— Вы мне все это в письменном виде подготовьте, желательно до следующего понедельника, мы все ваши доводы на Комиссии Госплана внимательно рассмотрим… и, я думаю, ваше решение поддержим. Хотя, — Сталин довольно ехидно усмехнулся, — не потому, что вы безусловно правы, а потому, что средств на нефтеперерабатывающий у нас нет. Мне, конечно, интересно, каким образом вы финансируете строительств сланцевого завода… но я пока об этом спрашивать не стану. И по всем вопросам, не входящим в сферу деятельности ГКО, вы все же меня постарайтесь в курсе держать.

Когда Вера узнала о смерти товарища Куйбышева, а точнее — когда она пришла в себя после осознания того факта, что война все же не началась, у нее в голове внезапно всплыло «страшное химическое слово» «метилхлорфенилдигидротиенопиридинилацетат». То есть всплыло слово гораздо более страшное, там еще было внутри много разных циферок и уточнений вроде «цис», «транс» и прочего такого — но слово это в ее голове возникло со вполне ясными и скорее не химическими, а все же медицинскими ассоциациями. Ну возникло — и возникло, Вера даже слегка посмеялась над причудами своей памяти. Но вот когда она везла товарища Грабина в Подлипки, перед ее глазами внезапно всплыла очень подробная схема многостадийного синтеза этого «слова», и Вера даже не стала лично Василию Гавриловичу завод показывать и рассказывать, что она от него хочет получить, а доставив конструктора на завод и передав его в руки местных специалистов, она рванула обратно в Москву. Точнее, на Лабораторный завод, где в течение двух недель (с перерывами на сон и домашние дела, безусловно) проводила тот самый синтез. Провела, отправила полученные пару граммов вещества для «клинических исследований» в Медуправление НТК, а первого сентября в нарушение всех приказов на самолете рванула на строящийся завод в Сызрань.

Химический завод (даже скорее химический комбинат) там еще лишь строился, но небольшое опытное производство и прекрасно оборудованная химлаборатория, сама напоминавшая небольшой завод, там уже действовали. И были обеспечены очень квалифицированными кадрами, как химиками, так и технологами. Вера провела с ними совещание, затем еще одно — и, вернувшись в Москву поздно вечером третьего, «взяла Витю за хобот»:

— Вить, а у вас в институте есть хотя бы теоретическая возможность выделить десяток не самых тупых инженеров под новый проект?

— Теоретическая возможность всегда есть, а вот на практике я такой возможности что-то не вижу. А тебе что вдруг так срочно потребовалось? Что-то в Сызрани не так идет?

— Да всё в Сызрани так, завод даже с опережением плана строится. Но я тут подумала… есть мнение, что к комбинату нужно будет срочно пристройку приделать, небольшую. Там просто попутно сырье очень интересное пойдет… уже идет с опытного производства, но сырье это такое… его даже возить далеко не получится, оно за несколько часов превращается во всяку бяку, поскольку продукт уж очень нестабильный. А в эту пристройку нужно будет впихнуть кучу всякого не самого простого оборудования…

— Ты тогда к Ипатьеву зайди, поговори с ним, может он в план следующего года что-то дополнительное впихнуть и сможет. На следующее лето, когда новых специалистов из выпускников подберет.

— Мне до следующего лета ждать никак нельзя.

— Тогда не жди, давай завтра вместе в институт поедем, поговоришь с Владимиром Николаевичем и успокоишься: я вообще думаю, что даже на следующее лето он за новые проекты браться не будет. У него ведь по всяким пластмассам и без тебя куча проектов не запускается из-за нехватки людей, так что если еще и ты к нему придешь…

— Уговорил, завтра вместе к тебе едем. А теперь признавайся: ты мне хоть что-нибудь на ужин оставил?

Владимир Николаевич Ипатьев Веру очень уважал. И как выдающегося химика, и как просто человека. Как человека, который сильно заботится о сотрудниках огромного Управления химической промышленности НТК, как человека, всеми правдами и неправдами добивающегося верной оценки их труда в правительстве и буквально вымогающего у этого правительства высокие награды «своим» химикам. И не только своим, и не только химикам — но Владимиру Николаевичу было очень приятно, что именно Вера умеет правильно оценивать всю сложность проводимых химических исследований и почти всегда результаты этих исследований быстро внедряющую в производство — «со всеми вытекающими». Ему даже кто-то сказал, что и звание Героя Соцтруда ему именно Вера присвоила, причем лично, едва получив соответствующие полномочия. Но все же Звезда Героя была далеко не главным поводом его отношения к этой удивительной женщине.

Однако уважение — уважением, а работа — работой, и то, что довольно часто именно Вера грузила институт работами «сверхплановыми», изрядно мешающими выполнению уже сугубо плановых работ, его сильно раздражало. Ну а то, что ее появление в институте именно с такими «внеплановыми» заданиями практически всегда и было связано, привело к тому, что Веру он встретил в состоянии крайнего недовольства. Очень сильного недовольства и раздражения, но — будучи человеком исключительно вежливым — он ее все же принял и даже потратил час с лишним на обсуждение нового ее проекта. И даже потратил изрядное время на изучение предлагаемых ею способов синтеза продукта:

— Вера, откровенно говоря, мне кажется, что вы несколько усложнили процесс синтеза. Конечно, вот эти два этапа легко провести с использованием уже разработанной у нас аппаратуры, но ведь можно их вообще избежать. Смотрите, если на этом этапе в качестве сырье брать не бензол, а фенол…

— Владимир Николаевич, действие препарата основано не на его химической формуле, а вообще определяется тем. каким образом он разлагается. Я прекрасно понимаю, что воссоздать химическую формулу можно четырьмя или даже пятью различными способами, но препарат изначально должен, для того, чтобы правильно разлагаться, обладать нужной планарной хиральностью, а в предлагаемом вами пути синтеза гидроксильная группа OHC3 прицепится не здесь, а здесь — и распад препарата не даст нужных организму радикалов, то есть он окажется просто бесполезным.

— Хм… а какую вы предполагаете получить пользу от него?

— Какую? В прошлом году в стране по разным причинам умерло три с лишним миллиона человек, и из них не менее миллиона из-за сердечно-сосудистых заболеваний.

— А какое…

— Когда-то давно, еще в двадцать шестом, я посоветовала товарищу Куйбышеву регулярно принимать аспирин, и он моего совета послушал. Потом я разработала, практически специально для него, быстрорастворимую форму препарата, не приводящую к кровотечениям в желудке, и он — этот аспирин глотая — прожил на пять лет дольше… по расчетам на пять лет. Так вот, если бы у нас был тогда этот препарат, то ему здоровья хватило бы еще лет на пять, а то и больше: медицинский эффект у него немного сильнее, чем у аспирина, а вот вреда организму вообще никакого. Сейчас проводят его клинические испытания в нашем Медуправлении, скоро они эти данные подтвердят. Так вот, если мы этот препарат в медицинскую практику внедрим, то с гарантией полумиллиону человек в год мы сможем подарить лет по пять, а то и по десять полноценной и счастливой жизни. Лично я оцениваю потребность в препарате… им придется кормить порядка трех миллионов человек… минимум трех миллионов, и на каждого потребуется примерно по двадцать пять — тридцать граммов в год. Проще говоря, нам нужно его производить примерно семьдесят пять тонн ежегодно, а в лаборатории я смогу его изготовить хорошо если по паре граммов в неделю. Ну по пять граммов…

— И вы считаете…

— Да, и чем раньше мы начнем его массовое производство…

— Это я уже понял и осознал. Я другое спросить хотел: вы считаете, что лучше всего препарат производить в Сызрани? Я к тому, что в таком случае мне стоит задуматься об учреждении филиала «Химавтоматики» там, рядом с химкомбинатом.

— Тоже неплохо будет, ведь я пока даже не очень хорошо себе представляю, что еще из сланца полезного выковырнуть получится. Но этим можно будет и попозже заняться, скажем, уже зимой.