (последний спроектировал новый котел для сжигания бурого угля) в поселке Райчиха поднялась электростанция на двести мегаватт мощности (а в перспективе, причем ближайшей, ее мощность должна была вырасти до пятисот мегаватт) и, естественно, заработал выстроенный одновременно с ТЭС новый химкомбинат, полностью работающий на местном буром угле. И этот комбинат должен был производить в основном хлорвинил, потребность в котором росла не по дням, а по часам. Потому что в начале октября Вера «придумала» совершенно новую (и исключительно «перспективную») вещь: пластиковые оконные рамы. Деревянные, безусловно, были гораздо дешевле (дерево в стране вообще копейки какие-то стоило), но уже первые изготовленные на Лабораторном заводе образцы сильно впечатлили и строителей, и плановиков.

Особенно сильно впечатлился Станислав Густавович, подсчитавший, сколько топлива на обогрев жилья можно будет сэкономить. Еще впечатлился Иосиф Виссарионович, которому Вера продемонстрировала (у себя дома) уровень звукоизоляции, который обеспечивало окно с трехслойным остеклением:

— Вера, ты, конечно, штуку придумала очень интересную, и то, что при закрытом окне вообще ничего не слышно с улицы, для детской комнаты вообще прекрасно. Однако не кажется ли тебе, что для страны это будет несколько дороговато?

— Совершенно не кажется. Потому что такую раму можно будет лет двадцать вообще не красить и она за эти двадцать лет на одной краске окупится. А еще — вы просто у Струмилина спросите, какая получится экономия на отоплении. И не в деньгах спрашивайте, а в тоннах угля или кубометрах природного газа. В любом случае в нашем климате тройной остекление экономически выгодно до широты Ростова-на-Дону, это в европейской части, а уж в Сибири и на Дальнем Востоке… Так что такая рама для страны получается очень выгодной, да и стоить она — после того, как фабрики по производству нужных профилей заработают — будет копейки. Если учесть затраты на перевозку леса и его обработку, то, пожалуй, в следующем году мы сможем расходы на изготовление таких рам сделать не более, чем вдвое против деревянных.

— Но все равно ведь дороже!

— Дороже, пока дело не дойдет до первой перекраски. А еще я мужа попросила подумать насчет станков для разделки профилей под рамы, он уже что-то там в голове у себя насочинял и сказал, что на изготовление окон можно будет ставить хоть мужиков от сохи, хоть выпускников церковно-приходских школ, нужно лишь, чтобы руки у них из плеч росли, а не из задницы. Так что если принять во внимание то, что квалифицированных рабочих у нас в строительной индустрии сильно не хватает…

— Хм… уговорила. Один вопрос: где собираешься столько хлорвинила брать? Тебе же еще весной для канализационных труб его не хватало.

— Весной — да, не хватало. Но сейчас завод в Райчихе уже потихоньку работать начинает, к лету он один канализационную промышленность нашу сырьем обеспечит, а ведь хлорвинил у нас семь заводов производят.

— А ты точно ничего нового не придумаешь из него делать? А то, судя по твоей шустрости, и на следующее лето ты сможешь дефицит хлорвинила нам обеспечить… шучу, делай свои рамы. Что-то специальное тебе для этого потребуется?

— Да, потребуется бериллий. Формы для производства профиля лучше всего из бериллиевой бронзы делать…

— То есть снова хочешь привлечь Александру Васильевну…

— Нет, хочу соседа привлечь. Я знаю… случайно знаю, про два месторождения бертрандита в США, которые пока ничьи и которые можно будет легко выкупить у правительства. Они не особо богатые, но тонн пятьдесят бериллия лет за десять оттуда выковырять получится, причем даже не привлекая внимания санитаров…