— Война… война не начнется, а я ничего не нанюхалась. Просто переволновалась: мне нужно было ехать с докладом к начальству, а что докладывать, я даже придумать не смогла. Работы-то ведутся, а вот когда результат будет — один бог знает.

— И это мне говорит секретарь комитета комсомола НТК! Как вам только не стыдно, вы должны твердо знать, что бога нет! — врач произнес это строгим голосом, но глаза его улыбались.

— Не стану оспаривать ваш тезис, ведь он лишь усиливает мой: когда будут выполнены работы, не знает вообще никто. А мне за работу отчитываться!

— Вы меня успокоили: вижу, что мозговая деятельность не нарушена. — Доктор пододвинул стул поближе к кровати, сел, взял Веру за руку. — И пульс, гляжу, теперь нормальный. Но вы все же выпейте вот это…

— Это что?

— Всего лишь раствор глюкозы. Он вам сейчас крайне показан: привезли вас с пульсом едва слышным, а глюкоза поможет сердцу успокоиться и заработать в полную силу.

— Мне бы сейчас не пить, а наоборот…

— И это организуем. Маша! — позвал он кого-то из коридора, — помоги Старухе дела свои справить… но только сначала все же выпейте. А если не донесете — так больница это, тут всякое случается и стесняться вам не нужно. А я вас подожду тут, еще раз внимательно осмотрю…

Когда Вера в сопровождении сиделки вернулась в палату, заметно повеселевший доктор ей сообщил:

— Я уже Лаврентию Павловичу оттелефонировал: он велел сразу же сообщать, если ваше состояние поменяется. Так что вам беспокоиться больше не следует: начальство знает, почему вы к нему с отчетом не прибыли и наоборот, о здоровье вашем волнуется… я гляжу, даже больше чем вы сами. Вы голод не чувствуете?

— Пока нет. Ладно, поеду домой: вечером-то дороги пустые, быстро доеду.

— А я вас никуда не пущу. Это вы там, — доктор махнул рукой в сторону окна — главный комсомолец НТК и распорядитель завода, а здесь, в больнице, вы обычный пациент и должны слушаться врачей. Даже Лаврентий Павлович распорядился: если вы нас слушать не станете, сразу ему лично жаловаться, а уж он на вас управу найдет. Зачем вам еще раз волноваться? Мы вам сейчас все же ужин… легкий ужин принесем, поедите, выспитесь — а утром уж решим, что с вами дальше делать. Откровенно говоря, я бы вас вообще на отдых отправил, куда-нибудь на море…

— Там сейчас холодно и сыро.

— Не везде, на Фуэртевентуре или Тенерифе и тепло, и даже в море купаться приятно… но это так, в порядке пустого разговора…

— Тогда зачем и говорить? Все равно никакого отпуска мне сейчас не светит: учебный год, студента нужно в человека превращать. Разве что летом…

— Но вы обязательно о летнем отпуске подумайте… вот, уже и ужин принесли. Я вас покину, а вы поужинайте — и спать ложитесь. Я к вам снова часиков в семь наведаюсь…

Засыпая, Вера еще раз прокручивала в голове события этого дня. Она и раньше иногда думала о том, что вполне может встретить «себя из другой жизни», но думая об этом, она не предполагала, что это может так ее взволновать. «Своего» мужа она похоронила, много лет назад похоронила — а этот… Этот был не ее мужем, а мужем «другой» Веры Андреевны — а к ней отношения ни малейшего не имел. У него было своя жена, старше его на два года — и «нынешняя» Вера на него не имела никаких прав. И, как вдруг поняла Старуха, к этому мужчине у нее и чувств не было! Просто он «был похож» на ее мужа в молодости, вот воспоминания и нахлынули — воспоминания о другом человеке, который вот уже пятнадцать лет как ушел…

А вот к «той» Вере Андреевне… Вера вдруг подумала, что она сейчас может сильно — и в лучшую сторону — изменить ее жизнь. Вспомнила, как они горевали с мужем, что детей у них не было — а гораздо позже, когда уже она оформлялась на постоянную работу в школе и прошла требуемый для такой работы полный медосмотр, врач-гинеколог как-то мимоходом заметил:

— А вас тут мелкая проблема… но на нее внимания можно не обращать, это только молодым она не дает ребенка родить.

— Мелкая?

— Очень мелкая. Да и для молодых… операцию, которая все исправить может, немцы еще в начале века придумали, там дел-то на десять минут… правда, в начале века она тоже не особенно популярна была, из-за возможного сепсиса. А вам ее и делать нужды нет.

Тогда да, делать операцию смысла точно не было, а вот сейчас… Но как этой милой женщине помочь-то? И, думая об этом, Вера спокойно уснула.

Утром сиделка, принеся завтрак, выдала много интересной информации. Сказала, что в больницу ее привезла какая-то женщина, «на таком же, как у вас, автомобиле, только разноцветном», и что привезла буквально «в последний момент»: доктор ей тогда сделал укол камфоры и из-за этого Вера, скорее всего, и жива осталась. А доктор, проведя после завтрака новый осмотр, измерив пульс и даже давление (Вера с удивлением увидела у него уже отечественный сфигмоманометр), решил, что ее можно из больницы все же отпустить. Решил — но все равно лично проводил ее до ворот завода…

На заводе все оказалось просто: уже через десять минут Вера узнала, что «на том автомобиле» приезжал военпред из ВВС с направлением от товарища Баранова — а дальше все оказалось еще проще. Уже через час Вера с грацией слона вломилась в Управление ВВС и добилась аудиенции непосредственно у Петра Ионовича:

— Петр Ионович, к нам вчера на завод приезжал от вас военпред, мне необходимо срочно его разыскать. Где я его могу найти? Желательно вообще сегодня.

— Девушка, а вам не кажется, что вы хотите узнать то, что знать вам не положено?

У Веры было много разных удостоверений: Первого секретаря комсомола НТК, Управляющей Лабораторным заводом, Инспектора химпрома НТК — но к Баранову Вера пришла, показав удостоверение заведующей кафедры полимеров МГУ.

— Не кажется. Этот военпред приехал, как мне сказали, изучить возможность получения оборудования для производства новой авиационной ткани. Ткани, которую придумала лично я — а вот этому вашему военпреду мои сотрудники информацию дали… скажем, не совсем верную.

— Сотрудники вашей кафедры? — удивился Баранов. — Какое отношение…

— Сотрудники моего завода, — Вера, порывшись в карманах, достала и удостоверение Управляющей заводом. — Ваш, извините за выражение, военпред не предоставил документы, дающие ему доступ к государственной тайне, но я уже проверила и считаю, что такой доступ НТК ему предоставить может. А в свете этого мне просто необходимо ему кое-что сообщить, причем срочно.

— Я не уверен…

— Вас не затруднит поднять трубку телефона и связаться в Председателем НТК? Он вам все немедленно и объяснит.

Спустя пять минут у Веры появился адрес так заинтересовавших ее людей: они сейчас проживали в Яхроме, где ВВС оборудовало новую «техническую базу», и где — среди всего прочего — военные летчики захотели и небольшую фабрику по выпуску столь интересного «полотна» организовать…

Сразу после Баранова Вера отправилась в университет, но не на занятия, а в университетский «преподавательский» буфет, в котором вот уже больше года (и после долгих споров со Старухой) ежедневно делали разнообразные пирожные и (специально для Веры, ну и по заказу иногда и для других преподавателей) пекли ее любимый торт «Захер». Причем торт пекли каждый день, хотя Вера его себе брала лишь пару раз в неделю — но продукт не пропадал: если Вера его не забирала, то его просто резали на кусочки, которые со свистом разлетались среди любителей сладкого. Но в этот день торт еще порезан не был, и Вера, забрав его, отправилась прямиком в Яхрому.

В Яхрому было ехать не особо близко, но Веру это заботило крайне мало: еще в больнице врач передал Вере указания Лаврентия Павловича о том, что она «принудительно отправляется в отпуск до конца недели» со строгим приказом «отдыхать» А вот о форме отдыха ничего сказано не было, так что Вера выбрала наиболее привлекательный (для нее здесь и сейчас) способ. И не пожалела: «Настоящая» Вера Андреевна оказалась дома, а муж ее был «до вечера на стройке», так что обстоятельно побеседовать с «прототипом» Вере удалось.