В Комсомольске Вера почти все время работала бок о бок с Виктором и днем, и вечером: он как раз был разработчиком той оснастки, с помощью которой приклеивалось стекло к раме кабины самолета, а после окончания рабочего дня они вместе сидели в комсомольском КБ, думая, как все же заставить тупую машину аккуратно заклеивать трубочку с порохом. И когда обе работы были практически закончены, он вдруг сказал:

– Ты завтра паспорт на работу захвати.

– Зачем?

– А обед сходим в ЗАГС и распишемся. Мы же оба не хотим друг с другом расставаться? А если жена захочет переехать с мужем, то ее не имеют права с работы не отпускать.

– Или муж захочет уехать к жене. У меня паспорт всегда с собой, а почему именно в обед?

– Днем в ЗАГСе народу нет никого, управимся за десять минут…

Не было никаких «признаний в любви до гроба», ни «поцелуев украдкой», ни даже букетика цветов, сорванных с городской клумбы – просто иногда так случается, что никакие особые слова и никакие ритуальные действия вообще не нужны, поскольку людям и без них все абсолютно ясно. А когда ясно становится сразу двоим…

Когда они вышли из ЗАГСа, Виктор первым делом сказал молодой жене:

– Идем быстрее, до конца обеда двенадцать минут осталось. Но ты не волнуйся, ребята обещали нам пирожков в столовой взять, перекусим чаем с пирогами когда перерыв образуется. А почему ты не захотела фамилию менять?

– Слишком много документов тогда исправлять бы пришлось, а заниматься этим и некогда, и не хочется. Опять же: Вера Андреевна Андреева звучит немного смешно. А тебе это так важно?

– Да нет… просто все вокруг обычно меняют…

– Но мы-то – не все! Мы с тобой вообще уникальные. В особенности я: я паспорт, похоже, в ЗАГСе оставила… а, нет, просто в другой карман сунула. А с чем пирожки-то будут?

На следующее утро, когда Виктор пришел на работу, его вызвали в отдел кадров и там вручили трудовую книжку с записью о том, что он уволен «в порядке перевода в кадровую службу НТК». А на естественный вопрос «это в их отдел кадров что ли?» кадровик со снисходительной усмешкой сообщил, что это всего лишь означает, что в НТК «потом решат», куда его на работу отправить.

Виктора это даже не расстроило, ведь наверняка ему предстоит работа рядом с этой милой девушкой… то есть рядом с женой уже, а возможно – и вообще на одном с ней предприятии. А раз уж у жены начальство оказалось настолько могучим – то это вообще хорошо. Ну в этом Тугнуйске ему работа наверняка найдется, ведь если они такие установки заказывали, то наверняка и какие-то новые придумают. Да и эту нужно будет наладить и, скорее всего, прилично доработать: Вера говорила, что таких «колечек» потребуются сотни тысяч, а машинка лепила их одну за две секунды… Ну, в крайнем случае, можно еще несколько таких же изготовить…

Впрочем, размышления о начальниках жены его сильно не занимали: нужно было быстро распорядиться немудреным имуществом (для чего его уже начальник производства даже разрешил взять нескольких человек для переноски пожиток: он тоже откуда-то знал, что Виктор получил предписание «улететь» в час дня), так что минимальное количество мебели из холостяцкой его квартиры быстро нашло новых владельцев. Которые – как раз уже все люди семейные – в один голос обещали ему деньги за нее переслать как только он новый адрес сообщит, а на его отнекивания лишь хмыкали и вымучивали из него обещания, что уж адрес-то он точно им скажет. Но вот когда все дела были сделаны и выделенный заводом автомобиль доставил молодоженов на аэродром, у голову Виктора закрались смутные сомнения. Да и то не сразу.

В аэропорту Виктор был впервые, хотя это здание и видел чуть ли не каждый день: оно стояло на противоположном от завода конце аэродрома. Оказалось, что изнутри аэропорт довольно красив, а через широкие окна прекрасно видно взлетную полосу. И садящийся на эту полосу ВМ-36, который раньше он видел только на картинке в журнале. Самолет подкатил к самому зданию, из него вышел пассажир – один, и Виктор с некоторым удивлением узнал в нем Павла Сухого – того самого конструктора, чьи самолеты делались на заводе. Его Виктор раньше уже видел, когда тот приезжал на завод когда производство машины только начиналось – но лишь издали.

А тут увидел практически в упор: товарищ Сухой увидел улетающих пассажиров и подошел к ним с радостной улыбкой:

– Вера Андреевна! Говорят, вы разобрались с проблемой приклеивания стекол. Что там было-то? Если такая проблема повторится на других заводах…

– Не повторится, с клеем все в порядке. Просто тут рабочие делали все по инструкции, поверхности ацетоном перед склейкой обезжиривали…

– А что, не надо было? Или лучше бензином?

– Проблема в ацетоне. Здесь его брали с местного завода, на котором уголь выжигали древесный для литейки судостроительного. Но дровосеки ацетон разливали по бутылкам, которые брали в магазинах, то есть в возвратную тару. И в некоторых бутылках в крышки для герметичности прокладки из пищевого каучука какие-то идиоты запихивали, а он в ацетоне неплохо растворялся. Вот стекло и приклеивалось, но не к раме, а к тонюсенькому слою мягкой резины. Хорошо еще, что таких крышек все же немного было, иначе завод вообще ни одного самолета сдать бы не смог. Я среди дровосеков воспитательную работу провела по поводу недопустимости использования таких крышек…

– Понятно, после вашей воспитательной работы, я уверен, такое не повторится. А вы сейчас в Москву?

– Нет, нужно в Тугнуйске мужа с сестрой познакомить.

– У вас и сестра есть?

– Нет, это его сестра, но она еще не знает, что он мой муж.

– А… тогда я вас поздравляю! И… я потом к вам заеду с подарками, и с вопросиками по черному текстолиту – а сейчас прошу извинить: на заводе ждут.

– Конечно-конечно, да и мы спешим. До свидания!

– Вер, а откуда ты Сухого знаешь?

– Это он меня знает. Я же химик, а в самолете сам знаешь, сколько всякого резинового и клеёного. Что стоишь? Бери чемодан и баулы свои, пошли садиться: самолет ждать не будет.

– Да не спешите вы так, Вера Андреевна, – с усмешкой произнес подошедший летчик. Военный, с тремя шпалами в петлицах. – Сейчас все наши подойдут и мы вещи ваши сами погрузим. Нам еще заправляться… где-то через час полетим. А вы не знаете, где тут людям подзаправиться можно? У нас, конечно, бортпаек имеется, но, откровенно говоря, нужно его немного разнообразить.

– Вам же запрещено на работе принимать пищу в несертифицированных точках общепита.

– А на аэродроме…

– Тут заводские испытатели истребители облетывают. Самый продолжительный рейс – полчаса, до аэродрома – максимум две минуты лета. Можно хоть молоко с селедкой перед вылетом употребить: до толчка все равно долететь успеют.

– Да я вообще не о том: услышал, что вы вроде замуж вышли… а на обед бутылки хорошего вина в бортпайке нет.

– Здесь, в Комсомольске, хорошего вина вообще нигде нет.

– Жалко… ну ладно. Примите наши искренние поздравления… без вина, мы за ваше счастье мысленно выпьем. Ну и по прилету, конечно…

В Тугнуйске молодые задержались практически до конца апреля. То есть Виктор две недели прождал доставки по железной дороге изготовленного в Комсомольске автомата, еще неделю налаживал его работу, потом помогал местным инженерам довести до ума станок, на котором делались хвостовики для мин. Все же он оказался инженером очень неплохим: после его «вмешательства» скорость изготовления этих хвостовиков увеличилась чуть ли не втрое: он придумал и сделал оснастку, которая позволяла приваривать оперение, не мучаясь с точной установкой каждого «пера» перед сваркой. Простенькая приспособа – но на заводе, где выделка мин изначально вообще не предполагалась, ничего похожего вообще не было.

Но это Виктор – а Вера постоянно моталась то по комбинату, то уезжала куда-то под Верхнеудинск: там строился огромный склад боеприпасов и девушка налаживала там установку каких-то придуманных ею противопожарных приборов. И вообще она еще в самолете сказала «официальному мужу»: