— А остальные химикаты?

— Тоже можно из нефти делать, а гексаген — вообще лучше из газа. Например, в Баку его пока избыток, так почему бы этот газ не пустить на благое дело?

— В Баку… Боюсь, там должную секретность обеспечить будет очень трудно…

— Практически невозможно, — тут же добавил Лаврентий Павлович, — там товарищ Багиров до сих пор британских шпионов пригоршнями собирает.

— А не надо там делать взрывчатку, пусть перегоняют газ на формальдегид. А возить можно полиформальдегид или его там же, на месте, перегонять на уротропин. Пусть враги думают, что у нас много народа страдает расстройством мочеиспускания…

— Ну у вас и идеи… Лаврентий, займешься?

— А денег…

— Изыщем, а вы, Вера Андреевна… а у вас кто-то сможет достаточно быстро потребные сметы приготовить?

— Изыщем, — лучезарно улыбнулась Вера.

— Вот ведь зараза языкастая! — пробурчал Берия, но эта реплика лишь добавила всем веселья. Которое уже через несколько секунд погасло:

— А вообще-то я хотел с вами немного о другом поговорить. Мне сказали, что вы предполагаете, что в следующем году в стране будет сильная засуха…

— Не предполагаю, а практически убеждена в этом. Статистика — наука довольно точная, в России засуха каждые одиннадцать-двенадцать лет случается… это как-то с активностью Солнца связано, но я про эту активность лишь где-то читала и уверенности в причинах засухи у меня нет. А вот в том, что она случится — есть.

— Понимаю, а вот ваши предложения о методах борьбы с последствиями несколько… смущают.

— Я, Иосиф Виссарионович, всего лишь маленькая девочка, а дети, как известно, существа довольно жестокие. Но если гнилые отмазки не лепить… НТК организовал кучу подсобных хозяйств и собрал в них, прямо скажу, наиболее трудоспособную часть крестьянства. Не лучшую его часть, но все же людей, тяжелой работы не боящихся. И вот эта часть… обратите особое внимание, включающая всего лишь полторы сотни тысяч человек, уже в этом году умудрилась собрать чуть больше трех миллионов тонн зерна.

— Которые вы предлагаете распихать по амбарам, в то время как стране денег не хватает!

— Ну уж всяко лучше, когда не хватает всего лишь денег, чем когда не хватает людей. Я что-то не очень радуюсь, глядя на то, как люди с голоду помирают. Ну так вот, за зиму НТК перетащит в свои подсобные хозяйства еще столько же народу… нет, в следующем году они двое больше зерна не соберут, очень хорошо будет, если они хотя бы столько же зерна получат… но в результате у нас будет запасец в пять миллионов тонн.

— А стране нужно минимум двадцать…

— Не будет у нас двадцати миллионов, можно даже и не мечтать об этом. Но тут опять нужно иначе считать: в этом году всего собрали и соберут почти шестьдесят миллионов — это не считая продукции НТК. Государство из урожая хочет забрать как раз двадцать миллионов, а остальное крестьяне все же сами сожрут.

— Ну… да.

— Но проблема в том, что не столько сожрут, сколько сгноят. Уже сейчас почти двадцать процентов собранного в пищу непригодно: зерно поражено головней, спорыньей, грибками разными. А в следующем году будет только хуже: я вон Лаврентию Павловичу говорила, что мужик — в особенности мужик из черноземных регионов — жаден, глуп и ленив. Посмотрите сами: поля засорены до невозможности, зерно перед посевом не травят — и в результате в следующем году мы в потери минимум треть урожая отправим!

— А вы предлагаете…

— А я предлагаю таких жадных, глупых и ленивых оставить в покое. Не хотят зерно по хлебозаготовкам сдавать государству — пусть не сдают. Но если норматив по заготовкам не выполнен, то и пусть на помощь от государства тоже не рассчитывают. Пусть жрут то, что сами себе запасли, мы плакать не будем. Вот только детей… думаю, лет до двенадцати-четырнадцати, нужно будет от голода спасать. Но спасать их тоже нужно самым простым способом: забирать в лагеря детские, детдома — и все это обустроить где-нибудь подальше от жадных и глупых родителей. Чтобы они потом сами не превратились в таких же охреневших мразей…

— Думаете, это спасет страну от голода?

— Это спасет от голода нормальных людей. А чтобы все же людей побольше спасти, нужно полностью свернуть торговлю зерном с зарубежными странами и все это зерно отправить в хранилища.

— На это мы пойти точно не можем, стране нужна валюта чтобы индустриализация продолжилась!

— А я для чего валюту зарабатываю? Мы продали в том году примерно пять миллионов тонн, получили меньше полумиллиарда золотых рублей за зерно…

— Вы считаете, что эта сумма не имеет значения?

— Имеет, но только если речь не идет о паре миллионов потенциальных трупов советских граждан. А вот если взять всего лишь отдельную Марту Густаффсон… она сейчас каждый месяц женских прокладок продает по двадцать миллионов пачек, и выручка от десяти миллионов идет непосредственно в наш карман. А это уже, если в золотые рубли перекладывать, двадцать пять миллионов. В месяц, и только от прокладок! И еще почти вдвое больше мы выручаем за стиральный порошок, а всего Марта всякого синтетического, на наших заводах выпускаемого, продает столько, что я получаю от нее почти по восемьдесят пять миллионов в месяц — только от Марты, а ведь еще Электролюкс нам денежку несет за холодильники. Немного, там выходит всего-то порядка двадцати миллионов в год, но ведь это тоже какие-никакие, но деньги. То есть НТК, торгуя газом и углем, стране приносит валюты вдвое больше, чем вся зерновая торговля. Еще денег надо? Я еще чего-нибудь придумаю такого, без чего буржуи жить не смогут…

— Ну… хорошо, прекратим мы зерновую торговлю. А зерно-то где хранить будем?

— Изыщем, — Вера мгновенно успокоилась и снова широко улыбнулась. — Вообще-то в подсобных хозяйствах уже зернохранилищ настроено столько, что в них и десять миллионов тонн заложить можно. С трудом, конечно, с перегрузом — однако в них зерно точно не испортится. Правда, могут испортиться воры, которые попытаются его украсть… окончательно испортиться, вплоть до летального исхода — но так им и надо. А если проблемы в целом рассматривать… в этом году НТК на Псковщине и Вологодчине тоже заберет под подсобные хозяйства пару тысяч колхозов, обеспечит их техникой, удобрениями — и там тоже урожаи приличные соберет.

— Там же зерновые…

— Там все поля следующей весной засадим картошкой и брюквой. Поля, конечно, мы угробим изрядно, но за пару лет потом это дело исправим.

— Картошкой?

— Тут товарищ один, Лорх его фамилия, вывел лет десять назад интересный сорт. Урожайность — минимум двести пятьдесят центнеров с гектара, а то и за триста. Правда, чтобы ее получить, урожайность эту, нужна техника — но вот как раз НТК ее и обеспечит. Я правильно говорю, Лаврентий Павлович?

— Ты всегда говоришь так, что хочется тебя сначала стукнуть больно, а потом вообще расстрелять за антисоветчину. Но так как ты все это говоришь не всем, а только мне… и Иосифу Виссарионовичу, то пока живи… непоколоченная.

— Спасибо. И напоследок: когда все эту засуху увидят — я мужиков имею в виду — то народ начнет ломиться из деревень в города, куда-нибудь в промышленные районы. Но там они вообще никому не нужны, так что…

— Ну, продолжай, — Сталин даже перестал к Вере на «вы» обращаться, вероятно, под впечатлением от ее финансовых выкладок.

— Нужно таких мужиков будет отлавливать и отправлять куда-нибудь в Сибирь и на Дальний Восток. Ну, тех, кто с семьями побежит, конечно. И не насильно отправлять, а тех, кто будет готов, чтобы с голоду не помереть, усердно поработать. Там-то, опять же по статистике, засухи особой не будет, а работы очень много.

— И, думаешь, много на переселение согласятся?

— Не знаю, но точно знаю: тех, кто не согласится, нужно будет обратно в родные деревни отправлять. Пусть спокойно и лениво дохнут с голодухи, нам такие мужики нахрен не сдались. Я имею в виду, Советскому Союзу. Стране нужен народ трудолюбивый…

— Какая-то у тебя не девочка, а злобная тварь выросла, — сообщил вечером Сталин Лаврентию Павловичу, — к рабочему классу относится как…